Богдан Сушинский - Севастопольский конвой
– Как в свое время вели себя вы. Правда, я чувствую себя вашим должником: вы проявили гуманность к человеку, которому ничем не были обязаны и которого следовало тут же передать контрразведке. После допроса я настою, чтобы вас поместили в обычный лагерь для военнопленных, который расположен неподалеку отсюда, под Очаковом. На окраине этого городка тоже создается лагерь, однако здесь найдется немало пленных, которые сразу же узнают вас. Поэтому вы пробудете здесь, в изоляторе, всего двое-трое суток, то есть до того дня, когда представится случай переправить вас в основной лагерь.
– Логично.
– Само собой разумеется, что ни по каким документам вы не будете проходить под именем Черного Комиссара. И что начальник лагеря будет предупрежден об особом интересе к вам со стороны командира дивизии и контрразведки. – Майор недовольно покряхтел; не так уж и много чести в том, чтобы представать перед остальными пленными в роли человека, находящегося под покровительством вражеской контрразведки, однако терзания пленного Николае не смущали. – А теперь о самом главном: если после того как Одесса будет сдана, вы решитесь перейти на нашу сторону, мы с полковником Нигрескулом, который, кстати, вот-вот получит чин генерала, поможем вам в этом.
– Буду иметь в виду, – сдержанно и неопределенно отреагировал Гродов.
32
Когда после возвращения вождя из поездки в Италию и Германию личный порученец опять появился в кабинете Антонеску со своей «коронной папкой», у него создалось впечатление, что разговор их прерывался лишь на несколько минут.
Кого-то Антонеску напоминал полковнику в эти минуты, кого-то он ему напоминал. Но кого именно? Лишь когда маршал неспешно прошелся за спинкой кресла, от стены к стене, и остановился рядом со столом, адъютант понял: в эти минуты вождь нации явно подражает другому вождю – только уже не нации, а «всех времен и народов» – Сталину. Такому, каким Антонеску не раз мог видеть его на экране, в документальном фильме о Джугашвили, подаренном ему в Берлине – то ли Гиммлером, то ли самим фюрером. Возможно, все-таки фюрером, который и сам в каких-то моментах старался подражать «дуче коммунистов».
Что же касается кондукэтора, то, хотя он и не говорил на русском, но достаточно хорошо знал этот язык, чтобы воспринимать речь советского диктатора, улавливая его интонации и характерный акцент.
– Господи, мог ли я предположить, что под моим командованием оказалась не армия легионеров, наследников славы римских легионов, а крестьянский сброд? – в голосе маршала в самом деле прозвучали нотки безысходности.
– Тем не менее территория, которую эта армия освободила от русских коммунистов, равна территории самой Румынии, – попытался трезво рассудить полковник, однако вождь нации уже не слушал его, поскольку вновь погрузился в чтение. Поняв это, адъютант облегченно вздохнул.
Из донесения вытекало, что в результате фланговых ударов русских части румынской армии были не только выбиты со своих позиций, но и полностью окружены в ночь с первого на второе октября в районе поселка Дальник и ближайших к нему населенных пунктов. И если эти части все еще держатся, то лишь потому, что неплохо действовала авиация, которая должна была поражать воображение противника своей массовостью.
Из данных штаба военно-воздушных сил следовало, что в день развертывания русского десанта в Восточном секторе обороны города действовало девяносто четыре самолета, из них – тридцать два бомбардировщика. Кроме того, в попытках деблокировать наземные части румынское командование ежедневно привлекало до шестидесяти самолетов. Причем некоторые совершали по два-три вылета в день.
– Война еще только разгорается, а русские уже успели высадить два крупных десанта и несколько мелких, солдаты каждого из которых наносили нашим войскам серьезные уроны, – угрюмо посмотрел маршал на своего личного порученца, дескать, как это следует понимать?
– Получается, что так, – развел тот руками, – наносили.
– Почему же ни наш генштаб, ни штабы полевых армий и флота до сих пор так и не организовали ни одного сколько-нибудь серьезного десанта в тылу русских?
– На следующей неделе мы планируем провести совещание командующих и начальников штабов армий и отдельных корпусов, а также авиации и флота, – осторожно напомнил ему полковник, стараясь избежать при этом прямого ответа на заданный маршалом вопрос. Тем более что ему, полковнику, пусть даже в должности адъютанта кондукэтора, отвечать на подобные вопросы главнокомандующего было как-то не с руки. – На нем можно затронуть и этот вопрос. Ведь, судя по дипломатическому натиску рейха, нам еще придется сражаться и в Крыму, и на кавказском побережье.
– Избежать этой участи нам вряд ли удастся – это уж точно, – признал маршал, – поэтому готовиться к разговору на этом совещании нужно очень серьезно. Причем всем без исключения.
– Я передам эту директиву начальникам штабов. Будут еще какие-то приказания?
– Нам известно имя советского офицера, командовавшего Аджалыкским десантом?
– Я знал, что вы поинтересуетесь этим, поэтому специально уточнил у начальника разведотдела 4-й армии. Как вы и предполагали, господин маршал, десантным полком морской пехоты командовал майор Гродов.
– Гродов? – поморщил лоб Антонеску, поскольку слова адъютанта, «как вы и предполагали…» были всего лишь тактической формулой.
– Вы правы, господин маршал, – в таком же духе пришел ему на помощь личный порученец. – Речь идет о том самом офицере, который в свое время командовал сначала десантом на наш берег Дуная, затем 400-й береговой батареей, а потом…
– Не трудитесь напоминать мне, адъютант, – жестко прервал его маршал, – где и чем командовал этот офицер береговой обороны русских.
– …Известный нам под оперативной кличкой Черный Комиссар, – самоубийственно рискуя, все же снова напомнил ему полковник.
– Да-да, именно так – Черный Комиссар… – проворчал маршал.
– По отношению к любому другому офицеру эта кличка так не прижилась бы, но к этому… Если честно, хотелось бы встретиться с этим майором Гродовым, Черным Комиссаром.
– Во время высадки его десанта, в штыковом бою? – мрачно ухмыльнулся маршал.
– Врагу не пожелал бы.
– Жаль, что я сразу же не отправил тебя, Питештяну, на фронт. Командиром полка, которому было бы приказано ликвидировать полк морской пехоты Черного Комиссара, – желчно изощрялся кондукэтор.
– По отношению к вашему лучшему адъютанту и земляку это было бы слишком несправедливо.
– Лучше объясни, почему это вдруг ты заговорил о Черном Комиссаре, полковник? Ну, выкладывай уже, выкладывай…
– Информация, правда, еще не проверена, но… Наш агент доносит, что вроде бы этот самый Черный Комиссар под Одессой исчез, пропал без вести.
– Уж не перешел ли на нашу сторону? – съязвил Антонеску, хищно улыбаясь.
– Это в самом деле было бы забавно. Однако таких сведений тоже нет.
– Какие же есть?
– Предполагают, что майор то ли погиб, то ли остался в какой-то пригородной деревне тяжелораненым. Словом, теперь он значится у русских как без вести пропавший.
– Говорите проще, полковник: есть сведения, что русские заблаговременно отправили его в одесское подполье в качестве командира диверсионной группы.
– А что, – вдруг удивленно взглянул на маршала его личный порученец, – такой ход русской разведки тоже возможен.
– Если он дважды командовал большими десантами в наш тыл, то почему бы не забросить его еще раз, теперь уже в качестве диверсанта?
– Вот только сведений об этом тоже не поступало. Разве что попал к нам или к немцам в плен, и теперь, чтобы уцелеть, выдает себя за простого моряка или солдата? Кстати, надо бы проверить.
Маршал задумчиво помолчал, покряхтел и, вернувшись за стол, глухим, под кавказский акцент кремлевского фюрера подогнанным, голосом произнес:
– Передайте начальнику разведки, что мы должны заполучить этого офицера. Повесим ли мы его впоследствии на центральной площади взятого нами города, превратим в плену в жертву пропаганды или же заставим служить инструктором нашей диверсионной школы – значения не имеет. Важно, чтобы этот человек не оказался ни во главе одесского диверсионного отряда, ни среди защитников Севастополя.
– Я свяжусь с полковником Нигрескулом, дивизия которого сражалась на том же участке, что и полк «Черного Комиссара». От вашего имени потребую, чтобы его люди выяснили судьбу майора. Вдруг он оказался среди пленных, но под чужим именем. Есть версия, что исчез он во время очередного рейда морских пехотинцев по нашим тылам.
* * *На следующий день, получив радиограмму от адъютанта маршала полковника Питештяну, комдив Нигрескул тут же потребовал к себе собственного адъютанта.
– Как это понимать? – спросил он, удивленно уставившись на Николае. – Почему Черным Комиссаром интересуется сам кондукэтор? Сам… кондукэтор!
