Евгений Сухов - Медвежатник

Сидящие за столом невольно улыбнулись — Лесснер был известен своим сарказмом.

— В первую очередь нас интересуют сроки, — произнес Некрасов, стараясь поймать взгляд Точилина.

Но часовщик ни на кого не смотрел, казалось, что все его мысли были заняты морковным соком.

— Непростое это дело. Здесь сначала покумекать нужно, — рассудительно протянул Точилин. — Это вам, господа, не картишками перебрасываться.

— Чтобы в картишки играть, тоже нужно соображение иметь, — неожиданно оскорбился Некрасов. Он едва посмотрел на официанта, и тот отреагировал мгновенно, плеснув в пустую рюмку ледяной «Смирновки». — Вот так вот, братец, — и аккуратно залил в рот водку, закусив ее балычком.

— Дайте мне, господа, месяц. Думаю, что за это время я чего-нибудь придумаю, — пообещал наконец Точилин.

Подошел официант и поставил рядом с Матвеем Терентьевичем глубокую тарелку с морковным соком. На мгновение на его лице отразилось нечто похожее на недоумение: а нужно ли подавать к блюду еще и ложку? Он уже сделал робкое движение, но Точилин предупреждающе изрек:

— Не утруждайся, милок. Я и так сподоблюсь.

Он взял в широкие ладони тарелку и большими уверенными глотками принялся поглощать морковный сок. В эту минуту он напоминал пьяницу, которого иссушило глубокое похмелье, и единственное средство преодолеть болезнь — горьковатый рассол. Он пил страстно и жадно, а ярко-красные струйки тоненькими ручейками стекали за ворот. Все сидящие невольно поморщились, а Матвей Терентьевич, справившись с угощением, довольно крякнул:

— Будет вам сейф. Есть у меня одна задумка.

Глава 36

Мамай сорвал с головы малахай и, глядя прямо в глаза Савелию, произнес:

— Ваше благородие, там у ворот вас какой-то малец дожидается. Я было хотел ему отворот дать, да он уперся и идти не желает. Не уйду, говорит, пока с Савелием Николаевичем не поговорю.

Вид у Мамая был кротким, если не считать глаз, нацеленных прямехонько в переносицу собеседника. Только взгляд и выдавал в нем былого каторжанина. У каждого, кто случайно встречал такой взгляд, на ум приходило предположение, что, кроме дворницкой бляхи, где-то за пазухой он прячет и острый топор.

О своей прежней жизни он рассказывал мало. Но из того, что знал о нем Савелий, следовало, что на тобольской каторге он ходил в «иванах», окруженный многочисленными «рабами». Его власть на тобольской каторге была почти абсолютной. Своих людей он имел даже в администрации, прикармливая их деньгами, которые получал от карточных игроков, стоявших в негласной табели о рангах ниже его на целую ступень.

Каторжные палачи, такие же арестанты, как и он сам, по указу Мамая могли запороть провинившегося насмерть. И частенько беднягу уносили на погост только потому, что он был недружелюбен с «иваном».

Поговаривали, что Мамай за время долгой ссылки не только не порастерял награбленного добра, а, наоборот, приумножил его многократно. Будто бы только одного золота он вывез из Сибири на десяти лошадях, увешанных со всех сторон тяжеленными баулами.

На Хитровке встречались люди, что провели с Мамаем на каторге не один год. Заприметив строгого татарина, они кланялись ему низенько в ноженьки, как это делают крепостные у порога помещичьего дома.

Сейчас Мамай мало чем отличался от прочих дворников, даже бляха на его груди блестела так же ярко.

— Уж не фараон ли он? — усмехнулся Родионов.

— Не похож, Савелий Николаевич, — улыбнулся Мамай, показав золотую фиксу. — На фараонов я насмотрелся изрядно.

— А может, это шпанка у ворот трется? — проговорил Савелий Николаевич.

Татарин улыбнулся еще шире, заметив:

— На шпанок, господин, я тоже насмотрелся. Если бы это была шпанка, так я бы ее метлой от порога отвадил.

— Тогда кто же?

— На «ивана» не тянет. Молод слишком, но за игрока сойдет, — коротко заметил Мамай.

— Что ж, пригласи его, — проговорил Савелий, удобно расположившись на диване.

Через минуту в комнату вошел востроносый человек с виноватой улыбкой. Модный костюм выдавал в нем франта с Тверского бульвара, безжалостно просаживающего батюшкины капиталы. И еще он походил на молодого хлыща, гоняющегося за богатой невестой. Савелий сдержанно улыбнулся, в госте он невольно узнавал себя десятилетней давности.

Незнакомец уверенно сел на стул и скорее заявил, чем поинтересовался:

— Вы Савелий Николаевич Родионов…

Савелий улыбнулся: молодой человек к тому же еще, оказывается, и нагл. В некоторых случаях весьма полезная вещь.

— Предположим. Так с чем вы ко мне пожаловали?

— Мы с вами, как это поудачнее выразиться… коллеги, что ли.

— Что вы имеете в виду? — насторожился Савелий Родионов.

— Буду с вами откровенен.

— Извольте.

— Вы медвежатник… Я тоже.

— Это как — медвежатник? Охотник, что ли? — невесело поинтересовался Савелий Николаевич.

— Господин Родионов, не нужно играть со мной в наивность. Вы прекрасно знаете, что это такое.

— Объясните, не понял, — натянуто улыбнулся Савелий.

Молодой человек расстегнул верхнюю пуговицу пиджака и уверенно произнес:

— С удовольствием. Вы специалист по взламыванию сейфов. Подозреваю, что последнее ограбление банка с часовым кодом тоже ваших умелых рук дело.

За порогом, приложив ухо к двери, стоял Мамай. Достаточно будет крикнуть, и дюжий дворник разберет нахала по частям, после чего аккуратно упакует его в чемоданы.

Но Родионов сохранял невозмутимое спокойствие.

— И на чем основаны ваши домыслы?

— А дело в том, что я сам хотел ограбить Первый коммерческий банк. Так же, как и вы, я проникал в здание накануне и даже подобрал отмычки. Но вы опередили меня на три часа. Когда я уже подошел к банку, вы покидали его с чемоданом в руке через запасную дверь. Конечно, вы не можете помнить всех прохожих, но с вами мы столкнулись несколькими минутами позже, когда вы торопились к своему кучеру.

И действительно, Савелий припоминал эту встречу. Не так часто в третьем часу ночи можно увидеть на улице прохожего, озирающегося на каждый угол здания. Поначалу он даже принял его за городового и тотчас вспомнил свои неприятные ощущения, когда пальцы вцепились в рукоять «вальтера». Но когда Савелий понял, что ему никто не собирается выкручивать руки, чтобы отвести в участок, успокоился. Правда, в темноте он не сумел рассмотреть лица прохожего. Но в целом все выглядело очень правдоподобно.

Савелий уже хотел признаться в случайной встрече, как вдруг его обожгла нечаянная догадка: а что, если это провокатор? В карательных учреждениях умеют работать. Стоит ему только сказать «да», как молодой красавец, победно улыбаясь, представится урядником московской полиции, а еще через несколько минут его переправят в Бутырскую тюрьму.

Молодой человек, как будто бы угадав его мысли, радушно улыбнулся:

— Вы напрасно беспокоитесь. Я не из полиции и тем более не имею никакого отношения к сыску. Я так же, как и вы, сам по себе. Но мне бы хотелось работать с вами. Из нас получилась бы такая команда, против которой бессильна будет вся полиция России.

— Как вы можете подтвердить, что вы именно тот, за кого себя выдаете? — спросил Родионов, внимательно посмотрев на его руки.

По рукам, практически без ошибок, можно определить профессию человека. Если землекоп имеет крепкие ладони с грубоватой шершавой кожей, то у портного ладонь всегда мягкая, обтертая до белизны многими тканями заказчиков. Печник имеет пальцы сильные, с желтоватой кожей, на которой угадываются следы многолетней глины. У повара пальцы пухловатые и чистые, обласканные водой. Совсем иные пальцы у карманника — всегда удлиненные и такие же чувствительные, как у профессионального музыканта. Каждым он распоряжается столь же искусно, как гимнастка своим телом. Пальцы вора способны сгибаться практически во все стороны и вызывать жгучую зависть даже у индийских йогов. Пальцы вора всегда холеные и очень ухоженные, он следит за ними куда более тщательно, чем салонная красавица. Пальцы для вора такой же рабочий инструмент, как для слесаря напильник или для кузнеца молот.

Молодой человек сцепил руки в замок, как будто бы демонстрируя гибкость своих пальцев. Руки у медвежатника всегда мускулистые. Оно и понятно, приходится иметь дело с металлом. И в то же время руки должны быть необычайно гибкими и уверенными, словно у пианиста-виртуоза. Еще для медвежатника важно хладнокровие. Его пальцы не терпят суеты и судорожности движений. А неторопливость, которую можно понимать как леность, есть не что иное, как верный расчет.

У молодого человека были именно такие руки и, судя по выражению его глаз — нахальных, с издевкой, — он знал им цену.

— Очень просто. Я могу перечислить все ограбления, которые совершил за последние полгода, в малейших подробностях. — Неожиданно он улыбнулся. — Предпоследнее дело мне особенно дорого. Слыхали об ограблении Сырьевой биржи?..