Дик Фрэнсис - Перекрестный галоп
— Не надо, — бросила она мне тем же тоном, каким до сих пор говорила с Яном.
— Это почему? — воинственно произнес я. — Тебе есть что скрывать?
Ян чуть не поперхнулся. То был не слишком тактичный комментарий, в глазах матери вспыхнул гневный огонек. Однако она всегда умела взять себя в руки в нужный момент. Ведь рядом находился один из служащих. А выяснять отношения в присутствии слуг не принято.
— Ну, разумеется, нет, — с вымученной улыбкой ответила она. — Просто не хочу, чтоб беспокоили лошадей.
Я не понимал, как можно побеспокоить лошадей, если человек бродит неподалеку от конюшен, даже не заглядывая в стойла, но говорить этого вслух не стал.
— А как чувствует себя Фармацевт? — осведомился я.
— Как раз шла взглянуть на него, — ответила мать, игнорируя просьбу в моем голосе. — Идем, Ян, — добавила она и быстро зашагала к стойлам, Ян — за ней.
— Вот и прекрасно. — Я тоже двинулся вслед за ними. — Я с тобой.
Мать ничего не ответила, лишь ускорила и без того быстрый шаг, Ян уже едва поспевал за ней. Возможно, подумала, что мне, безногому инвалиду, за ней не угнаться. Наверное, не без оснований.
Я, как мог быстро, шагал вдоль конюшен, затем — по проходу к следующему блоку. Если мать вообразила, что может обскакать меня и я не увижу, куда она направляется, то сильно заблуждалась. Я видел, как она сняла засов и вошла в стойло в самом дальнем конце, куда втянула за собой Яна, а затем захлопнула дверь. Тоже мне, придумали, будто их нельзя там достать. Даже я знал, что двери стойл запираются только снаружи. Может, стоит запереть их на засов и выждать какое-то время? То-то будет забава!
Но вместо этого я приоткрыл верхнюю половинку двери и заглянул внутрь.
Мать стояла спиной ко мне, низко наклонившись, выставив к двери внушительных размеров зад. Я не счел это оскорблением в свой адрес, поскольку все же рассмотрел, что она поглаживает ноги Фармацевта, проверяет, нет ли у него жара или напряжения в сухожилиях. Ян придерживал жеребца за ошейник, чтоб тот не делал резких движений. Сколь ни покажется странным, но мать после быстрого осмотра сочла, похоже, состояние лошади удовлетворительным.
— А когда будут готовы анализы? — необдуманно спросил я.
— Какие еще анализы? — недовольно спросила она.
— Ну, как же, те, что приказали сделать распорядители скачек.
— А откуда тебе об этом известно? — спросила она.
— Прочел сегодня утром в «Рейсинг пост».
— Я же тебе говорила, чтоб не смел читать эту статейку! — рассердилась она.
— Знаешь, я не всегда делаю то, что мне говорят, — сказал я.
— Да, — кивнула мать. — В том-то и проблема. Всегда был таким.
Она резко развернулась и вышла, оставив меня и Яна вдвоем.
— А что ты думаешь? — спросил я конюха.
— Знаете, не надо меня вовлекать, — взмолился он. — И без того неприятностей хватает. — И повернулся к двери.
— Но разве вчера вечером Фармацевту не вызывали ветеринара? — крикнул я ему в спину.
— Я же сказал, — не останавливаясь, бросил он через плечо, — не надо втягивать меня в эти дела. Мне нужна работа.
Я крикнул ему вслед:
— Неужели не понимаешь, что никакой работы у тебя не будет, если кто-то портит лошадей? Нигде и никакой работы. А конюшни эти вообще закроют.
Он остановился и зашагал назад, ко мне.
— Неужели думаете, я этого не понимаю? — спросил он сквозь стиснутые зубы.
— Тогда, наверное, надо что-то делать, верно?
— Ничего, — ответил он.
— Ничего?
— Вот именно. Ровным счетом ничего. Если проболтаюсь, потеряю работу и у меня не будет не только этой работы, но и рекомендаций. А без них куда устроишься?
— Все лучше, чем иметь репутацию отравителя лошадей, — заметил я.
Он молча смотрел на меня.
— Пока что все анализы давали отрицательный результат. Будем надеяться, и на этот раз тоже.
— Но ведь сам ты считаешь по-другому? — сказал я.
— Происходит что-то странное. Это все, что я знаю. А теперь позвольте мне заняться работой. Пока она у меня еще есть.
И он быстро отошел, оставив меня одного в коридоре у стойла Фармацевта. Я приоткрыл верхнюю часть дверки и снова взглянул на жеребца. Вчера, на экране телевизора, он выглядел значительно лучше. Так мне, во всяком случае, казалось.
Но я ведь не ветеринар.
* * *Атмосфера в доме отдавала ледяным холодом, это еще мягко сказано. Температура ниже нуля, это ясно, и я ничем не мог помочь ни Фармацевту, ни другим лошадям. На это у меня просто не было денег.
— Но, Джозефин, мы не можем себе этого позволить.
Отчим почти кричал. Они с матерью сидели в маленьком кабинете, недалеко от холла, пока я тихо сидел себе на кухне и подслушивал. Они, наверное, слишком увлеклись спором и не слышали, как я вошел со двора через заднюю дверь, пристроился на кухне и слушал.
Возможно, кто-то сочтет, что подслушивать чужие разговоры нехорошо, неприлично. И эти люди на сто процентов правы.
— Но мы должны найти на это средства, — резко возразила ему мать. — Больше, чем в этом году, зарабатывать на лошадях мне ни разу не удавалось.
— Да, это так, но у нас имеются и другие проблемы. И их следует учитывать, в том числе и бесконечные отступления от твоего маленького, но разрушительного плана. — Голос отчима звучал крайне недовольно, даже угрожающе.
— Прошу, не начинай все сначала. — А вот ее тон изменился, стал примирительным, даже извиняющимся.
— Но ведь это правда, — безжалостно продолжал отчим. — Без этого мы вполне могли бы купить тебе новенький «БМВ». Впрочем… будем надеяться, что наш старый «Форд» еще как-то можно довести до кондиции. Так что лишних денег в настоящее время у нас нет, сама понимаешь.
Мне было страшно любопытно, о каком таком маленьком, но разрушительном плане, лишившем этих людей денег, шла речь. И почему один из лучших тренеров в стране не в состоянии купить себе новый «БМВ», вместо того чтобы возиться с ремонтом старого «Форда». Впрочем, до сих пор я не замечал, чтоб мою мать волновали марка и состояние машины, на которой она ездит.
Мне очень хотелось слушать этот разговор и дальше. Но одновременно совсем не хотелось, чтоб меня застукали за подслушиванием, а потому я осторожно встал и тихо задвигался на одной здоровой ноге, направляясь из кухни к задней двери. Эту методику я разработал еще в госпитале, когда по ночам приходилось снимать протез. Я научился очень ловко передвигаться походкой «пятка — носок», так называли это физиотерапевты.
Я еще слышал громкий голос матери:
— Но ради всего святого, Дерек, должен же быть какой-то выход!
— И что ты предлагаешь? — рявкнул в ответ отчим. — Мы даже не знаем, кто это.
Я приоткрыл заднюю дверь на несколько дюймов, затем нарочито громко хлопнул ею.
Разговор тотчас прекратился.
Я прошел через кухню в холл, правая нога издавала узнаваемое клацанье, когда я ставил ее на пол. Из двери кабинета вышла мать.
— Привет, — как можно ласковее произнес я.
— Привет, дорогой, — ответила она, делая особый упор на «р». Потом шагнула ко мне, и на секунду даже показалось, что сейчас она меня поцелует, но этого не произошло. — Скажи, пожалуйста, — начала она, — ты к нам надолго?
— Да я только что приехал, — с улыбкой ответил я. — Пока что еще не думал об отъезде.
«Еще как думал».
— Просто у всех людей свои планы, — заметила она. — Не думай, это вовсе не означает, что я хочу, чтоб ты уехал. Но хотелось хотя бы приблизительно знать когда.
— Еще не решил, куда поеду дальше, — сказал я.
— Но ведь ты собирался вернуться в армию. — Это был не вопрос, скорее утверждение.
— Это не так-то просто. Мне нужно время окончательно поправиться, залечить все раны. И даже после этого… Вообще они не слишком жаждут моего возвращения. Все решится, когда я вернусь из отпуска.
— Что? — Она искренне удивилась. — Но они должны принять тебя обратно. Ты был ранен, работая на них, исполняя свой воинский долг. И они просто обязаны нанять тебя на работу.
— Мам, это не просто какая-то там работа, — сказал я. — Мне нужно набрать форму, чтоб воевать дальше. В том и состоит призвание солдата.
— Но ведь ты можешь заниматься и чем-то другим, — возразила она. — Уверена, им нужны люди с организаторскими способностями. Люди, которые могут исполнять бумажную работу. Им ведь вовсе не обязательно бегать и драться, верно?
Тут из двери кабинета вышел отчим. Притворил ее, привалился спиной к косяку.
— Но, Джозефин, дорогая, не думаю, что Том готовился к армии для того, чтоб перебирать бумажки. — Он заглянул мне прямо в глаза, и впервые за двадцать четыре года между нами возникло некое подобие взаимопонимания.
— Дерек прав, — сказал я.
— И на сколько же тебя отправили из армии в отпуск? — спросила мать. — Сколько времени должно пройти, прежде чем они решат, годен ты или нет?
