Владимир Шитов - Собор без крестов - 2

В течение одного дня Пластунов уволился из коммер­ческой компании «Уникум» по статье двадцать девятой КЗоТа, пятому ее пункту, и поступил на завод Старовойто­ва.

Проработав там инженером-электронщиком до осени, Пластунов узнал, что Панасюк раздумал уходить на пению и в ближайшие годы воспользоваться таким правом не на­мерен. Он понял, что стал жертвой сговора трех руководи­телей. Юридически ни к кому из них Пластунов не имел оснований предъявлять претензию, не было даже уверен­ности, что она будет судом принята. Так получалось, что увольнение с прежнего места работы и поступление на за­вод происходило по его инициативе, а поэтому и жаловать­ся ему практически было не на кого, кроме как на самого себя за свою чрезмерную доверчивость.

Оставаться в дураках и служить объектом насмешек было не в правилах Пластунова. Убедившись, что должнос­ти главного инженера на заводе ему не видать как своих ушей, он, переругавшись со Старовойтовым и Панасюком, уволился с завода по собственному желанию, затаив злобу как на них, так и на Стокоза. Именно его он считал органи­затором подлой игры с ним. Отомстить своим обидчикам за проявленную к нему подлость стало неиссякаемым же­ланием Пластунова. но являясь законопослушным человеком, не мог придумать, как это осуществить.

ГЛАВА 6. УРОК ВОСПИТАНИЯ

Избавившись с помощью Старовойтова от главного сво­его конкурента Пластунова, Стокоз был более чем доволен своей дальновидностью и везучестью. Теперь у него не было никаких, даже моральных обязательств ни перед кем из сво­их служащих. Абсолютная свобода рук. Не отметить в ресто­ране такой успех он не мог. Не посвящая в подробности дру­зей, (а их у него стало так же много, как денег), он подъехал с ними на двух легковых машинах в девять часов вечера в реч­ной порт погулять в ресторане «Речник». Парней с ним было пятеро, тогда как девушек оказалось всего две.

На подходе к ресторану свои услуги им стали предла­гать бойкие и наглые жрицы любви, не старше двадцати лет. Вокруг мельтешили яркие, красивые, в обтяжку короткие платья или мини-юбки с красными и синими кофточками с незастегнутыми на груди «по забывчивости» или «рассе­янности» верхними пуговичками, отчего прелести белой кожи девушек можно было бесплатно созерцать аж до са­мого пупка! Чрезмерный макияж на их лицах выделял пу­тан из общей женской массы.

Продираясь сквозь их строй к ресторану, Стокоз обра­тил внимание на девочку-малолетку, которая делала отча­янные попытки встать в общий ряд путан, но ее сил оказы­валось недостаточно, чтобы занять в нем видное место.

Изменив направление движения, Стокоз, приблизившись к девочке, для чего ему пришлось пробиться сквозь строй профессионалок, с интересом и удивлением спросил ее:

— Тебе сколько лет, девочка?

—  Пятнадцать!.. — не очень уверенно сфантазировала она.

—  Если будешь врать и говорить мне неправду, то у нас с тобой разговора не получится. Говори точно, сколько тебе лет?

—  Тринадцать...

—  Что ты тут делаешь?

— Дяденька, возьмите меня с собой в ресторан, — с мольбой в голосе попросила она.

—  Зачем?

—  Я там и в другом месте буду делать все, что вы мне прикажете, но только за деньги!

—  И давно ты таким промыслом занимаешься?

—  Сегодня второй раз.

—  Я сейчас вот возьму тебя, отвезу в милицию, а там милиционеры вызовут твою маму и она ремнем вправит тебе мозги в дурную голову, научит как и чем надо правиль­но зарабатывать деньги!..

— Она знает, чем я тут буду заниматься, — удивила де­вочка его своим сообщением.

—  Такая маленькая, а так врать научилась!

—   Не вру я ни капельки! Мама сама меня сюда посла­ла.

Как ни был развращен женщинами Стокоз, но вид ре­бенка на панели покоробил его, а то, что она пришла сюда по указке матери, совсем его возмутило. К тому же девочка на вид была не старше одиннадцати лет, просто набор кос­тей, обтянутых кожей. Даже для него такая потеря нравствен­ности матерью этого ребенка оказалась выше понимания.

—  Как тебя зовут?

— Лариса!

—  Иди, Лариса, вон к той красной красивой машине, я сейчас подойду к тебе. Договорились?

— Да! — повеселев, отправляясь к «жигулям», ответила ему девочка, довольная тем, что для нее нашелся такой до­рогой клиент.

Передав друзьям, чтобы они отдыхали и делали заказ за его счет, пообещав присоединиться к ним минут через тридцать, Стокоз вместе с водителем Серым и телохрани­телем Варшавянином, имевшим такую кличку только по­тому, что по национальности был поляком, он вернулся к своей машине.

Усадив девочку рядом с собой, Стокоз ласково спро­сил ее:

—   Куда, Лариса, поедем — в милицию или к тебе до­мой?

—  Я в милицию боюсь ехать, — испуганно воскликну­ла она.

—  Тогда поедем к вам домой. Я дам тебе денег и остав­лю с мамой.

Такое предложение девочку вполне устраивало, а поэ­тому она не раздумывая произнесла:

—  Поехали! — и сразу сообщила Серому, на какой ули­це ему нужно будет остановиться.

В минуту откровения она призналась Стокозу:

— А я ночью так боюсь ходить!..

—  А кого ты боишься? — для поддержания разговора поинтересовался Стокоз.

—  Кошек, собак, людей.

Стокоз понимал, почему девочка боится собак и лю­дей, но почему она боится кошек, до его сознания не до­шло.

— А почему ты кошек боишься?

—  Они кричат, как вампиры, — просветила она его.

Лариса с матерью жила в двухкомнатной квартире.

Матери ее было не больше сорока лет. Женщина с вполне миловидным лицом совсем не следила за собой, внешний вид у нее был запущенный и не ухоженный, к тому же она злоупотребляла спиртным.

Когда женщина на звонок дочери открыла дверь, в ко- ч

торую за девочкой ввалилось в комнату трое мужчин, мать сердито отчитала Ларису:

—  Я же тебе говорила, чтобы домой к нам своих хаха­лей не водила!

— Они сами так захотели, — оправдывалась дочь,

Не желая слушать болтовню распущенной женщины, Стокоз, обращаясь к Серому, потребовал:

—  Возьми девочку, пройди с нею на кухню и посидите там.

После этого Стокоз, грубо толкнув женщину в мягкое плечо, прошел в зал. Там Варшавянин молча ударил ее но­гой по ягодице. Упавшая на пол женщина собралась кри­чать, но Варшавянин бросил ей на лицо подушку и на не­сколько секунд придавил к голове. Все было сделано с та­кой отработанностью и последовательностью, что его «лас­ки» не успели вызвать у женщины даже крика ужаса и стра­ха. Отняв от ее лица подушку, дав возможность передохнуть, он наложил ей на рот широкий клейкий пластырь, связал руки и усадил напротив Стокоза.

—  Запомни, стерва, если ты его не поймешь и он мне прикажет, то я с удовольствием откручу твою дурную голо­ву, — сердито и вполне убедительно заявил женщине Вар­шавянин.

Подойдя к ней, Стокоз начал говорить:

—   Как тебя, пьяную скотиняку, зовут, я даже не желаю знать. Тебя матерью даже нельзя назвать! Ты родную дочь вышвырнула ночью на улицу зарабатывать детским телом бабки тебе на выпивон. Сука, она же еще даже не созрела для такой грязной работы! Тебя в школе, по-видимому, пло­хо учили, если до тебя такая прописная истина не дошла. И моя говорильня тоже может до тебя не дойти. Поэтому я счел своим долгом убедить тебя доходчиво и понятно. — Обернувшись к Варшавянину, он потребовал: — Сними ре­мень и дай ей по сраке десять горяченьких!

По тому, как Варшавянин старательно исполнял его приказ, не трудно было догадаться, что его мнение о необ­ходимости такого наказания полностью совпадало с мнением Стокоза.

Женщина под ударами Варшавянина каталась у них в ногах, оставляя на полу мокрые пятна.

—   Уссалась, стерва! — довольный проделанной рабо­той, заметил Варшавянин.

— Думаю, для первого урока вполне достаточно. Усади ее на стул, развяжи руки и сними с хавальника пластырь,— дал очередное указание Стокоз.

— А вдруг она заорёт?

—   Не совсем же она дура. Если хочет жить, то кричать не станет. Правильно я рассуждаю? — обращаясь к женщи­не, поинтересовался Стокоз.

Та, с расширенными от страха глазами, утвердительно закивала головой. Дождавшись, когда Варшавянин выпол­нит его требование, Стокоз на всякий случай все же пред­упредил женщину:

—  Смотри, «радость моя», не балуй во вред себе и пос­тупай так, как я тебе рекомендую.

Получив возможность дышать ртом, женщина сделала несколько жадных вдохов-выдохов и молча заплакала.

— Ты, лошадь здоровая, сама еще можешь пахать на про­изводстве, можешь торговать своим телом и этим обеспечи­вать жизнь себе и своей дочери. Короче, делай, что хочешь, но чтоб я ее больше на панели не видел! Договорились?

— Да!

—  Так вот, если ты нарушишь своё обещание, то я так тебя накажу, что третьего урока воспитания тебе уже не пот­ребуется. Ты поняла, о чем идет речь?