Владимир Гриньков - Ментовские оборотни
– Иди домой!
Я никогда не видел его таким. Он всегда был мил и всегда пребывал в состоянии расслабленности, как отошедший от дел американский мультимиллионер. А сейчас его будто подменили. Он улыбнулся мне нервной улыбкой и сказал:
– Вы ночью, наверное, приехали. А я гляжу – машина ваша.
И оттого, что он будто бы пытался оправдаться, было только хуже, потому что сквозь его слова проступала какая-то неискренность.
– Вы позволите мне войти? – спросил Андрей Михайлович, набычившись.
Мне показалось, что мой ответ нисколько ему не требуется. Если я скажу ему сейчас, что не хочу видеть его в этом доме, он все равно войдет, даже если для этого ему придется втоптать меня в пол. Я не стал искушать судьбу и посторонился, улыбнувшись при этом приветливо.
– Прошу вас, – сказал я.
Андрей Михайлович поспешно переступил через порог. Тут Нина Николаевна вспорхнула наконец на крыльцо испуганной птицей. Но было уже поздно. Андрей Михайлович захлопнул входную дверь прямо перед ней. Похоже было, что он не хочет говорить со мной при жене.
– Я к вам по делу, – сказал он и сделал такой жест, будто приглашал меня пройти куда-то в дальнюю комнату, где мы будем невидимы для оставшейся за дверью Нины Николаевны.
А я сделал жест рукой, как раз указывая на Нину Николаевну. Потому что ситуация складывалась непонятная, неприятная и неприличная.
Андрей Михайлович о приличиях сейчас даже не задумывался. Он сильно нервничал и, как мне казалось, торопился.
– Я хочу говорить с вами наедине! – сказал он, хмурясь.
– Мне непонятно, что происходит, – произнес я вполне доброжелательно, но с места так и не сдвинулся.
Нина Николаевна смотрела на нас из-за стекла с беспокойством. Я сделал движение к двери.
– Погодите! – остановил меня нервным окриком Андрей Михайлович. – Женя! Ко мне приходил один человек… Вам он знаком… Его зовут Виталий Семенович…
– Карпов? – догадался я. – Управдом?
– Да. Но он еще и фотографией балуется, как вам известно.
Вот эти последние слова – «как вам известно» – Андрей Михайлович произнес так, и при этом его взгляд настолько был красноречив, что я понял: он знает о моем общении с Карповым и о том, что я фотографиями интересовался. И мне сразу сделалось так холодно, будто прикрывавшая мое тело простыня была мокрой, а сам я стоял на морозе и негде мне было от этого пронизывающего холода укрыться.
– Отдайте мне фотографии, – произнес Андрей Михайлович вкрадчиво, и отчего-то он мне сейчас напоминал заклинателя змей.
– Какие фотографии? – изобразил я непонимание, что было очень легко сделать, поскольку я был в сильной растерянности.
– Те самые, – продолжал гипнотизировать меня собеседник. – Которые вы приобрели у Карпова.
Я уже не удивлялся тому, что он знает о фотографиях. Я удивлялся тому, что он говорит о них во множественном числе. Хотя я за деньги приобрел у Карпова всего один фотоснимок. Тот, на котором запечатлены Вероника Лапто и Ростопчин. А второй я банально украл. И там действительно был Андрей Михайлович. Но Карпов ведь не мог знать о том, что я этот снимок украл. Он не видел этого. Он обронил фотокарточку. А я ее поднял. И все шито-крыто. И почему же, в таком случае, Андрей Михайлович говорит не об одной фотографии?
– Мне непонятно, – сказал я. – Какой-то Карпов. Какие-то фотографии.
– Вы приехали к Карпову и приобрели у него фотографии, – процедил сквозь зубы мой собеседник.
Можно было догадаться, что он сдерживается из последних сил. В нем вскипало бешенство, я это видел. Но что я должен был сделать? Преподнести ему эти фотографии на блюдечке?
– Произошло какое-то недоразумение, – сказал я с лукавой доброжелательностью человека, который намеревается всласть покуражиться над своим собеседником и все равно в итоге не сделать никакой уступки. – Я ничего ни о каких фотографиях не знаю. А ошибки быть не может?
То ли я переигрывал, то ли сведения у Андрея Михайловича были точные, но мои слова ни в чем его не убедили и вообще подействовали на него, как красная тряпка на быка.
– Отдай их!!! – вдруг заорал он с такой яростью, что я даже отшатнулся.
В следующее мгновение он бы бросился на меня, я не сомневался в этом, но Нина Николаевна ударилась в запертую дверь птицей, и этот звук Андрея Михайловича будто отрезвил. Он вдруг обмяк и обездвижел. Я поспешно открыл дверь. Вошла Нина Николаевна. Она была взволнована и бледна.
– Андрюша! – произнесла она прерывающимся голосом. – Позволь, я поговорю с Женей!
Все выглядело так, словно она предлагала мужу добиться требуемого результата другими методами. Тут не надо грубостью, а надо лаской, как бы говорила она ему. Вот увидишь, я сейчас с мальчиком поговорю, и он в зубах те фотки принесет. А ты пока не вмешивайся, не напортачь. Сходи покури или еще что полезное сделай.
Я видел, как перекатываются желваки на лице Андрея Михайловича. Кажется, он очень досадовал из-за того, что вмешательство жены не позволило ему размазать меня по стенке. Я и представить себе не мог, что этот человек на такое способен. И это после разговоров на кулинарные темы и после обсуждения всяческих занимательных особенностей иностранных языков?
Он все еще не решил, как ему следует поступить. То ли принять предложение жены, то ли лично участвовать в процессе. Я решил ему помочь.
– Я прошу вас уйти, Андрей Михайлович, – сказал я. – Иначе я вызову милицию.
Подействовало. Не хотел он милиции. Зыркнул на меня с яростью, но в драку не полез, а вышел из дома. Недалеко он, впрочем, ушел. Остался стоять на крыльце. Я не стал запирать за ним дверь, но прикрыл ее.
Нина Николаевна нервничала и мяла свои пальцы, будто она их обморозила и теперь пыталась оживить с помощью массажа.
– Женя, – произнесла она неуверенно. – Я, наверное, должна вам рассказать, что произошло. Чтобы вам понятнее было, что тут к чему. К нам пришел Виталий Семенович. Вчера. Совершенно внезапно. Мы с ним, в общем-то, никогда и не общались. По крайней мере, близко. А тут он приходит и предлагает нам приобрести фотографии. Где Андрей… Где Андрей Михайлович… Мы даже и не знали, что такие фотографии есть.
Я отметил про себя, что о Веронике моя собеседница не обмолвилась.
– Он предлагал нам фотографии настойчиво, – продолжала Нина Николаевна. – И чрезвычайно заинтриговал Андрея, сказав ему, что часть фотографий уже куплена посторонними людьми. Андрей спросил, кто эти люди. А Карпов ответил ему, что скажет нам, только если мы купим предлагаемые снимки.
Я явно недооценивал деловую хватку фотолюбителя Карпова. Этот человек неплохо разбирался в том, на каких струнах человеческой души ему надлежит играть.
– Андрей заплатил. Несусветные совершенно деньги. И тогда Карпов нам сказал, что это были вы.
Женщина смотрела на меня, ожидая честного ответа. И я признался:
– Я действительно купил у Карпова одну фотографию. И еще одну взял без спросу. Попросту ее украл. Но он об этом не знает.
– Он это специально. Сказал нам, что кто-то купил несколько фотографий. Чтобы нас раззадорить, – вздохнула Нина Николаевна.
– Но та фотография, о которой знает Карпов… На ней нет Андрея Михайловича.
– А кто там? – быстро спросила меня женщина, и я увидел, как она растревожилась.
– Там некий молодой человек…
Я увидел, как она нахмурилась.
– Его фамилия Ростопчин, – сказал я.
Нина Николаевна судорожно вздохнула.
– И еще одна женщина, – сказал я.
– Вероника, – эхом отозвалась Нина Николаевна и поджала губы.
Повисла пауза. Но я догадывался, что моя собеседница будет настаивать на своем. Я не ошибся.
– Женя! Отдайте мне эти фотографии!
Я промолчал. Мое молчание Нина Николаевна истолковала по-своему.
– Я вам за них заплачу, – пообещала она. – Да и зачем они вам?
Вопрос, заданный как бы между прочим, вскользь, на самом деле был важен для нее. Она озвучила свои беспокойство и страх. Эти фотографии почему-то были чрезвычайно для них важны. Но еще они никак не могли понять, почему я проявил интерес к этим снимкам. Не получив ответа на этот вопрос, они не знали, насколько я для них опасен. Я благоразумно не стал ей отвечать. Заставляя собеседника раз за разом повторять попытки заполучить информацию, ты сам можешь многое узнать.
– Мы купим все эти фотографии, – сказала Нина Николаевна. – За любую разумную цену. И те, на которых мой Андрей. И те, где Ростопчин.
Я молчал. Женщина посмотрела на меня испытующе.
– Я так поняла, что вы заинтересовались судьбой этой бедной девочки, – предположила она. – Бросьте это, Женя. Не надо.
Это звучало как добрый совет любящей матери. Такая зла не пожелает.
– Почему? – спросил я.
– Там одни несчастья, – с усилием сказала женщина. – Держитесь от всего этого подальше.
И снова была пауза. Я ни фотографии не возвращал и ни о чем не спрашивал. Это мое демонстративное бездействие предполагало ожидание каких-то объяснений противоположной стороны.
