Андрей Воронин - Беспокойный

Черных с видимым облегчением не столько сел, сколько рухнул на антикварного вида диванчик, обитый тисненой кожей, – он очень надеялся, что все-таки телячьей, а не человеческой.

– Вы… это вы? – наконец сумел он выдавить из себя.

– Несомненно, – без необходимости подчеркнув ироническим тоном очевидную бессмысленность этого вопроса, весело ответил двести девяносто пятый, каким-то образом воскресший из мертвых и прикинувшийся полковником Маковским. – Я – это именно я, а не кто-то другой. Понимаю ваше удивление, коллега. Вы ведь до сих пор пребывали в блаженной уверенности, что ноль-два девяносто пятый, этот лысый клоун, за два года буквально въевшийся вам в печенку, откинул копыта в стендовом кресле, не выдержав поданного вами на аппаратуру максимального напряжения…

– Ммм? – вопросительно промычал из кресла Шебаршин.

– Это была случайность, – прижав ладонь к левой стороне груди, истово произнес, обращаясь к нему, доктор Смерть. – Внезапный скачок напряжения в сети, я просто не успел понизить мощность…

– Пустое, – не дав генералу вставить хотя бы слово, отмахнулся Маковский. – Так получилось даже достовернее. Если бы ваш «уникум» спекся на ровном месте, у вас могли возникнуть подозрения.

– Но как?! – задохнулся от изумления Черных. – Это же невероятно! Невозможно! Ведь вы же два года подряд почти ежедневно садились в это кресло, и… и что?.. – И ничего, – кивнул Маковский. – Ровным счетом ничего. Даже чуда и того не было. Хотите, покажу фокус?

Обернувшись, он взял что-то со стола. При этом обнаружилось, что его превосходительство, с нескрываемым удовольствием наблюдая за разыгрывающимся на его глазах спектаклем, рассеянно поигрывает никелированным «парабеллумом» бригаденфюрера Ризенхоффа.

– Осторожнее, Василий Александрович, он заряжен, – мимоходом предупредил Маковский и, повернувшись к полковнику Черных, показал ему широкое плоское колечко из какого-то матово-черного материала, больше всего напоминавшее магнит, какой можно добыть, варварски разломав динамик маломощного бытового аудиоустройства. – Это обыкновенный кольцевой магнит. Это, – он похлопал себя свободной рукой по лысине, – моя голова. Казалось бы, что между ними может быть общего? Однако же, обратите внимание… айн, цвай… вуаля!

Полковник Черных гулко сглотнул: магнит прилип к коже и висел точно посередине лба, делая Маковского похожим на персонаж какого-то фантастического фильма.

– На самом деле это не фокус, – продолжал Маковский. – Фокус – это когда ко лбу прикладывают алюминиевую ложку и она какое-то время держится неизвестно на чем. А здесь все просто: с одной стороны магнит, с другой – пластина из ферромагнетика, а между ними – тонкий слой кожи…

– Экран! – ахнул Черных.

– Приятно иметь дело с образованным человеком, – констатировал Маковский. – Правильно, экран, а не какая-нибудь чертовщина вроде той, что, похоже, полезла вам в голову, когда вы вошли в кабинет… Это был несчастный случай. Мы досматривали корабль, искали… неважно что. Когда я проходил мимо пусковой установки, одна из ракет почему-то сорвалась с креплений, съехала по направляющей и упала точнехонько на меня – не вся, конечно, просто стабилизатор задел голову и снес почти половину черепа… В общем, я умер. А потом, спасибо хирургам, воскрес и со временем научился извлекать из своего увечья не только удовольствие – приятно, знаете ли, удивлять дам, которые не в курсе, лепя себе на лоб декоративные магниты с их холодильника, – но и некоторую пользу. А здесь, учитывая специфику ваших экспериментов, моя инвалидность – это просто дар Божий! – Из-за которого вас сюда и назначили, – прицелившись в него из «парабеллума» и сделав губами беззвучное «пах!», вставил Шебаршин.

– Так точно, – не оборачиваясь, согласился Маковский.

– Но вскрытие?..

– А что – вскрытие? Если бы вскрывали меня, вы бы не были так разочарованы отчетом патологоанатома. Увеличенная печень с признаками начинающегося цирроза, камни в почках, забитые никотиновыми смолами легкие, а в остальном все как у всех, в том числе и черепная коробка вместе с содержимым… Но патологоанатомов не зря называют докторами мертвых. С живыми пациентами они не контактируют, в лицо их не знают, и совпадение номера на робе с номером в сопроводиловке для них автоматически означает идентичность пронумерованных предметов… то бишь, простите, тел. Но не огорчайтесь так, коллега! Вы ведь все равно, пусть с небольшим опозданием, узнали, что за секрет скрывается внутри, как вы выразились, лысой матрешки! А правда, здорово получилось? Если хотите, я покажу вам запись. Даже меня впечатлил момент, когда с каталки медленно сползает простыня, а из-под нее встает вскрытый, выпотрошенный труп… Бр-р-р!!! Между прочим, оцените мой талант: грим я накладывал собственноручно.

– Но зачем?!

– Стоп, – прервал их беседу Шебаршин и выпрямился в кресле, отложив на край стола пистолет. – Прошу прощения, коллега, но это уже мой вопрос. И я, с вашего позволения, намерен задать его сам.

Маковский с готовностью повернулся к нему лицом.

– Итак, – слегка подавшись вперед и взявшись обеими руками за край стола, произнес генерал, – зачем, Виталий Анатольевич? Я понимаю, вы целых два года носили серую робу испытуемого и садились в стендовое кресло не для собственного удовольствия, а чтобы изучить систему безопасности изнутри, нащупать слабые места… Но к чему это привело? Вы же, фактически, организовали побег, причем удачный! Хороша проверка! Это ведь то же самое, что проверять на прочность противоударные швейцарские часы с помощью гидравлического пресса!

– Я с удовольствием все объясню, – отбросив ернический тон, которым разговаривал с Черных, сказал Маковский. – Побег испытуемого – не случайность, не конечный результат и, разумеется, не цель, а всего лишь промежуточный этап проверки. Потому что безопасность – понятие широкое, и она не ограничивается и не обеспечивается одними только бетонными стенами, минными полями и вооруженными охранниками. Знаете, один мой бывший коллега на заре своей карьеры командовал взводом охраны в дивизии ракетных войск стратегического назначения. Они сторожили шахты с СС-20. Охрана была организована грамотно: тройной периметр ограждения – колючая проволока, охранная сигнализация, шаговое напряжение, а третья, последняя линия – двадцать киловольт, мгновенная смерть, пепел… Рядом с шахтой насыпной холмик, на холмике – белый домик, на домике – зеленая броневая башенка с крупнокалиберным пулеметом, а внутри – солдатики, которых запирали там на несколько дней и выпускали только по окончании срока дежурства – через трое, через четверо суток, а если дороги занесло, так и через месяц…

– К чему вы это все?.. – спросил Шебаршин.

– К тому, чтобы вы поняли, что проникнуть к ракетной шахте и совершить диверсию было крайне затруднительно, если вообще возможно. Так вот, знакомый мне рассказал такую историю. Просыпаются это караульные утречком – все спокойно, сигнализация за всю ночь ни разу не сработала, тишь да гладь… Выглядывают наружу через амбразуру, а на оголовке шахты (он у них «утюгом» называется) сидит бабуся – божий одуванчик – и как ни в чем не бывало перебирает грибы…

– Сказка, – спокойно констатировал генерал.

– Возможно. Сказка – ложь, да в ней намек…

– Не забивайте мне голову ерундой, – слегка раздражаясь, потребовал Шебаршин. – Вы контрразведчик, пускай и бывший, я – ученый… Так давайте оперировать фактами! Вы на свой страх и риск устроили проверку – заметьте, не кому-то, а себе самому – и не выдержали ее, потому что ваш протеже благополучно ушел…

– Я два года ждал и искал такого протеже, которому было бы по силам уйти, – перебил его Маковский. – И я был бы очень разочарован, если бы он задохнулся в этой крысиной норе, подорвался на старой немецкой мине или дал себя поймать морячкам с «Бухты». Неужели вы не понимаете, зачем я это сделал?! Предотвратить побег из этого места – это не работа, а так, имитация бурной деятельности. Наверное, поэтому никто и никогда всерьез не думал о том, что будет, если кто-то из испытуемых все-таки сбежит. Насколько далеко распространяется система нашей безопасности, так ли она надежна, как кажется? Чем, в конце концов, чреват побег? Если, к примеру, завтра сюда явится спецназ ФСБ и начнет нас штурмовать, мы отобьемся – слава богу, есть чем, да и позицией Бог не обидел. Но такой штурм будет означать, что в системе обеспечения безопасности нашего стратегически важного объекта имеется вот такущая, – он во всю ширь развел руки, – дыра. И не здесь, в бункере, а в Москве. Если о нас вдруг начнут трубить средства массовой информации или с трибуны Государственной думы какой-нибудь депутат потребует создания специальной комиссии по расследованию нашей деятельности – какие действия будут предприняты тогда, насколько готовы к этому наши высокие покровители?