Богдан Сушинский - Севастопольский конвой
Капитан ушел, а в те минуты, которые остались до прихода к ним фельдшера, Жодин успел оценить его ход:
– Для начала, командир, вроде бы неплохо: и подозрение в том, что ты – Черный Комиссар, отведено, и вообще…
– …И вообще из этого знакомства можно будет извлечь кое-какую пользу, – завершил его мысль Гродов.
Под усиленным конвоем их отвели в лазарет, устроенный в том же помещении, в котором, как свидетельствовала пробитая пулей вывеска, когда-то находился сельский фельдшерский пункт. Там им промыли и обработали раны – как оказалось, у Жодина пуля прошла по касательной, – перебинтовали и даже напоили кипятком.
Прежде чем их посадили в крытую немецкую машину, к Гродову подошел невысокий, плотного телосложения лейтенант.
– Мне сказали, что вы неплохо владеете румынским, ефрейтор.
– В чем нетрудно убедиться, – сдержанно заметил Гродов.
– Я командир того самого разведвзвода, который задержал вас. И мне же приказано доставить вас в разведотдел штаба дивизии.
– И что вам мешает сделать это? – поморщившись, спросил Гродов.
В зеркале, подвешенном на стене лазарета, майор увидел человека в чалме из бинтов, и теперь время от времени возрождал это странное видение, представляя себе, как он выглядит в глазах вражеских офицеров.
– Хочу задать вопрос. Не в виде допроса, а просто из любопытства. Вам приходилось встречаться с Черным Комиссаром?
– Насколько обычный ефрейтор может встречаться с командиром полка. Видел его на позициях, видел в бою.
– Вы тоже участвовали в высадке десанта в районе Аджалыка?
– Общеизвестно, что в нем участвовал весь полк.
– И Черный Комиссар высаживался вместе со всеми?
– Естественно. Я так понимаю, что вам хотелось бы встретиться с ним в бою; особенно – в штыковом или в рукопашном?
Лейтенант уловил в его словах явный подвох, зло сверкнул глазами и приказал конвоирам:
– В машину их. Связать. В местечко, в штаб дивизии. За малейшее неповиновение наказывать пинками.
Двух связанных моряков охраняли четыре румынских солдата. Еще два солдата сопровождали машину на мотоцикле.
– Если бы они знали, кто к ним попал в действительности, – едва слышно, сквозь зубы, процедил Жодин, демонстративно сплевывая на носок ботинка ближайшего румына, – наверняка конвой состоял бы из целой роты.
– Среди них могут быть молдаване, – предупредил его Гродов, напоминая, что все они в той или иной степени знают русский.
Перед тем как передать пленных диверсантов армейской контрразведке, их действительно пожелал видеть сам командир дивизии Нигрескул – поджарый, с высокомерным взглядом и правильными чертами лица, в которых отражалась мужская красота его римских предков.
Через адъютанта начальник конвоя подал полковнику листочек, на котором были указаны фамилии и армейские чины пленных, причем напротив фамилии ефрейтора Малюты стояла приписка: «Владеет румынским. Румын по матери».
Первым как старшего по чину вызвали сержанта Жодина. В роли переводчика выступал адъютант командира дивизии, его племянник Николае Нигрескул. Сержант сразу же понял, что бывший пленник не узнал его, хотя должен был бы, ведь виделись же.
– Сколько вас было в группе? – мрачно поинтересовался полковник.
– Трое «работали» ваш штаб, еще столько же «инспектировали» десантные плавсредства, – спокойно ответил сержант, придерживаясь той версии, которую они с майором выдвинули, чтобы избежать несогласованности в показаниях, а значит, излишних побоев.
– Кто возглавлял группу?
– Лейтенант Катков. Не знакомы с таким?
Полковник вопросительно взглянул на Николае. Тот решительно покачал головой и тут же заметил:
– Из допросов других пленных мы знаем, что такого лейтенанта – Каткова, у вас в полку нет.
– Не было. Из новых он, из пополнения. Подбросьте до расположения полка – лично познакомлю, – азартно улыбнулся Жодин. – Чайку попьем, за жизнь поговорим.
Тщедушный младший лейтенант даже не стал переводить его слова полковнику, а лишь нервно подергал правым уголком губ, что для полковника было верным признаком того, что племянник нервничает. Нигрескул понимающе метнул взгляд на пленного, затем снова на адъютанта и решительно повел подбородком в сторону двери. Конвоиры прикладами тут же вытолкали пленного в приемную.
* * *…Взгляды, которые скрестили при встрече Гродов и младший лейтенант Николае Нигрескул, в самой сути своей были неравноценными. Десантник знал, кто перед ним предстанет, поэтому, метнув снисходительно-ироничный взгляд на адъютанта, тут же решительно перевел его на полковника. Но тот уже заметил, как расширились глаза племянника и как он застыл с полуоткрытым ртом. Полковник прекрасно знал, кто и каким образом освободил Николае. Он, конечно, потребовал от адъютанта не распространяться о подробностях. Официально его племянник вообще не был в плену, а просто прятался на ничейной земле, в одном из оврагов, под носом у противника. Что же касается работы на перешейке похоронных команд, то приказ о них адъютант комдива издал по собственной инициативе, а не потому, что этого потребовал Черный Комиссар. То есть спасая репутацию своего племянника, комдив таким образом спасал и собственную.
Но таковой была всего лишь официальная версия. А теперь, глядя на изумленное лицо Николае, полковник понял – перед ними не ефрейтор Малюта, как написано во врученной ему бумажке. В сети попался сам майор Гродов, Черный Комиссар, о котором, вернувшись из плена, Николае говорил с блеском в глазах, как о человеке, которому хотел бы подражать. Он так и сказал тогда: «Я буду гордиться, что из плена меня освободил сам Черный Комиссар».
Пренебрежительным движением руки выставив за дверь конвоира, полковник пристально всмотрелся в фигуру пленного. А что, вроде бы все сходится: рослый, плечистый, смуглолицый, держится вызывающе спокойно, владеет румынским языком… Что еще он мог знать об этом человеке? Ах, да, прекрасно владеет приемами рукопашного боя. Однако сейчас эту его способность лучше не проверять.
– Думаю, лучший выход из ситуации, – проговорил полковник, пытаясь не встречаться взглядом ни с племянником, ни с майором – тут же расстрелять его.
Произнеся это, командир дивизии вызывающе уставился на Гродова: как тот отреагирует.
– Мы не можем так поступить с этим человеком, господин полковник, – вскинув подбородок, произнес Николае.
– Разве что он опустится на колени и попросит подарить ему жизнь.
Прошло несколько мгновений напряженного молчания. Гродов смотрел на полковника холодно и вызывающе. В эти мгновения мозг бойца прокручивал варианты завершения сцены: врагов двое, конвоиры – за дверью, второй этаж, здание в центре местечка, двор охвачен каменной оградой… Побег не удастся, это ясно, зато умереть можно достойно.
– На колени он не опустится, господин полковник, – ворвался в его размышления угрюмый голос Николае. – Но и расстрелять мы его не можем, это было бы не по-рыцарски.
– «Не по-рыцарски»?! – поползли вверх брови полковник. – Ты что, так и не понял, что попал на войну, а не на рыцарский турнир? Или для того, чтобы ты наконец прозрел, мне следует отправить тебя в окопы, на передовую, командиром пехотного взвода?
– Не сомневаюсь, что именно так вы и поступите, дядя, – собрав остатки мужества, произнес Николае.
– Здесь нет дяди, – астматически задыхаясь, произнес полковник. – Перед тобой не дядя, перед тобой – командир дивизии, у которого тебе положено служить адъютантом. – Нигрескул подошел к столу, взял и вновь швырнул на стопку бумаг карандаш и, опустившись в кресло, несколько мгновений молчал, глядя в запыленное окно. – Ладно. Уведи этого, – заглянул он в бумажку, – ефрейтора Малюту и лично допроси. Но в присутствии офицера контрразведки! Дальше решай сам. Однако помни: мне известно только то, что в плен попал некий ефрейтор Малюта, никакого интереса для меня не представляющий.
– И никак иначе, господин полковник, – заверил его непутевый племянник, – никак иначе.
– И еще… Сразу же предупреждаю: отпустить его – не позволю. Разве что согласится служить Великой Румынии. Как-никак в его жилах тоже течет румынская кровь. Во всяком случае, так он утверждает.
Прежде чем отвести его в контрразведку, которая располагалась в соседнем особняке, младший лейтенант Николае пригласил майора в одну из штабных комнат, заставив выместись оттуда лейтенанта и унтер-офицера.
– В сонном бреду я не мог бы предположить, господин майор, что наша встреча состоится столь скоро и при столь необычных обстоятельствах, – молвил он, оставляя конвоиров за дверью, однако руки пленного по-прежнему были связаны за спиной.
– Что же в ней необычного? – спокойно отреагировал Гродов. – Находимся на одном театре военных действий, а на войне случается всякое. Хотя согласен: история наших отношений необычна. Приятно удивлен, что в сложившейся ситуации вы ведете себя достойно.
