Михаил Серегин - По прозвищу Китаец
Увидев Анну в зеркале, Китаец не мог ей улыбнуться – его лицо под бреющей рукой было напряжено, как натянутый на подрамник холст. Но Анна все-таки заметила тонкие морщинки, заскользившие к вискам от уголков его немного раскосых глаз. Смыв пену, он несколько раз ополоснул лицо водой и только потом повернулся к ней.
– Я думала, ты уже ушел, – с виноватой улыбкой сказала она.
Она усвоила эту улыбку, как и многое другое, без чего их отношения потеряли бы всякий смысл. По крайней мере, ей так казалось. Она всегда чувствовала себя не в своей тарелке, когда инстинкт любящей женщины, более всего на свете желающей удержать любимого возле себя, прорывался в неосторожное слово. В силовом поле их отношений частенько даже самая банальная и шутливая реплика звучала как намек на досадную неуловимость Китайца.
– Ты же видишь, что нет, – потрепал ее по щеке Китаец, – хотя собираюсь.
Он помазал лицо ее кремом с равнодушием человека, привыкшего довольствоваться тем, что подвернется под руку, похлопал себя по щекам, взял с полки часы и прошмыгнул в коридор.
Квартира у Анны была однокомнатная. Тесная сама по себе, она еще к тому же была загромождена полотнами, красками, кистями, эскизами, гипсовыми головами и прочим богемным хламом. Китайцу это нравилось, иногда он даже позировал. И как раз в те тягучие, как растопленная смола, часы, когда он бился над какой-нибудь мысленной задачей, анализируя факты и мотивы возможных участников преступления, расследованием которого занималось его агентство, Анна имела в его лице покорную и терпеливую модель.
Собственно, все агентство состояло из двух человек – Китайца и его секретарши, девицы довольно легкомысленной и фривольной. Анна не могла взять в толк мотива, побудившего ее странного любовника принять на работу эту скандальную девицу. Китаец отшучивался, утверждал, что эта особа, его секретарша, кроме отрицательных качеств, обладает и положительными, такими, как сообразительность, смелость и расторопность. «К тому же, – многозначительно улыбался Китаец, – она не устраивает мне сцен, когда застает тет-а-тет с какой-нибудь благоухающей "Клима" красоткой».
Анна надувала губы, но по-настоящему обидеться на Китайца было выше ее сил.
– Опять ты греешь чайник, – Анна села на табурет, в то время как Китаец жарил яичницу.
Китаец не жаловал электроприборы, в том числе и электрочайник. Он предпочитал обычную алюминиевую посудину. Анна считала это проявлением его вздорного упрямства. Этим же упрямством она объясняла и его неразговорчивость.
– Опять ты мне это говоришь, – ей в тон сказал Китаец. – Давай тарелки.
Завтракали молча, каждый думал о своем. Анна – о недопустимой сухости Китайца, о его зачастую оскорбительной для нее деловитости, Китаец – о скрытом недовольстве Анны, об упреке, который он замечал в ее зеленых глазах, о том, как нежны и изящны ее руки.
Покончив с едой, Китаец спешно оделся и, чмокнув Анну в щеку, хотел было выскочить на лестничную площадку, но Анна остановила его:
– Когда появишься?
– «…Путь далек, и не знаю, где ступлю я на землю…» – вместо ответа процитировал Танин своего земляка.
– Я серьезно, – в голосе Анны появились нотки нетерпения.
– Ты же знаешь, я не люблю определенных вопросов и неопределенных обещаний, – с ироничной усмешкой ответил Китаец.
– Тогда, может, упаковать твои вещи?
– Не стоит, – ободряюще улыбнулся он, вертя в руках брелок, на котором позвякивали ключи от машины.
– Сразу предупреждаю, – проявила несговорчивость Анна, – если не появишься до Нового года, я все твои шмотки выброшу.
– Ой, как это не похоже на интеллигентную девушку, – с наигранным упреком помотал головой Китаец.
– Или нет, – повеселела Анна, – я разрежу твой знаменитый халат на тряпки и стану вытирать им окна.
– Хорошо, что не полы, – усмехнулся Китаец, – а вообще-то, подумай о моей посмертной славе и своей прижизненной выгоде, – пошутил он, – когда детектив Танин погибнет при исполнении – ты ведь этого боишься? – и слава о нем пройдет по «всей Руси великой», – ты сможешь дорого продать этот халат. Так что не иди на поводу эмоций…
– Проваливай, детектив Танин, – засмеялась Анна, прекрасно зная, что, даже если Китаец не появится до будущей весны, его вещи останутся в полной неприкосновенности, так же, как и ее сердце.
Глава 3
Танин тормознул такси и, откинувшись на спинку заднего сиденья, назвал свой адрес. Через десять минут он уже был возле своего дома. Он поднялся к себе, надел свежую сорочку, серый в тонкую полоску костюм, скроенный специально, чтобы скрывать наплечную кобуру, повязал галстук. Вместо куртки из драпа Танин надел длинное кашемировое пальто. «Нормально», – оценил он себя, взглянув в зеркало, висевшее в прихожей. Спустился во двор, запустил двигатель своего джипа и, дав мотору немного прогреться, направился в агентство.
Его агентство располагалось в одноэтажном кирпичном доме барачного типа. Интерьер этой старой постройки не блистал ни шиком, ни комфортом. Деревянные полы, кривоватые стены, крашенные еще, похоже, на заре нэпа, присущий всем древним и полузаброшенным помещениям сладковато-гнилостный запах сырости, лампочки, лишенные деликатных объятий абажуров, обитые полинялой вытертой кожей двери – все это не настраивало на оптимистичный лад, но причудливым образом отвечало склонной к меланхолии натуре Китайца.
Когда Анна спрашивала его, зачем он загнал себя и свою ветреную секретаршу в утробу этого кирпичного чудовища, он только лукаво улыбался. Правда, иногда ей удавалось получить от него более-менее вразумительный ответ. Кроме простого объяснения, умещавшегося в одном слове – «нравится», Китаец приводил такие доводы, как близость к центру и конспиративная неприметность.
Две просторные комнаты, арендованные Китайцем в вышеупомянутом ветхом здании, имели, правда, далеко не ветхий вид: удобные стеллажи, вполне современный компьютер, кресла и пластиковые стулья.
Он снял куртку, сел за стол и закурил, пододвинув поближе небольшую латунную пепельницу с инкрустацией. Вот уже две недели у него не было никаких заказов, деньги подходили к концу, и пора было что-то предпринимать. Он взял со стола «И-Цзин» – Китайскую книгу перемен, но открывать не стал, а, подержав немного в руках, положил на прежнее место. Иногда он обращался к этой мудрой книге за советом, но, будучи атеистом, рассчитывал только на собственные силы. Да и атеизм его был не воинственным, растрачивающим себя на доказательства того, что бог не существует. Скорее его атеизм заявлял, что, даже если бы бог существовал, это ничего бы не изменило. С этой точки зрения он был почти стопроцентным экзистенциалистом с налетом бонвиванства. Попросту говоря, он не верил ни в какого творца, в быту мог довольствоваться самыми необходимыми вещами, но иной раз не прочь был погурманствовать.
Однако ему неоднократно приходилось убеждаться, что советы и предсказания, соответствующие гексаграммам, данным в «И-Цзин», странным образом влияли на его жизнь и судьбу. У него даже были специальные китайские монеты с отверстиями, при помощи которых он формулировал вопросы. Но доставал он эти монеты изредка, лишь тогда, когда какое-то чувство подсказывало ему сделать это.
Сигарета догорела почти до фильтра, и Китаец ткнул ее в пепельницу. Телефон молчал, клиенты не спешили почему-то обращаться за помощью к частному детективу Владимиру Танину. Вчерашний ночной звонок Сергея Ивановича к числу обращений он не относил. Танин и из журналистики ушел потому, что ему хотелось свободы, хотя бы относительной. Он мог, конечно, исправно работать журналистом и дальше, тем более что его репортажи всегда заставляли читателей волноваться и засыпать редакцию мешками писем. Но главный редактор, у которого, в свою очередь, тоже было начальство в лице клерков из Министерства культуры, требовал от Танина вполне конкретных действий, а вот именно это Танину не нравилось больше всего.
В агентстве он отвечал сам за себя и мог отказаться от дела, если оно по каким-то причинам его не устраивало. Он вполне отдавал себе отчет, что эта свобода довольно эфемерна. Чтобы прокормить себя, он должен был браться и за не слишком интересную работу, но чувство, что никто…никто не может на него давить, подобно теплу из сердца земли, грело его наполовину китайскую душу.
Почему он заинтересовался этими документами и начал их разыскивать? Очень просто: во-первых, это была работа, за которую он мог получить деньги, а во-вторых, он не мог оставить без внимания угрозу Сергея Ивановича и подвергать опасности жизнь Лизы. Нужно было решить этот вопрос, и как можно скорее. Поэтому он отодвинул упорно молчавший телефон, оделся и направился в отель «Виктория».
Реконструкцию обветшалого трехэтажного здания гостиницы «Виктория», расположенного в самом центре города, начинали несколько раз еще в бытность Танина журналистом. Но каждый раз не хватало денег, и начатые работы прекращались. Так продолжалось до тех пор, пока выгодным проектом не заинтересовались американцы. Было создано совместное российско-американское предприятие «Виктория», куда должен был войти одноименный отель и бизнес-центр. Одним из учредителей выступила местная мэрия. Дело пошло, были надстроены еще два этажа, и вместо старой развалюхи, помещения в которой арендовали полусомнительные конторы, город получил здание с современной начинкой, архитектура которого была выдержана в стиле исторического центра города.
