Владимир Гурвич - Федеральный наемник
— Пробиваться. Будем сражаться, пока хватит боеприпасов. Пойдем посмотрим, где занять позицию. Ты же был офицером, — он усмехнулся, понимаешь толк в таких делах.
Мы вместе с Умаром двинулись в сторону ущелья. С нами, чуть поотстав, шла Ванда.
Я то и дело поглядывал на нее. Что-то странное было в ее поведении; едва она увидела Умара, как ее лицо приняло совсем непривычное выражение. Я еще не видел на нем такого сосредоточения.
Мы подошли к краю ущелья. Отряд Газаева все еще переправлялся по мосту. Уже на нашу сторону перешло не меньше ста боевиков.
— Сколько у тебя человек? — спросил я.
— Пятнадцать, — мрачно ответил Умар.
— Да, дела, — протянул я. И в туже секунду я резко оттолкнул Умара. Раздался громкий щелчок пистолетного выстрела, и пуля высекла осколки в скале, в том самом месте, где мгновение назад стоял Султанов.
Ванда попыталась выстрелить второй раз, но я прыгнул в ее сторону и ногой выбил пистолет из рук женщины. Затем повалил на землю. Нас тут же окружили боевики, нацелив на нас сразу с десяток автоматов.
К нам приблизился Умар.
— Встаньте, — приказал он.
Первым встал я, затем помог встать Ванде. Я смотрел на нее и не мог понять, зачем она это сделала.
Умар вплотную подошел к ней.
— Говори! — Его голос прозвучал непривычно для него зловеще. — Кто ты?
— Ванда, говори правду, — попросил я. — Я тоже хочу ее знать.
Она повернула в ко мне голову, и я увидел в ее глазах слезы.
— Я офицер ФСБ, — тихо произнесла она. — У меня задание — убить Султанова.
— Это ты навела на меня Арсена? — спросил Умар.
— Клянусь, я к этому не имею никакого отношения.
— Это правда, — сказал я, — она никак не могла знать о твоих передвижениях. Все последнее время мы были вместе.
— Хорошо, — мрачно сказал Умар. — Расстреляйте ее, — приказал он своей охране.
Я поймал отчаянный взгляд Ванды.
— Постой, Умар! — воскликнул я. — Ты кое что не знаешь. Я хочу сказать, что она моя жена. Мы поженились вчера вечером. Это правда, — сказал я, поймав недоверчивый взгляд Султанова. — Отец Борис нас обвенчал. Он подтвердит.
— Именем господа моего клянусь, они законные муж и жена, — громко произнес священник.
— Что же ты хочешь? — посмотрел на меня Умар.
— Поверь, я ничего не знал об ее задании и что она работает на спецслужбу. Мы просто любим друг друга. Я спас тебя. По всем вашим обычаям ты мой должник. Я прошу тебя только об одном: не убивай ее.
Умар раздумывал.
— Ладно, я возвращаю тебе свой долг. Она уйдет одна, прямо сейчас. А вы останетесь с нами. Вы будете сражаться. У меня слишком мало штыков. В том числе возьмет в руки оружие и отец Борис. Тебе подходит такое решение?
— Да. — Я посмотрел на отца Бориса. — Вы возьмете оружие, иначе…
Священник молчал. Слабый ветерок развивал его густые темные длинные кудри. Внезапно он упал на колени, молитвенно сложил руки на груди.
— Господи, прости меня, я вынужден нарушить свою клятву тебе. Прошу тебя, освободи меня на короткое время от нее. Я понимаю, грех мой не знает предела, но не гневайся, лучше накажи. Я приму любое твое наказание, самое страшное. Господи, помилуй твоего раба грешного.
Все молча наблюдали за ним. Отец Борис перекрестился, встал с колен, затем поднял с земли автомат. Он держал его так, как будто не расставался с ним ни на день.
— Вот видишь, — сказал я, — мы выполняем твои условия.
— Она может уходить, — повторил Умар. — Больше у меня нет перед тобой обязательств, — сказал он мне.
— Последняя просьба, дай нам несколько минут на прощание.
— Хорошо, но времени у нас совсем мало.
Он мог и не говорить, я понимал это не хуже него. Умар и все остальные сделали несколько шагов назад, тактично оставив нас одних.
— Нам придеться расстаться, любимая, — сказал я. — Другого выхода нет.
Она прижалась к моей груди.
— Я не могла по-другому, понимаешь? — услышал я ее шепот.
— Я понимаю. Я тоже получал задания и не мог их не выполнять. Даже если был с ними внутренне не согласен. Не стоит об этом. Где мы встретимся?
— Я не знаю. Я не знаю, куда я сейчас пойду.
— Иди к федералам, они тут совсем близко. Объясни им, кто ты есть. Только про меня ничего не говори.
— Не скажу.
— Все, хватит, — услышал я резкий голос Умара.
Мы поспешно поцеловались, затем разорвали наши объятия.
Ванда пошла вниз. Она сделала несколько шагов, остановилась, помахала мне рукой.
— Я люблю тебя, я хочу тебя обязательно увидеть. Береги себя.
— Я люблю тебя, — крикнул я. — Найди меня!
Она махнула рукой в последний раз и быстро пошла вниз. Через несколько минут густой лес поглотил ее фигуру. Но на сантименты времени не было, пора было приступать к другим, не менее важным делам.
Глава двадцатая
Мы лежали с Умаром на голых камнях и смотрели в бинокль на то, как готовятся к бою боевики Газаева. Они находились в полукилометре от нас и не подозревали, что мы наблюдаем за всеми их перемещениями. Я искал среди этой толпы их командира, но пока он не попадался в окуляр.
Внезапно я вздрогнул, я увидел Арсена. Он появился в окружении своих ближайших сподвижников.
Я сказал о том, что вижу Газаева, Умару.
— Однажды он мне сказал, что больше всего на свете хотел бы поглядеть на мой труп. Кажется, он близок к выполнению своего заветного желания как никогда.
Умар произнес эти слова абсолютно спокойно, как будто речь шла о предстоящем обеде. Я бросил на него быстрый взгляд; его лицо было в самом деле невозмутимым.
Пришли разведчики. Они доложили, что внизу все проходы плотно перекрыты частями федералов.
— Мы в ловушке, — констатировал очевидный факт Султанов. — Как по-твоему, что нам делать?
— Я всегда придерживался принципа: если нет возможности уклониться от драки, то шанс победить появляется тогда, если ты нападаешь первым. Нет смысла ждать, пока нас зажмут в капкан, лучше ударить самим.
— Я тоже так думаю. Арсен дорого заплатит за предательство, — зловеще проговорил Умар. — Пора приступать к работе.
По нашим подсчетам отряд Газаева насчитывал около сто пятьдесят боевиков. К тому же внизу находились федералы. Правда, насколько я понимал ситуацию, они лишь прикрывали возможные пути отхода отряда Султанова и не собирались вмешиваться в местные разборки. У Умара было пятнадцать бойцов, плюс трое прибившихся к небу бродяг.
Я подошел к лежащему на земле ручному пулемету.
— Я хочу взять эту штуку себе, — сказал я. — Я неплохо владею этой игрушкой.
— Ладно, — согласился Умар. — Всем ко мне, — приказал он.
Умар коротко, но удивительно четко описал стоящую перед нами задачу. Мы с Умаром предворительно наметили план предстоящей операции.
Надо было спешить, Пока боевики Газаева не разбежались по лесу в поисках нашего отряда, следовало ударить по ним. Именно об этом и говорил сейчас своим людям Султанов.
Инструктаж закончился, отряд быстро построился в шеренгу. В полном молчании мы двинулись вперед. Успех операции зависел от того, удастся ли нам бесшумно приблизиться к бандитам Газаева на близкое расстояние.
Идущий впереди боевик поднял руку, и мы все замерли в полной неподвижности. Умар что-то тихо приказал нескольким своим охранникам, те отделились от нас и исчезли в густой листве. Возвратились они через несколько минут.
— Идем дальше, проход свободен, — радуясь чему-то своему, сказал мне Умар. Сейчас он был совсем не такой, как пятнадцать минут назад; тогда он был хмурый, полный мрачных предчувствий, теперь же в нем все сильнее разгорался такой мне знакомый огонек ажиотажа. Предстоящий бой явно возбуждал его чувства.
Я едва не наступил на скрытое травой тело. Человек лежал на спине, из груди торчала рукоять кинжала.
Умар сделал жест рукой, и мы вновь остановились. Я подошел к нему.
— Дальше идти невозможно, — тихо проговорил он, — они обнаружат нас.
— Ты прав. Придеться вести огонь отсюда.
Мы оба понимали, что диспозиция далеко не самая выгодная, до боевиков Газаева было далековато. А значит прицельной стрельбы не получится. Это серьезно ослабляло эффект внезапного нападения. Но ничего другого в этих условиях придумать было невозможно.
— Сейчас начнем, — сказал Умар. — Я вдруг заметил, что он медлил, даже его движения всегда четкие и резкие приобрели непривычную плавность.
По правую от меня руку расположился Павел, по левую — отец Борис. Видеть его с автоматом в руках было непривычно, хотя обращался он с ним абсолютно профессионально. Священник что-то шептал; я прислушался — это была молитва. Правда весьма странная.
— Господи, прости меня грешного за каждую убиенную мною душу. Ты знаешь, как я не хотел это делать, но ты сам так велел может быть даже против своего желания. Но ты узрел, что ни у тебя, ни у меня не было другого выхода.
