Сергей Майоров - Последний долг
— Да! Слушаю вас!
— Здравствуйте. Это Браун.
— А-а, доброе утро, Федор Ильич! Вы решили?
— Да. Я согласен.
— Отлично. Полностью одобряю ваш выбор. Уверен, что разочаровываться вам не придется. Так… Сегодня у нас пятница? Что ж, отдохните уик-энд, а в понедельник, часиков в одиннадцать, я вас жду. Договорились?
Я хотел ответить, что выходные эти мне на фиг не нужны, и промолчал.
— Договорились? Жду. До встречи! Он повесил трубку.
Три дня тянулись мучительно медленно. Субботу я смог убить, отправившись в гости к своему однокласснику Мишке Рыбкину. Занял у него еще пятьдесят тысяч и потратил их на покупку продуктов. Мой долг Мишке вырос до опасных для безработного размеров. Я сказал, что с понедельника выхожу на работу, и он не стал напоминать о старом.
В тот же вечер до меня дозвонилась наконец Наталья. Я сообщил, что нашел работу. Она сначала обрадовалась, потом, когда я уточнил, что это частная охранная организация, разволновалась. Странно, к подобным структурам она относилась с большим недоверием, и мои безрезультатные хождения по такого рода конторам ее, пожалуй, даже радовали. Как она не понимает, что государство от меня само отвернулось.
Я первым закончил разговор и повесил трубку…
В понедельник точно в назначенное время я был у Красильникова. Офис № 10 представлял собой две небольшие комнаты с тремя окнами и тяжелой металлической дверью. В меньшей сидела за компьютером симпатичная блондинка, другая оказалась кабинетом самого Антона. Никаких вывесок я не заметил, только на его столе красовался маленький флажок с уже знакомой мне эмблемой.
На этот раз Красильников был сух и деловит. Обедом угощать меня не стал и даже не предложил кофе, хотя при мне отключил кофеварку. Осведомившись, как я провел выходные, на что мне захотелось ответить, что я летал на Канары, он сказал, что надо подождать еще кого-то, и углубился в разбросанные по столу бумаги. Я сидел на неудобном жестком стуле посреди комнаты, глазел на золоченые корешки справочников и словарей в шкафу и слушал довольно-таки похотливый голосок блондинки, болтавшей по телефону в соседней комнате.
Тот, кого мы ждали, пунктуальностью не отличался. Он прибыл без четверти двенадцать, сообщил, что у него сломалась машина, пожал Красильникову руку и повернулся ко мне, грозно уперев руки в бока.
— Это он? Федор, кажется? Здорово! Меня Аркадием зовут. Только не называй Аркашей, ненавижу.
Аркадию было под сорок. Длинный, широкоплечий, толстый, с высоким лбом и обширными залысинами, одетый в мятый черный костюм и кожаную куртку.
Мы обменялись рукопожатием, он хлопнул меня по плечу и сказал:
— Поехали.
— Да, — напомнил о себе Красильников из-за его спины, шурша бумагами. — Езжайте, пожалуйста, с Аркадием Виталичем, он вам все покажет.
Когда мы проходили через приемную, секретарша, отвернувшись к окну, продолжала болтать по телефону, забравшись коленями на кресло и облокотившись на стол. Аркадий одобрительно покосился на гордо выставленную часть ее тела, и я подумал, что в другой раз он просто так мимо не пройдет.
— Люблю здесь бывать, — ухмыльнулся он, перехватив мой взгляд.
На улице нас ждал крошечный японский джип, явно предназначенный для поездок в страну лилипутов. Мне подумалось, что в салоне, и то с трудом, поместится один Аркадий, мне же придется бежать следом. Но каким-то образом мы сумели оба разместиться в игрушечных креслах.
— Сейчас поедем к врачам. — Огромные волосатые лапы накрыли руль. — Сначала обычный осмотр, потом наш психиатр с тобой побеседует. Если все нормально, с завтрашнего дня начнешь работать. Как сам-то чувствуешь, готов? Или ты, как пионер, всегда готов?
Я пожал плечами. Типы наподобие этого Аркадия всегда меня раздражали.
— Ладно, нормально все будет! — Он широко улыбнулся, показав мощные желтые зубы, и опять хлопнул меня по плечу. На этот раз я сидел не в устойчивом кабинетном кресле, и машинка закачалась.
Медосмотр я прошел нормально. Проблем со здоровьем у меня никогда не возникало, если не вспоминать того удара на лестнице. Тогда расстроилась одна крайне важная часть наших с Наташкой отношений. Слава Богу, сейчас это было далеко позади. Дольше всех меня мурыжили два бородатых мрачных типа, как выяснилось, психолог с психиатром. Но и они никаких отклонений не нашли, и дожидавшийся меня в машине Аркадий попытался в третий раз сломать мое плечо.
— Отлично, Федор, отлично. С завтрашнего дня начинаем. Я буду руководить твоей стажировкой. Доволен?
Я подумал, что к концу испытательного срока приду полным инвалидом, но говорить этого не стал.
— Вижу, что доволен. Офиса своего у меня нет, не заслужил еще, так что сиди дома, буду звонить. Учти — прежде всего я ценю точность. Поехали, я тебя до дома подброшу. А завтра начнем работать по-настоящему.
* * *Моя стажировка началась совсем не так, как я предполагал. Первым поручением было съездить в какую-то контору, расположенную в сдающемся под офисы здании огромного механического завода, и забрать там документы.
Мне дали толстый, небрежно запечатанный конверт, плотно набитый бумагами. Сквозь упаковку просвечивали ровные машинописные строчки, столбики цифр и графические диаграммы. Я запихал конверт во внутренний карман пальто, вышел на улицу и поплелся к остановке трамвая.
Проехав несколько кварталов, я вышел на пустыре, где возвышалось обшарпанное строение, напоминавшее общественный туалет. Судя по выбитым стеклам и отсутствию дверей, плату за пользование в нем не взимали. Я зашел внутрь и достал конверт. Моя догадка подтвердилась. Под клапан довольно небрежно был подсунут волосок, а сбоку виднелась тонкая карандашная пометка. Совсем примитив. Чувствуя легкое разочарование, я вышел на свежий воздух.
Аркадий ждал меня в условленном месте, недалеко от моего дома. Взяв конверт, он небрежно швырнул его в бардачок, сказал, что утром позвонит, и умчался на своем кукольном джипе. Я посмотрел ему вслед и плюнул.
Вечером позвонила Наталья. У нее заболела тетя и ей нужно задержаться. Втайне радуясь этому обстоятельству, вслух я выразил положенное сочувствие и даже проговорил с ней почти четверть часа, хотя никогда не любил длинных телефонных разговоров без дела.
Следующие два дня мы с Аркадием провели на каком-то складе, перетаскивая и сортируя тяжелые ящики с неизвестным мне содержимым. Каждые полчаса он звонил куда-то по своей «трубе» и договаривался насчет ремонта автомашины. Как я понял, это волновало его сильнее всего. Он рычал трехэтажными яростными матюгами, и я бы согласился вручную разобрать и собрать «КамАЗ», лишь бы с ним не встречаться. Однако на собеседников Аркадия его брань не действовала, и он звонил снова и снова, предоставляя мне возможность в одиночку ковыряться с неудобными контейнерами.
Оба дня он бросал меня на складе и уезжал куда-то обедать. Отсутствовал долго, а возвращался веселый, с отпечатками помады на морде и сногсшибательным алкогольным выхлопом. Поработав чисто символически минут тридцать-сорок, он устраивался в дальнем углу, куда заранее перетащил облезлое дерматиновое кресло, закуривал и принимался рассказывать сомнительные байки о том, как он служил замполитом танкового полка в Венгрии. Он щедро угощал меня сигаретами, что было очень кстати. Занятые у Рыбкина деньги давно иссякли, а о каком-либо авансе пока и разговора не было.
В пятницу мы с ним катались по городу и смотрели объекты, которые охраняет «Оцепление». Я попробовал задавать какие-то вопросы, но наставник отвечал настолько путано, что я заткнулся. В каком-то банке он встретил своего давнего знакомого и зацепился с ним языком на полчаса. Я терпеливо стоял в стороне и ждал, потом Аркадий отослал меня в машину, а сам застрял еще часа на два.
За это время я успел передумать обо всем на свете и понял, что испытываю к Аркадию настоящую ненависть. С другой стороны, его поведение успокаивало. Как бы там ни было, слова Силантьева мне запомнились: я пытался заметить какой-то подвох, но манеры моего наставника были настолько естественны, что я расслабился.
Я замерз и включил двигатель, чтобы прогреть салон. Вскоре из дверей банка вывалился Аркадий. Он раскраснелся сильнее обычного и шатался так, словно началось землетрясение. Расстегнутую' кожаную куртку что-то оттягивало назад, выбившийся из-под пиджака галстук трепыхался на ветру. Обходя сзади машину, Аркадий поскользнулся, нелепо замахал руками и шлепнулся в сугроб. Я смотрел на него в зеркало, злорадствовал и не двигался с места.
Он ввалился в салон, не отряхнувшись, и с треском отломил ручку стеклоподъемника.
— А-а, х… ня, — объявил Аркадий, выбрасывая ручку наружу. — Все равно тачка не моя! Мы завтра работаем, ты в курсе?
— В курсе.
— Нет, ты понял, нет? Чтоб как штык был! А почему печка работает? Я чего, оставил ее?
