Андрей Воронин - Беспокойный
Наконец они выбрались на свет и осмотрелись. В огромном, как три или четыре составленных в линию ангара для «боингов», коридоре противника уже не наблюдалось – по крайней мере, такого, что мог оказать сопротивление. Кое-кто еще дышал, кто-то даже постанывал, но большинство лежало тихо и больше ничего не хотело. К некоторому разочарованию Бориса Ивановича и Сергея, охранников в коридоре оказалось не так уж и много – всего человек восемь, от силы десять. Произвести более точный подсчет мешало то обстоятельство, что далеко не все убитые были представлены целиком, в пригодном для опознания виде.
– Справа чисто, – сказал Казаков. – Там тупик. А нам туда.
Он указал на закрытый ржавой стальной решеткой, облицованный каменными плитами портал, помеченный полустертой десяткой.
– Давай, – перекрикивая вой и кряканье включившихся по всему бункеру сигналов тревоги, напутствовал его Комбат, – я прикрою, если что.
– Если – что? – с ухмылкой переспросил Сергей и, пригибаясь, кинулся через широкий освещенный проход к намеченной цели.
Борис Иванович занял позицию за грудой вывороченных взрывом кирпичей и цементных блоков. Позиция была не ахти, но лучшей в пределах прямой видимости не наблюдалось, и искать ее было недосуг: железная дверь в дальнем конце коридора распахнулась, извергнув новую порцию затянутых в черную униформу фигур, а из расположенной справа от нее узкой горизонтальной амбразуры начал длинными очередями бить ручной пулемет. Рублев поднял ствол автомата повыше и нажал на спусковой крючок подствольного гранатомета. Короткая толстая труба подствольника издала свистящий хлопок, похожий на звук извлеченной из бутылочного горлышка пробки, и граната по длинной навесной траектории ушла в сторону дверей. Она ударилась о стену немного правее и ниже амбразуры и с грохотом разорвалась. В дыму мелькнуло отброшенное взрывом, похожее на большую тряпичную куклу тело; пулемет замолчал, но вскоре застрочил снова. Пули защелкали по импровизированной баррикаде, за которой укрылся Рублев, щеку уколола острая кирпичная крошка. Борис Иванович дал короткую очередь, чуть сдвинул ствол влево и выстрелил еще дважды. Двое охранников упали почти одновременно; остальные залегли и открыли ответный огонь.
Казаков, скорчившись в неглубокой нише, возился около решетки, закрывавшей вход в десятый тоннель. Потом он обернулся и сделал знак рукой. Борис Иванович приподнялся на одно колено, от бедра послал в сторону противника еще одну гранату из подствольника и начал прицельно бить короткими очередями в клубящийся дым, не давая охране поднять головы. Под этим прикрытием Казаков отбежал от решетки и залег. В покинутой им нише коротко грохнуло, по коридору разлетелись обломки бетона, поплыли, завиваясь ленивыми спиралями, серые космы дыма. Решетка устояла, но ее основательно перекосило, и несколько горизонтальных прутьев выскочили из гнезд, образовав около стены неровную узкую дыру. Борис Иванович сменил обойму; Казаков привстал на одно колено, дал длинную очередь, одним коротким броском вернулся в нишу и протиснулся в дыру.
Кто-то догадался бросить газовую гранату. За первой гранатой последовала вторая, потом еще одна. Окрашенные в защитный цвет жестяные цилиндры покатились по бетонному полу, с тихим шипением извергая густые ядовитые облака. Рублеву пришлось оставить охрану без присмотра на время, необходимое для того, чтобы натянуть противогаз. Он терпеть не мог эти пучеглазые презервативы, но Сергей настоял на своем и оказался прав: охрана действительно имела в своем распоряжении газовое оружие и прибегла к нему без малейшего колебания.
Приободренная прекращением огня охрана перешла в наступление и залегла, потеряв еще двоих, когда Борис Иванович, обдирая волосы и усы, натянул тесную резиновую маску и снова взялся за автомат. Справа в дыму застучал «калаш» Сергея; под ногами атакующих взорвалась еще одна граната, и Казаков, стремительным рывком преодолев открытое пространство, упал на груду битого кирпича и цементных блоков рядом с Рублевым.
– Иваныч! – глухо прокричал он сквозь противогазную маску. – Они ни хрена не вывезли, Иваныч! Все на месте! Это Клондайк! Эльдорадо! Короче, если не придумаем, как отсюда слинять, в рай прибудем на первой космической скорости и в сильно разрозненном виде.
Борис Иванович промолчал: говорить было не о чем. Он просто встал, покинув укрытие, и, поливая задымленное пространство впереди себя огнем из автомата, перебежал на несколько метров вперед. Казаков прикрывал его, а когда он залег, тоже бросился вперед, в облака дыма и газа, продвинувшись чуть дальше командира. Здесь их контратака захлебнулась, потому что дым поредел и в игру опять вступил притаившийся в глубине узкой амбразуры пулемет. Сергей хорошо помнил пулеметную ячейку у дверей ангара; немцы, чтоб им пусто было, туго знали свое дело, и теперь эта проклятая бетонная будка с амбразурами на все четыре стороны, чтобы держать круговую оборону, как и было когда-то задумано, превратилась для атакующих в непреодолимое препятствие.
Пулемет вдруг замолчал. Потом он снова застрочил короткими, злыми очередями, которые теперь звучали как-то странно – глухо, будто издалека. В узкой горизонтальной щели амбразуры не билось косматое дульное пламя, пули не свистели над головами и не визжали, рикошетом отскакивая от стен, – короче говоря, пулеметчик стрелял в противоположном направлении, поливая свинцом собственный тыл.
– Газа нанюхался, что ли? – воспользовавшись затишьем, изумленно предположил Казаков.
– Может, эти… ну, коллеги твои, испытуемые… Может, они из камер вырвались? – предложил собственный вариант Борис Иванович.
– Ты когда-нибудь видел, чтобы овощи восстали, вырвались из грядки и напали на огородника? – спросил Сергей. – Ну так вот, это – примерно то же самое…
Замолчавший было пулемет ударил снова – опять по своим тылам. Больше никто не стрелял: охрана в коридоре была перебита, а новое подкрепление к ней почему-то так и не подоспело.
– Вперед, – сказал Борис Иванович.
Они побежали к далекой железной двери, пригибаясь, перепрыгивая через мертвые тела в черной униформе, отфутболивая попадающиеся под ноги кевларовые шлемы и огибая штабели бетонных блоков и распотрошенных очередями мешков с цементом. Пулемет замолчал, и теперь была слышна только разноголосица перекликающихся по всему бункеру сирен.
Дверь слева от амбразуры вдруг открылась. На пороге появился долговязый охранник в черной униформе, которая сидела на нем как-то странно, как будто он впопыхах натянул одежду коллеги намного ниже себя ростом. Два автомата синхронно нацелились на эту завидную мишень, два указательных пальца крепче обвили спусковые крючки. Охранник поднял руки, капитулируя перед лицом такой серьезной угрозы, а потом мотнул головой, сбросив с нее шлем, и, на всякий случай не опуская рук, кашляя и чихая от еще не до конца вытянутого вентиляцией слезоточивого газа, сдавленным голосом произнес:
– Что вы тут застряли, отцы-командиры? Ну ни черта без меня не можете… Айда, я знаю, как отсюда выйти.
* * *Когда вслед за кратковременным отключением электроэнергии в отдалении один за другим глухо прогремели два взрыва, а по всему бункеру истошно взвыли сирены тревоги, Николай Подольский сорвался с места и побежал. Укрепленная на плече рация хрипела и трещала, задыхающимся голосом выкрикивая: «Внимание! Проникновение в пятом секторе! Повторяю: в пятом секторе вооруженное проникновение, всему личному составу прибыть в пятый сектор! Внимание, красный код! Всему личному составу…» Потом в рации громыхнуло, душераздирающе затрещало, и голос оборвался на полуслове. «Попали», – с чувством глубокого удовлетворения подумал Николай.
Он не торопился присоединиться к личному составу, со всех сторон устремившемуся в ставший ареной оживленной перестрелки пятый сектор. Начерченный Иваном Ильичом и уточненный Казаковым план бункера со всеми подробностями хранился в его памяти. Этот план изобиловал белыми пятнами – например, кладовая подводного снаряжения с колодцем запасного выхода на нем отсутствовала, – но в данный момент это не имело особого значения.
На углу двух коридоров он почти столкнулся с охранником, который дисциплинированно и целеустремленно несся на приглушенные звуки пальбы, доносившиеся со стороны законсервированных ангаров. Он был один; Николай сбил его с ног ударом приклада, опустил ствол автомата и дал короткую, всего на два патрона, очередь. Охранник дернулся и затих. Из-за угла выскочили еще двое. Хорошо представляя себе, какую картину они наблюдают и как отреагируют на увиденное, Подольский опередил их, срезав обоих одной длинной очередью. Затвор пистолета-пулемета лязгнул вхолостую; наклонившись, Николай присвоил одну из запасных обойм убитого охранника, перезарядил оружие и продолжил свой одинокий путь против течения. Его тянуло назад, в пятый сектор, где отцы-командиры насмерть бились с превосходящими силами противника, но у него было еще одно срочное дело, без которого вся их затея теряла добрую половину смысла. Кроме того, он предполагал, что сколько-то минут господа офицеры продержатся и без него; на помощь извне они не рассчитывали, а значит, и драться должны были в полную силу, что вызывало даже некоторое сочувствие к охране бункера, еще не знавшей, с кем имеет дело.