Илья Рясной - Скованные намертво
— Как?
— Сумел подточить крюк, на котором цепь висела. И выбрался наружу… Мне казалось, что выбрался. А пробрался в соседнюю камеру. Там «пес Павлова» жил — доходяга обескровленный. Я видел, что осталось ему немного. Он почти сбрендил. Я ему предложил бежать.
— Это тяжело?
— Невозможно. Охранники толк в своей работе знали… И я пустил парня вперед. К воротам, чтобы он отвлек на себя внимание охранников. Я воспользовался им как обманкой. И они клюнули… До сих пор просыпаюсь, вспоминая его лицо — изможденное, но с лучом надежды. Но у меня не было выхода. Мы бы погибли вместе…
— Что потом с домом стало?
— Это как замок Дракулы. Не знаю. Щербатый оттуда съехал. В Ростов. Там ему и конец пришел.
— Сам помер?
— Убили — какие-то старые счеты в воровском мире, да упыри его в свет вышли. Начали вращение. Им Щербатый вроде как с кровью и удачу дал. Все поднялись. Все в авторитете Через детскую жизнь, через мать родную перешагнуть — пожалуйста. Кровь просто так не пьют. Кровь от оков освобождает Так-то, самбист.
— А ты что?
— А мне куда? Я к ворам прикипел. Мне только там и оставалось жить. Тем более цель у меня появилась.
— Всех подельников Щербатого извести?
— Точно… Где был, что делал — не скажу. Тебе неинтересно. Но своего достиг… Один остался — Калач. Тертый Калач. Опытный Калач. Умный Калач… Ты, самбист, мне его отдай. Он вам без надобности — с доказательствами у вас плохо, вывернется.
— Не знаю, — сказал Аверин.
— А что тут знать? Я его все равно достану.
— Я пока ничего не знаю, Ледокол. Буду думать…
— Думай. Но прав все равно я…
Оперативники ГУУРа, крутя наемные убийства в нефтебизнесе, вышли на одного из заказчиков — генерального директора фирмы «Тантал». Антона Свиридянского. А оперативная группа ГУОПа под руководством полковника Сидорова (с кем Аверин брал штурмом владения Акопа Дадашева) уличила шефа «Тантала» в банковских аферах и махинациях с поставками нефти. Прошла информация, что тот в ближайшие дни улетает в Израиль.
— Будем брать ворюгу, — сказал Сидоров, к которому Аверин заехал согласовывать мероприятия.
— Когда? — спросил Аверин.
— В аэропорту, — Сидоров улыбнулся и щелкнул пальцами. — Лучше всего на нервы действует. Он уже одной ногой там — за бугром. И знает, что за бугром его никаким ментам не достать. Подходит в таможенную зону, а ему говорят — пройдемте, кое-что утрясти надо. И тут возникаем мы. Стресс рухнувшей надежды. Клиент готов к разговору. И сразу начинаем его грузить на две линии — на организацию наемного убийства и на махинации. Хоть по какой-нибудь разговорится.
— Логично.
— Значит, договорились. Силовая часть и наблюдение за нами.
— Договорились.
— Билет, кстати, у него на завтра. Бабу свою с собой берет.
— Жену?
— Да нет. Вроде невесты. Девчонке чуть за двадцать.
— А ему пятьдесят пять.
— Разница в возрасте вполне залечивается миллионами баксов на счету…
Утром Аверин с Сидоровым были в аэропорту «Шереметьево-два». Они отправились к начальнику УВД, обслуживавшего аэропорт. Объяснили ситуацию, обоговорили детали мероприятия.
— Сделаем, — обещал начальник УВД. — Людей дать в помощь?
— Нет, не надо. Но пускай под рукой будут на случай осложнения ситуации, — сказал Аверин.
— Все сделаем, — кивнул начальник УВД.
Свиридянский подкатил на длинном черном «Линкольне», за ним следовал пятисотый «Мерседес». Провожали его два «быка" — телохранителя и невысокий худой очкарик, которому на лоб хотелось налепить табличку — „брокер“. Брокер в России — это не банковский игрок. Это генотип — люди с определенной внешностью, замашками и мопалью. Рядом со Сви-ридянским находилась женщина, с которой он улетал. Действительно, красивая, молодая, изящная, тонкая, в ней ощущалась порода, в ней присутствовал шарм, она нисколько не походила на пустоголовых и унылых „мисс Вселенной и Московской области“. Когда Аверин увидел ее, у него засосало под ложечкой.
— Третий первому, — прошуршала рация.
— Первый на проводе, — ответил Сидоров. — Привели клиента, — сообщил главный группы наблюдения, которая пасла Свиридянского.
— «Хвоста» — конкурентов или прикрытия — не заметили? — осведомился гуоповец.
— Нет.
— Готовьтесь. Когда объект пройдет на пограничный контроль, на автостоянке берите «быков» и очкастого. Подошлю к вам двух тяжелых[1]. Хватит?
— Сделаем, — ответил третий…
До отлета оставалось еще достаточно времени. Свиридянский с сопровождающими отправился в бар. Телохранители-барбосы, отлично выдрессированные, взяли себе по банке спрайта и по бутерброду и сидели, настороженно озираясь. Под их кожаными, будто форменными утепленными куртками проглядывались утолщения, специфические для кобуры. Свири-дянский, «брокер» и женщина заказали бутылку шампанского за триста долларов. Наполнили бокалы. Могли бы раскошелиться и побольше — ведь хозяин «Тантала» оставлял родину надолго. В ближайшие годы возвращаться он не намеревался — слишком длинный шлейф за ним тянулся, чтобы лезть сюда снова.
Они неторопливо распили бутылку. Тут мелодичный женский голос из динамика объявил регистрацию на тель-авивский рейс. Улетающие направились на регистрацию и на таможенный контроль.
— Ты смотри, они не педики? — усмехнулся полковник Сидоров, глядя, как горячо Свиридянский целуется с «брокером». — Хотя с такой женщиной голубым грешно быть.
— Это точно, — угрюмо согласился Аверин.
Все, Свиридянский отправился на таможенный контроль и преодолел его без досмотра. «Брокер» и охранники побрели к своим машинам. Их там уже ждут.
Лиц с дипломатическими паспортами, понятно, пускали без очереди — в отдельный проход. А именно такой паспорт имелся у Свиридянского. МИД за деньги в последнее время выписывал их пачками. Все уважающие себя воры обзавелись такими паспортами, которые запрещали их досмотр и предоставляли дипломатические льготы при пересечении всех границ на Земле.
Перед будкой погранконтроля Свиридянский протянул паспорт. Женщина-прапорщик в отлично подогнанном форменном кителе изучила его, внимательно посмотрела.
— Что, непорядок? — Свиридянский обдал прапорщика обаятельнейшей улыбкой.
— Не совсем. У нас указание проверять паспорта этой серии.
— Почему? — улыбка оставалась такая же обаятельная, но в ней появился оттенок беспокойства.
— Обычная формальность. Это бывает, — прапорщик тоже умела улыбаться. — Пройдемте в отдельное помещение. В кабинете Свиридянского уже ждали. С Сидоровым он был знаком неплохо.
— Я так и знал, что это ваши происки, полковник, — произнес Свиридянский.
— Мои, — согласился Сидоров.
— Ну и что вы хотите? Поиграть в игрушки и испортить мне настроение перед отъездом?
— Какой отъезд? — улыбнулся Сидоров. — Вы задержаны, господин Свиридянский.
— Шутите?
— По подозрению в совершении преступлений.
— Вы играете с огнем… Дайте мне позвонить.
— В другой раз.
— Полное беззаконие. Через три часа, как только позвонит ваш министр, вы будете извиняться.
— Напрасно надеетесь. Ваши покровители сделают вид, что вас не знают. Вы представляли для них интерес, пока безопасно отстегивали им деньги. Больше вы им не нужны.
— О чем вы говорите, Василий Николаевич? Сидоров сделал жест, и Аверин с оперативником ГУОПа шагнул к бизнесмену. Защелкнулись наручники.
— А это зачем? — кивнул Свиридянский на наручники.
— Так преступник вы особо опасный, — усмехнулся Сидоров. — И терять вам нечего.
Нефтебизнесмен посмотрел на него с нескрываемой злобой.
— Посмотрим, кто будет смеяться последним… В другой комнате ждала женщина Свиридянского. Она сидела молча на стуле.
— Здравствуй, Маргарита, — сказал Аверин, заходя в комнату. Она удивленно посмотрела на него. В миг она побелела, как полотно.
— Ты?.. Что происходит? — воскликнула она нервно. — Где Антон?
— Задержан.
— Что ты говоришь?
— По подозрению в совершении хищений и в организации заказных убийств.
— Какая ерунда!
— Это правда, Маргарита…
Она помолчала минуты две, уставившись на свои намани-Кюренные пальцы. Потом воскликнула:
— Ты виноват во всем! — На ее глаза навернулись слезинки. — с того момента, как ты возник в моей жизни, все не так! Ты во всем виноват.
— Маргарита, твой воздыхатель — убийца и вор таких масштабов, каких мало…
Маргарита вздохнула глубоко, стиснула зубы.
— А что ты думаешь — «Линкольны», «Мерседесы», ожерелья бриллиантовые — это просто так… Ты связалась с бандитом, Маргарита. Мне грустно, но ты знала это…
— Он не хуже и не лучше, чем другие, — слезы текли по ее щекам, но она не пыталась их смахнуть.
— Да, бывают и похуже.