Владимир Моргунов - Серый кардинал
Голубов подавленно молчал.
— Вопрос номер один. В конце девяносто первого года твой коллега Лихарев передал в суд дело некоего Юлина по кличке Спортсмен. Мошенничество, вымогательство, шантаж, ограбления. Вспоминаешь? По физиономии вижу, что вспоминаешь. Так вот, гражданин гомик, отвечай, кто приказал тебе это дело развалить?
— Я его не разваливал, — глухо ответил Голубов.
— Ну да, ты просто закрыл его в марте девяносто второго года. За недостаточностью доказательств, да? Двенадцать томов одним махом похерил. Что и говорить, ты хорошо постарался. Итак, мы тебя сейчас повесим, или ты будешь рассказывать?
Бирюков и Ненашев с готовностью подхватили Голубова под руки.
— Нет, — юрист 1-го класса неожиданно всхлипнул. — мне приказали.
— Отлично, — сказал Клюев. — Вот сейчас ты разумно использовал право выбора. Лучше, конечно, пожить и понаслаждаться. В случае, если рассказ твой будет достаточно полным, я обещаю, что материалы о твоих любовных шалостях ни к кому не попадут. Итак…
Он открыл небольшую сумочку-визитку — такие были в моде лет десять назад и неизвестно почему назывались довольно грубовато — педерастками.
— Повторяю свой вопрос, Голубов Вениамин Александрович: кто приказал вам в конце одна тысяча девятьсот девяносто первого года «развалить» дело Игоря Юлина и его сообщников?
Клюев неукоснительно следовал рекомендациям Анжелы — грубый нажим, даже запугивания должны изредка перемежаться цивилизованным, почти интеллигентным обращением.
— Мне приказал, — начал Голубов, слегка запинаясь, — вернее, он просто выразил пожелание, чтобы дело было закрыто, — Голубов уперся взглядом в землю, руки его, лежавшие на коленях, дрожали, но вот он сделал усилие над собой и заговорил ровно, — вот, значит, пожелание выразил государственный советник юстиции 3-го класса прокурор области Савин.
— А в какой форме было выражено это пожелание?
— В какой форме? В устной, естественно.
— А чем прокурор области Савин мотивировал свое пожелание о прекращении уголовного преследования Юлина Игоря Станиславовича?
— Тем, что дело «сшито на живую нитку», что следователи запугали свидетелей. Заставили последних дать ложные показания, оговорить Юлина. Савин сказал мне что-то вроде: «Вот, видишь, Лихарев этот Гдляна-Иванова из себя корежит. Сенсации ему захотелось. Сыскари к обвиняемым и к свидетелям незаконные методы применяли. Гдляну-то с Ивановым тоже не поздоровится, по телевизору недавно передача была, там проходившие по «узбекскому делу» рассказывали, каким образом у них показания «добывали».
— Что еще говорил вам прокурор области Савин о деле Юлина?
— Он говорил, что дело все равно рано или поздно закрывать придется, так как судебная комиссия по уголовным делам Верховного суда федерации любой обвинительный при говор по делу Юлина отменит.
— Почему? — спросил Клюев. — Он чем-нибудь объяснял такую однозначность решений судебной комиссии?
Голубов пожал плечами.
Клюев выключил магнитофон.
— Потому что у Юлина солидная «крыша» имелась, да?
Голубов кивнул. Клюев снова нажал на кнопку и спросил:
— Можно ли объяснить покровительственное отношение разных судебных инстанций к Юлину тем, что он снабжал информацией кого-то из УВД и УКГБ области?
— Да, можно, — негромко произнес Голубов.
— А на чем базируется ваша уверенность в том, что все обстояло именно так?
— Савин мне в беседе, которая носила скорее частный, чем служебный характер, сказал, имея в виду Юлина: «Это же наш человек.»
— Следует ли понимать предупреждение прокурора области Савина, таким образом, что на решение Верховного суда федерации сможет влиять кто-то, стоящий даже выше УВД и УКГБ области?
— Возможно, — чуть подумав, — ответил Голубов, — потому что Савин очень прозрачно намекал на свои связи и связи его знакомых в МВД и среди высшего руководства аппарата КГБ.
Клюев выключил магнитофон и спросил, уже «не для протокола», обращаясь к Голубову на «вы»:
— А если без дураков, Голубов, кто здесь, у нас, Юлина держит?
— Я затрудняюсь ответить конкретно.
— Хорошо, давайте применим метод исключения. Через генерал-лейтенанта Ковалева путь наверх пролегает или нет?
— Нет, ни в коем случае. Начальник областного УВД и Савин не очень ладят, если не сказать большего.
— А почему?
— Ковалев ведь из Москвы к нам направлен. Он в Министерстве, говорят, не поладил с кем-то. Да и тут порядки крутоватые стал заводить. Не всем ко двору пришелся.
«Ну да, держи карман шире, — Клюев вспомнил, о чем ему рассказывал Рогунов. — Покойного Боба Ковалев наверняка устраивал.»
— Он что же, таким порядочным и честным начальником облуправления оказался? — в тоне Клюева не слышалось иронии. — До него таких дельных начальников не было?
— Ну, не в этом дело, я бы сказал. Савин, тот еще старой закалки, Рекуновской. Нынешнего министра внутренних дел, Елина, Савин на дух не переносит. Степанкова, впрочем, тоже.
— Как же так? — сама наивность вопрошала устами Клюева. — Начальство ведь любить надо.
— Он его мальчишкой, губошлепом обзывает.
— Ну и дурак он старый, этот Савин, — Клюев, похож даже обиделся за Степанкова. — Губы у Степанкова и в самом деле развесистые, но уж насчет разгильдяйства да ротозейства — не тот, как говорится, случай. Ладно, благодарю за службу. Значит, так — сейчас мы отвезем вас в город. На то самое место, откуда брали. Ни одна живая душа не должна знать, кто с вами беседовал и о чем. Я даю слово джентльмена, что эти вещи, — он кивнул на валявшиеся у ног Голубова фотографии, — будут как бы заморожены до тех пор, пока вы будете хранить тайну. О них никто не будет знать. Поверьте, мне нет никакого резона портить вам карьеру и личную жизнь, как бы прихотливо она у вас ни складывалась. Но если вы попытаетесь предпринять какие-то шаги для нашего обнаружения, я предприму шаги ответные. Договорились?
Потрясенный Голубов кивнул.
— Тогда собирайте фотографии и по-быстрому уезжаем.
Клюев даже некоторую неловкость испытывал, обещая хранить тайну. Он был, по крайней мере, не вторым даже из тех, кто знал тщательно скрываемую тайну старшего следователя областной прокуратуры. Майор Крупицкий — скорее всего, по указанию начальства — вел разработку высшего состава милиции и прокуратуры области. На не совсем естественную связь Голубова с особями мужского пола Крупицкий «вышел» случайно, допрашивая совсем по другому делу молодого преподавателя музыкального училища. И вдруг — такой подарочек. Юный служитель муз сам выдал фотографии, Крупицкий и не нажимал на него. То ли ревность, то ли желание отомстить были причиной столь необычной откровенности.
Можно было только поражаться наивности Голубова — неужели он не предполагал, что за ним, занимающим столь ответственную должность, наверняка следят? А следить могло только одно ведомство. И если нечто тайное становится явным, то только стараниями «конторы» — в девяноста случаях из ста. О «конторском» происхождении фотографий Голубов просто обязан был догадаться. Отчего же он выглядел столь пораженным, шокированным? Значит, в данном случае следовало предполагать одно: Голубов принял своих похитителей за людей из «конторы», маскирующихся под невесть кого.
Что и говорить, в офис «Кредо» проникнуть было трудно, если вообще не невозможно. «Телеглазок» и устройство сигнализации, мгновенно реагирующее на любой объект, возможно, не были самыми неприятными сюрпризами, ожидавшими тех, кто попытается проникнуть в дневную обитель Мудрова и компании «Кредо».
— Понимаете, мужики, — развивал свою теорию Бирюков. — Я, конечно, не шибко разбираюсь в этих ваших «конторских» делах о сохранении информации, но сдается мне, что кое-какую информацию Мудров где-то хранит. И информация эта сродни той, что собирал наш друг Крупицкий на Голубова и иже с ним. Информация эта должна занимать очень большой объем — Мудров не чета Крупицкому во всех отношениях, он досье на всех и вся собирал активно, истово и долгое время. Будь я не я, если это не так. Он наверняка держит яйца многих в кулаке. Слабый нажим — и жертва поступает так, как хочет Мудров.
— Ты, Николаич, из него прямо-таки какого-то «серого кардинала» слепил, — осторожно заметил Ненашев.
— А ты разве по-другому думаешь? Мы совсем недавно за его отношениями с Юлиным наблюдали и то уже видим, что это не отношения партнеров, занимающихся честным бизнесом. Он Юлиным наверняка вертит, как хочет, и он этого Юлина из любой задницы вытащить может в случае необходимости. А сколько у него еще таких юлиных? Про то знает Мудров и его заветная шкатулочка, в которой сидит уточка, а в уточке — яйцо, а в яйце — иголочка. Сломав ее, мы, возможно, сделаем карачун товарищу генерал-майору в отставке.
