Виктор Доценко - Икона для Бешеного
«Молодец, Аркашка, славно постарался! Народ подобрал горластый. Как стараются! Словно им не по сто, а по двести долларов заплатили», — с удовольствием отметил про себя Арнольд.
У него было праздничное настроение, которое не смогло испортить даже сообщение о гибели его людей в доме Ангулесов. Об этом рассказал единственный оставшийся в живых, да и того свезли в психбольницу, когда он начал болтать об ожившем чучеле медведя.
Командир охранников Критского, действительно, погиб при странных обстоятельствах: его нашли с переломанными костями и выдавленными кишками. Но этому должны найтись разумные объяснения. Критский не верил в мистику и оживление неодушевленных предметов. Все равно события в мертвом доме Ангулесов — недобрый знак.
«Торопиться надо, торопиться», — лихорадочно размышлял Арнольд.
Регистрация кандидатов в Президенты прошла успешно: Аркадий собрал для своего босса больше подписей, чем требовалось. Народ охотно ставил подписи под именем Критского, получая от ста рублей до пятидесяти долларов в зависимости от своего социально го положения.
Критскому надоел шум в студии, и он поднял руку. У него было всего десять минут: его с нетерпением ждали в Центризбиркоме, чтобы вручить карточку кандидата в Президенты.
Спасибо, спасибо, друзья мои! — Критский старался говорить медленно, с достоинством. — Спасибо всем, кто оказал мне доверие и отдаст за меня свой голос. Для меня большая честь стать вашим Президентом. С моей программой вы, в общем, знакомы. Вы знаете, что я не пожалею сил и средств на то, чтобы эту программу воплотить в жизнь. И я уже начал это делать!
Критский выдержал драматическую паузу и продолжил:
— Многие из вас знают, что на днях я побывал в Риме. — Зал притих, предвкушая сенсацию. — Я ездил туда, чтоб вызволить из многолетнего забвения священную реликвию нашего народа, чудотворную икону Софийской Божией Матери. — Он сделал многозначительную паузу.
Весь зал напрягся.
Критский снисходительно улыбнулся и закончил:
— Я не стану ее прятать от российского народа, Я привез ее для людей нашей страны, потому что вся моя жизнь и вся моя работа — для людей. Итак, смотрите чудотворная икона Софийской Божией Матери!
Свет погас, лишь одинокий луч прожектора прорезал студийную темноту. И в этом луче, сверкая во всем своем великолепии, на специально изготовленном к этому дню красивом постаменте, обтянутом красным бархатом, в студию вплыла икона.
Критский добился нужного эффекта. Зал вновь взорвался аплодисментами, бурными овациями. Люди вскакивали, обнимались и целовались, что‑то выкрикивали в экстазе, на их лицах искрились слезы счастья.
Критский довольно кивал, радостный Аркадий потирал руки: шоу удалось.
Ведущий Прыткой попытался установить порядок в студии. Это удалось сделать не сразу. Когда зрители притихли, утомленные взрывом эмоций, Прыткой открыл рот, собираясь что‑то сказать, но не успел. Он так и остался стоять с раскрытым ртом, глядя в сторону.
Средняя камера развернулась и показала директора телеканала, высокого полного мужчину, который вышел на середину студии, сопровождаемый седым гражданином благородной наружности. Те из зрителей, кто регулярно смотрели передачу «Из зала суда», тут же узнали адвоката Падрезника. Зал напрягся, ожидая скандала. Так и случилось.
Критский нахмурился и глазами поискал в толпе верного Аркадия. Намеренно или случайно, Аркадий словно сквозь землю провалился.
Директор канала подошел к Прыткому и что‑то прошептал ему на ухо. Было видно, как лицо Прыткого стало белее мела. Он замер между директором канала и Критским, испуганно посматривая то на одного, то на другого.
Затем, приняв решение, запинаясь, произнес в микрофон:
— В программе нашего ток–шоу произошли кое- какие изменения…
Что еще за изменения? — недовольно произнес Критский, посматривая на часы. — Не тяните время! Я — государственный человек!
Господин Падрезник, адвокат погибшего недавно Грегора Ангулеса, обратился к руководству телеканала с просьбой, — нерешительно произнес Прыткой, испуганно поглядывая на изменившееся лицо Критского. — Дирекция канала пошла навстречу просьбе адвоката. Мы покажем видеоматериал, имеющий непосредственное отношение к иконе, находящейся здесь, в студии.
Директор канала отвернулся от Критского и махнул рукой.
Пошла запись.
В тишине раздался слабый голос Критского, но ему тут же отключили микрофон.
На экранах телевизоров всей страны появился Грегор Ангулес. Он сидел за столом в своем кабинете, перед ним лежала папка с серебряным крестом.
Я не уверен, что доживу до завтрашнего утра, — медленно говорил Грегор. — Поэтому вынужден прибегнуть к столь экстравагантному способу донести до общественности важную новость…
В зале царила мертвая тишина, люди сдерживали дыхание, боясь пропустить хоть слово.
Вполне вероятно, что в ближайшем будущем или даже в то время, когда вы смотрите эту видеозапись, господин Арнольд Критский попытается ввезти или ввезет в Россию так называемую «чудотворную икону». Я уже утверждал ранее, что эта икона — не настоящая, подделка. И сегодня у меня есть неопровержимые доказательства.
Оператор догадался крупно показать лицо Критского, покрытое капельками пота. Его губы заметно дрожали, и сам он был какого‑то синюшного оттенка.
Многие искали истину, а оказалось, что истина находится в самой иконе, — произнес Ангулес.
Зал молчал, ожидая чуда.
Чтобы извлечь доказательства, надо лишь подойти к иконе…
Словно из‑под земли, рядом с иконой вырос адвокат Падрезник.
…немного поскоблить верхний правый торец иконы…
Лезвием заранее приготовленного швейцарского перочинного ножика адвокат принялся со скрипом возить по дереву. В разные стороны полетели кусочки краски и лака.
…обнажится круглая заглушка, на которую необходимо осторожно нажать….
Адвокат тут же нажал, и в его руке оказалась тоненькая стеклянная трубочка с прозрачным содержимым.
В студии происходило что‑то странное. Тут и там сами собой взрывались лампы, лопались воздушные шары, падали стойки софитов.
Но и с самой иконой творилась какая‑то чертовщина: изображение то бледнело, едва ли не пропадая совсем, то вспыхивало с новой силой, выделяя мельчайшие детали рисунка. Казалось, икона сопротивляется желанию людей узнать о ней правду.
…извлечь пробку и выплеснуть содержимое на икону…
Падрезник немедленно последовал словам Ангулеса, словно опасаясь, что кто‑то ему помешает.
По залу прокатился дружный вздох, тут же сменившийся криками, в которых смешались ужас, изумление, недоверие и первобытный страх.
На глазах присутствующих лик на иконе изменился. И глазам зрителей предстала не Богоматерь, а мерзкое существо, с крыльями и зверской ухмылкой.
Это видение длилось не более секунды и тут же исчезло. В полной тишине раздались последние слова Ангулеса:
— Рукой безвестного иконописца Матвея Ширяева, видимо, водил сам Господь. Или сам дьявол? Неизвестно… Матвей предчувствовал, что икону собираются похитить. Вот он и создал эту удивительную копию, снабдив верным средством, с помощью которого можно распознать подделку. Никому не ведом секрет этого состава. Неизвестно, как он оказался у самого Матвея. Долго хранилась тайна, но вышла наружу. Теперь никто не станет молиться нечистой силе…
Ангулес замолчал.
Изображение пропало.
Мы уже направили видеокассету в экспертный совет, — сообщил довольный директор канала.
Он улыбался, победоносно оглядывая присутствующих, притихших от происходившего на их глазах.
Еще бы! Не каждый день выпадает удача получить такую сенсацию! — Экспертиза иконы будет проведена, причем самая доскональная… Впрочем, господин Критский сам может признать свою покупку подделкой. Если захочет, разумеется…
Критский ничего не хотел. Он был раздавлен, уничтожен, смят в лепешку.
Никогда в жизни Арнольд не переживал такого позора и падения. Его жизнь подошла к концу в считанные мгновения. Неужели все было напрасно?
Критский встал и молча вышел, провожаемый презрительными взглядами.
Глава 15
ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ
Был морозный солнечный день.
Людмила стояла у окна в квартире тети Саломеи и смотрела в окно на падающие снежинки. Снега в этом году выпало много, со двора в открытую форточку почти круглые сутки был слышен раздражающий скрежет широких дворницких лопат. Бригада узбеков работала на совесть, замерзая и едва не падая с ног, но снега во дворе не убывало.
Людмила подумала, что снег символичен: он закрывает чистым покрывалом грязь, обрушившуюся на нее, несчастную, за последние несколько недель. Черную полосу жизни сменила белая. Так и должно быть. Природа брала свое, стирая невзгоды и оставляя чистый белый лист, на котором можно вновь попытаться написать что‑то хорошее.
