Евгений Сухов - Венец карьеры пахана
Ветки больно хлестали его по лицу, но он старался этого не замечать. Пробегая через густой кустарник, Никита наткнулся на торчащий сук, который больно расцарапал ему шею. Приложив ладонь к царапине, он почувствовал кровь. «Ладно, не до мелочей», — отмахнулся он и, стараясь не сбавлять темпа, побежал дальше.
Километра через полтора Зиновьев увидел две машины, стоящие у затопленного карьера. Фары обеих были предусмотрительно погашены. Двое людей в милицейской форме о чем-то разговаривали, потом один из них утвердительно кивнул и сел в «Ниву». Машина тронулась. Выпрыгнув на ходу, мент с интересом стал наблюдать за тем, как автомобиль с каждой секундой все более набирает скорость. Двигатель сильно и утробно урчал, машину то и дело подбрасывало на неровностях и кочках. В глубине души Никита надеялся, что двигатель заглохнет, но нет, «Нива» расторопно подобралась к самому краю берега и с высоты пяти метров съехала в карьер, наполненный водой.
Полет внедорожника показался Никите необыкновенно продолжительным. Передние колеса машины, лишившись опоры, провалились, как будто бы «Нива» выискивала наиболее благоприятное местечко для падения. И уже в следующую секунду капот разбил черную водную гладь, и автомобиль с шумным всплеском стал погружаться на дно. Зиновьев увидел, как в момент удара тело Антона безвольно встряхнулось, и он завалился на бок.
Никита никогда не думал, что тяжелый угловатый автомобиль, конструкция, совершенно не предназначенная для плавания, способна столь длительное время удерживаться на воде. В первую секунду ему даже показалось, что «Нива» не потонет вовсе и отправится к противоположному берегу карьера вплавь. Но двигатель неожиданно захлебнулся, негромко чихнув, машина мгновенно погрузилась до окон и медленно, явно не желая окунаться далее, принялась тонуть. Вода хлынула через открытые окна в салон, и Никита увидел, как безвольное тело Антона слегка приподнялось под напором воды, а потом машина ушла по самую крышу.
Понаблюдав за тем, как над утонувшей машиной расходятся широкие круги, милиционеры, побросав недокуренные сигареты, заторопились в «УАЗ». Громко хлопнули затворяемые двери, и автомобиль тронулся. Уже через минуту машина съехала со склона. Некоторое время Никита слышал звучание удаляющегося двигателя, затем умолк и он.
Шею неприятно саднило. Никита притронулся к ней пальцами и увидел на ладони следы крови. Значит, все-таки ободрался серьезно. Хотя это значительно лучше, чем лежать где-нибудь на дне затопленного карьера. Он подошел к краю карьера. На водной поверхности образовалась рябь, дул легкий ветерок. На душе была тоска — кто бы мог подумать, что день закончится именно таким образом?! Постояв еще немного, словно он прощался с покойным, Зиновьев направился в поселок.
* * *Утром заброшенный карьер выглядел совершенно иначе, был не таким зловещим, что ли. Внешне он очень напоминал озеро, по берегам которого обозначились небольшие, заросшие травой насыпи. Вода в карьере была чистая, прозрачная, с зеленоватым отливом. Красиво, в общем. Не придраться. И только зубчатые каменистые берега, почти отвесно сбегавшие вниз, свидетельствовали о том, что озеро все-таки рукотворное.
Каких-то несколько дней назад у берегов затопленного карьера стояло десятка два палаток, в которых проживали хитники со всех уголков России.
Хита — народ немногочисленный, они подолгу проводят время в поле, а потому большинство хитников связано совместными предприятиями и узами тесной дружбы. В иные времена каких только людей не встретишь на карьере, из каких только краев не приезжают: из Магаданской области, с Дальнего Востока, из Калининграда. Места всегда хватало на всех. Несколько раз Зиновьев видел гостей из Германии, по большей части бывших соотечественников. По тому, как они работали на отвалах, было понятно, что просеивание изумрудов на панцирных сетках от кроватей для них дело не чужое. Были туристы и из Австралии, но это уже экзотика! Они с восхищением смотрели на изумруды, которые валяются у местного населения под ногами, и справедливо полагали, что Россия самая богатая страна мира, ведь в ней даже бродяги ходят по изумрудным копям.
Так что неискушенному человеку здесь было на что посмотреть и чему поудивляться.
Отвалы промывались неоднократно, и, по всей видимости, не одним поколением хитников. Но всякий раз, после каждого проливного дождя из породы, как грибы, выступали изумруды, и оставалось только удивляться, каким же это образом земля продолжает рожать зеленые камешки.
В этот раз берег карьера был пустынен. Если, конечно, не считать двух милицейских машин с мигалками, четырех оперативников, стоящих на краю карьера, и водолаза, неторопливо, со знанием дела облачавшегося в водонепроницаемый костюм.
Неделю назад на лагерь хитников совершил набег отряд ОМОНа. Собственно, в этом не было ничего удивительного, милиция и раньше предпринимала подобные рейды. А некоторых, кому особенно не повезет, препровождала в районное отделение милиции, где вместе с разъяснительными беседами могла надавать и зуботычин. Но в этот раз все оказалось значительно серьезнее. Пальнув из автоматов поверх голов, менты велели всем построиться в ряд, а когда хитники выстроились в разношерстную длинную колонну, приказали лечь на землю с заложенными на затылке руками, пинками поторапливая несогласных. Помнится, Никита хотел было приподнять голову, чтобы посмотреть, что же делается в палаточном городке, как тотчас почувствовал на своем затылке тяжесть армейского ботинка, безжалостно вжавшего его лицо в землю.
Часа два хитники безропотно пролежали на земле, руки у всех были заложены на затылке, и все это время омоновцы энергично обшаривали каждую палатку. А когда они, наконец, разъехались, наподдав под зад особенно разговорчивым, то выяснилось, что пропали наиболее ценные камни.
Больше всех пострадал Бармалей, он же Константин Калганов, огромный детина двухметрового роста с длинной взлохмаченной бородой, у которого увели огранку почти на сто тысяч долларов. Причем держал он ограненные изумруды не где-нибудь на видном месте, а для отвода глаз в замызганной протертой рукавице. Следовательно, приезд милиции был не случаен, а тщательнейшим образом спланирован. Напрашивалась простенькая догадка — на Бармалея навел кто-то из своих. Но попробуй разберись в этой толпе, кто же все-таки стуканул. Подобные вещи без «интереса» не происходят, следовательно, «крыса» получила от набега какой-то свой процент, заранее обговоренный.
Собственно, произошедшее следовало воспринимать как предупреждение судьбы, как некий знак свыше. Нужно было просто сворачивать свои пожитки и как можно дальше уезжать от опасного места. Большинство так и поступило. Но какой-то несговорчивый чертенок продолжал удерживать здесь Никиту. Вдвоем с Антоном они просто перебрались на триста метров в глубину леса, где и обнаружили гнейсовый валун.
* * *— Подойдите сюда, — подозвал Зиновьева сухощавый оперативник лет сорока, который представился майором Журавлевым. И когда Никита подошел к кромке карьера, спросил: — Значит, вы говорите, что машина проехала именно здесь?
Вопрос был формальный, как много из того, что здесь происходило. Но, наверное, так полагалось. На кромке карьера были видны следы протекторов, которые срывались вниз. Причем не наблюдалось даже попытки приостановить машину. А на такое способен разве что самоубийца.
— Здесь, — показал Зиновьев на сбитые камни на краю карьера. Оперативник понимающе кивнул. — Потом машина стала погружаться, это было метрах в пяти от берега. Вон тот уступчик посмотрите, — показал он на нижнюю ступень карьера, которая также находилась под водой. Ее края были сбиты. Очевидно, машина упала на краешек и, балансируя, провалилась на глубину. — Видите, даже муть со дна еще не осела.
— Да, вижу, — согласился майор.
В прежние годы на этом карьере велась добыча тантала и вольфрамита. Карьер был глубокий, не менее пятидесяти метров. Работы на нем прекратились каких-то лет тридцать назад, а потому каждый камень еще помнил прикосновение ковша. Не сложно было представить, как по длинному серпантину, будто бы из земного чрева, поднимались груженые породой грузовики. А на противоположной стороне к карьеру шла широкая дорога, выложенная щебнем и стиснутая с обеих сторон высокими крутыми обрывами, дорога плавно спускалась к зеленоватой водной поверхности.
— А что это у вас на шее за царапина такая?
— Это я зацепился за сук, когда бежал по лесу.
— Да, конечно… А где находился «уазик»? — все тем же казенным голосом поинтересовался опер.
— Метрах в пятнадцати. Вот как раз рядом с вашей машиной. Там должны остаться следы.
Опрашивали его уже второй раз. И Зиновьев всерьез подозревал, что далеко не в последний. Создавалось впечатление, что оперативники желали подловить его на какой-то махонькой лжи, да вот все никак не получалось. Ведь вместе с первой группой оперов приезжали эксперт с криминалистом, которые не только осмотрели каждый сантиметр почвы, но и засняли следы протекторов, а брошенные окурки упаковали в пластиковые пакеты.
