Борис Бабкин - Ожерелье смерти
— Чего? — пораженно привстала она.
— Мусора, видать, всесоюзный объявили, — начал Пузырь, — и засады по хатам оставили. Я вчера парней к этой Жанне послал, там засада. Или только пришли, или уже сидели там, хрен его знает. — Задрожавшими руками он достал сигарету.
— Кого взяли-то?
— Корявого с его парнями. — Сломав сигарету, он бросил ее на пол.
— Ты-то откуда знаешь?
— Ляхин звонил, — буркнул Пузырь. — Двоих взяли, одного убили, а Корявого в тяжелом состоянии в ожоговый центр доставили.
— Зачем в ожоговый? — удивилась Василиса.
— А я знаю?! — огрызнулся он.
Вскочив, Потина нервно заходила по комнате. Затем остановилась перед понуро сидевшим Пузырем, зло выкрикнула:
— Какого хрена сидишь?!
— А чего делать-то? — Вскинув голову, он обжег ее сердитым взглядом.
— Корявого нужно убирать! Иначе хана нам!
— Да не должен он, — неуверенно сказал Василий, — про нас языком чесать. Ему самому дороже выйдет.
— А если заговорит? — воскликнула она. — Тогда все! Отгуляли мы свое, ведь Корявый почти все знает!
— Да понимаю я! — вскакивая, заорал Сулов. — Но как я его уберу? Ведь с ним наверняка мусора в больнице.
— Его там от силы пару дней подержат, — задумчиво начала Потина. — А потом в тюремную больницу переведут. Вот там его и надо! — Она провела ребром ладони по горлу.
— А как ты его там достанешь? — снова усевшись на стул, печально спросил Пузырь. — Все ты! — повернулся он к женщине. — Пошли да пошли! Вот и…
— Не визжи, — сухо прервала его Василиса. Затем быстро переоделась, подкрасила глаза и губы, подхватила сумочку и шагнула к двери.
— Ты куда? — удивился толстяк.
— К Черкесам, — остановилась она. — У них с этим делом — кого в тюрьме убрать — отлажено…
— Сдурела?! — заорал Пузырь. — Им придется говорить, почему! Ведь Сашко знает Корявого!
— Ну и что?
— А то! — с побагровевшим от волнения и ярости лицом проорал Сулов. — Если они узнают, почему мы сестру Лютого трясем, они его сами выхватят! И хрен тебе тогда, а не зеленые!
Василиса некоторое время, обдумывая слова Пузыря, стояла у двери. Затем решив, что он прав, вернулась к столу.
— Но ведь если Корявый заговорит, — посмотрела она на Сулова, — нам менты весь кайф испортят. Сам говоришь, что он много чего знает!
— Не заложит Корявый, — покачал головой Пузырь. — Здесь ему только попытку пришить могут. А если нас сдаст, и сам на полную получит. Да, может, еще и ни хрена, — внезапно повеселел он. — Что ему предъявить могут?
— Ты сам говорил, что стреляли там, — напомнила ему Потина.
— Вообще-то да, — опять погрустнел Пузырь. Затем встав, подошел к телефону.
— Ты куда звонить собрался? — спросила она.
— Ляхину. Пусть поподробнее узнает, что там и почем.
— Где ты был? — недовольно спросила Рита вошедшего Уса.
— Тебе-то что? Где надо, там и был!
— Ты можешь говорить понятнее? — раздраженно воскликнула вышедшая на голоса Эля.
— Я никому ничего не обязан объяснять, — четко и твердо заявил он.
— Неужели? — весело удивилась Лукина.
— Может, объяснишь почему? — насмешливо поинтересовалась сестра.
— Да вы, никак, спелись? — поочередно посмотрев на женщин, ухмыльнулся Роман.
— Просто прислушались к твоим словам, — пожала плечами Лукина.
Недоверчиво взглянув на нее, он сел на стул.
— Так, может, все-таки скажешь, где был? — серьезно спросила Эля.
— Где был, там меня уже нет, — отмахнулся Ус. Налив себе водки, он одним глотком осушил рюмку и аппетитно захрустел огурцом. Потом буркнул: — И пожрать не дадут. Мегеры!
Женщины молча и внимательно смотрели на него.
— Я разговаривал с Фоминым, — положив вилку, сообщил Роман.
— И о чем же ты с ним говорил? — спросила Рита.
— Он думает, что это я послал боевиков к какой-то Жанне Кудриной, — ответил Роман.
— К кому? — переспросила Рита.
— Да объясните же! — потребовала Эля. — Кто он такой, этот Фомин?
— Инспектор угро, — повернулась к ней Рита. — Это он арестовывал Психа на квартире убитого Сушко.
— А откуда ты его знаешь? — изумленно посмотрела на брата Журина.
— Раньше встречались, — поморщился тот.
— Так это он тебя… — догадалась она.
— Он! — перебил ее брат.
— А где ты его видел? — удивилась Рита.
— По повестке ходил, — буркнул Роман. — Там разговору-то на десять минут было, а он, сука, продержал меня возле кабинета целый час.
— Тебя Пузырь хотел видеть, — сказала Эля.
— Ему-то зачем я понадобился? — удивился Роман.
— Он не сказал. Просто просил передать, чтобы ты позвонил ему. А еще лучше — приехал.
— Интересно, — пробормотал Ус, — что этому толстяку понадобилось.
— Он-то зачем тебе нужен? — не поняла Василиса.
— У него хорошие знакомые в тюряге есть. — Толстые щеки Василия раздвинула злорадная улыбка. — И я знаю, что за хорошие бабки там кого надо уберут, — он визгливо хихикнул, — и вопросов никаких задавать не будут. Потому что все через посредников делается.
— А Ус-то здесь при каком? — не поняла Потина.
— Он в тюряге корпусным работал. Потом попался с чем-то. Но я слышал, что за хорошие бабки может такую услугу оказать.
— Так если он сейчас там не работает, — удивленно посмотрела на него Василиса, — как он может…
— У него там знакомые работают! — заорал толстяк. — Которые все могут!
Крышка чердачного люка, подняв густое облако пыли, с треском захлопнулась. Из-за бетонного перекрытия в углу выполз Лютый. Стряхивая с себя грязь, паутину и песок, несколько раз звучно чихнул. В другом углу эхом прочихался Псих.
— Щенки хреновы! — обращаясь к счищавшему с себя пыль Смирнову, прорычал Дубов. — В индейцев поиграть вздумали. Куда домоуправило смотрит?! Первоклашки на чердаке играют! Козел!
— Домоуправы обычно бабы, — прочихавшись, отозвался коротким смешком Псих.
— Значит, коза! — убежденно заявил Лютый. — И что предки пацанов думают? Ведь шарахнется кто-нибудь с крыши, выть будут! И видно же — одеты пацаны по фирме, значит, не алкаши родители!
Удивленно посмотрев на подельника, Псих весело захохотал.
— Да я в натуре говорю! — обиженно сказал Лютый. — Какой здесь, на хрен, смех!
Замолчавший на мгновение Смирнов засмеялся еще громче:
— В рот… ха… ха-ха… мента, — давясь смехом, с трудом выговорил он. — Лютый о де… ха-ха… тишках заботится… ха-ха!
— А чего балдеть? — смутился тот. — Мы без отца росли, — с доброй улыбкой стал вспоминать он. — А сестренка, Жанна, — в его неожиданно ставших теплыми глазах заискрился смех, — такая егоза была. Ни в чем пацанам не уступала. Чуть проворонишь — и бегаешь как угорелый. — Лютый добродушно рассмеялся.
Псих с удивлением смотрел на подельника. И это тот самый козырной фраер, прошедший лагерную лестницу от простого пахаря-мужика до сходки воров в законе, которые сделали его козырным фраером, что, по лагерным меркам, очень и очень много значит! Его, ни в чем и никогда не знавшего жалости, прозвали Лютым. Он пораженно качнул головой.
— Мать умерла, — продолжал Дубов. — Жанка в этом меня обвинила. Конечно, — он огорченно вздохнул, — если бы не мои сидки, она бы не заболела. Но что поделать. Пенсия у нее мизерная. Жанка росла. Все ее подруги как фифочки ходят, а она материно перешивает. — Лютый зло выругался. — А тут Пузырь со своей Васькой боксеров и самбистов в свою команду набирал. Я и клюнул. Делов-то хрен да немножко. Какого-нибудь спекуля отработать, чтобы свое место знал, а бабки хорошие. А потом… — Лютый вздохнул. — В общем, подставили меня. Но я свое выцепил. И гораздо больше, чем положено!
Перед Смирновым опять был не знающий страха и пощады Лютый. Почувствовав на себе взгляд Психа, он хищно оскалился:
— Но Пузырь, сука, Жанку прихватил! Падло! Я ему, козлу, весь жир выплавлю!
— До него еще добраться надо, — одернул его Псих, — чтобы жир выплавить.
— Доберусь! — уверенно заявил Дубов.
— А почему ты его кинул? — спросил Смирнов.
— Он меня, падло, крайним пустил! На мне, козел, бабки заработать решил. Да я тебе уже базарил про это, — опомнился он.
— По норам! — шепнул Псих и бесшумно, взбив пыльное облачко, залез за перекрытие.
Беззвучно и очень зло выругавшись, Лютый, ухватившись руками за широкую бетонную балку, одним прыжком перебросил через нее тело и, упав, вжался в грязный, с птичьим пометом песок.
— Ну видите! — раздался грубый женский голос. — Я говорю, что нет здесь детей!
— Но они были здесь! — взволнованно отозвался молодой мужской. — Мне Вовочка врать не будет. И он сказал, что был с ребятами на чердаке.
— С малых лет сдает, сучонок! — прошипел Лютый. Снова что-то проговорила женщина с грубым голосом.
