Андрей Воронин - Слепой против бен Ладена
Жалюзи на большом окне было опущено, шторы плотно задернуты. На этом настоял заботливый Гамид, который, как только в доме было объявлено военное положение, начал опасаться всего на свете, в том числе и снайперов. Одноглазый не возражал: Гамид делал свою работу, и делал ее хорошо, так что мешать ему в этом не стоило. Кроме того, снайпер – это было не так уж нереально. Возможность его появления где-нибудь на соседней крыше нельзя было сбрасывать со счетов, и потому одноглазый сидел в полумраке, читая при свете настольной лампы, абажур которой был опущен так низко, что освещал только лежащие на столе страницы распечатки. Поначалу он то и дело поглядывал то на часы, то на дверь, но Гамид все не шел с докладом, и постепенно одноглазый отодвинул мысли об отъезде на второй план, с головой уйдя в работу.
Собственно, особых причин для беспокойства не было. Неверные всегда, сколько он себя помнил, жаждали его крови, и до сих пор ему удавалось оставлять их с носом. Пройдя у американцев отличную школу, он досконально изучил их методы и знал: получив хороший щелчок по носу и потеряв столько профессиональных, хорошо обученных агентов, они обязательно потратят какое-то время на обдумывание происшедшего и разработку нового плана. Они не умеют действовать спонтанно, по наитию; им непременно понадобится время, чтобы перегруппировать силы, дождаться подкрепления, вооружиться до зубов и с предельной четкостью распределить между собой роли – кому в какое окно влезать, кому в кого стрелять, кого хватать и так далее, до бесконечности. Разговаривая с Гамидом, одноглазый намеренно сгустил краски; в действительности он был уверен, что после перестрелки в районе складов пройдет не один день, прежде чем над ним нависнет реальная угроза. Дожидаться, пока это произойдет, он не собирался. Роль добропорядочного джентльмена из высшего общества, чудака-филантропа и анонимного мецената себя исчерпала – по крайней мере, на какое-то время, – и неудавшееся представление лучше было свернуть, не дожидаясь, пока на сцену полетят гнилые помидоры или кое-что посерьезнее...
Свет настольной лампы неожиданно мигнул, затем еще раз, а потом вдруг вспыхнул ослепительно ярко и погас совсем. Изумленно приподняв брови, араб отложил в сторону рукопись, страницы которой призрачно белели в искусственном полумраке кабинета. Слегка повернув голову, он взглянул на телевизор. Контрольная лампочка на его корпусе не горела; следовательно, дело не в настольной лампе, а в линии электроснабжения.
Подлунный мир несовершенен; даже великий Аллах в свое время допустил ошибку, позволив неверным беспрепятственно плодиться и размножаться под куполом небес. А вещи, сделанные руками людей, ломаются постоянно; неверных стало так много, что построенные ими города уже не выдерживают напора людских толп. Пропускной способности дорог не хватает, электросети выходят из строя из-за невыносимых, запредельных перегрузок...
А еще случается, что электросети выводят из строя намеренно. В современном мире столь многое зависит от бесперебойной работы самых разных электроприборов, что порой бывает трудно удержаться от соблазна вывести их из строя, особенно в тех случаях, когда необходимо незаметно проникнуть в чей-то дом, больше похожий на крепость, и застрелить кого-то, за чью голову обещано баснословное вознаграждение.
Пол под ногами едва ощутимо задрожал, и одноглазый скорее почувствовал, чем услышал, отдаленный гул включившегося дизельного генератора. С едва слышным щелчком вспыхнул и заалел индикатор телевизора; настольная лампа, моргнув пару раз, снова засияла ровным, мягким светом. Включилась автономная система электроснабжения, установленная как раз на такой вот случай, но одноглазому было уже не до рукописи.
Авария на линии – пустяк, ее устранят в течение часа. А если это действительно была диверсия?
В дверь кабинета постучали, и сразу же, не дожидаясь ответа, в комнату вошел хмурый и озабоченный Гамид.
– В чем дело? – спросил одноглазый. – Авария?
– Авария, – со странной интонацией повторил телохранитель. – Да, можно сказать и так... Вы позволите, господин?
Одноглазый вместе с креслом отодвинулся от стола, пропуская Гамида к компьютеру. Толстые коричневые пальцы неловко пробежали по клавиатуре, не нажимая на клавиши, а с треском ударяя по ним, как будто начальник охраны привык пользоваться старинной пишущей машинкой с пересохшей чернильной лентой. На экране монитора возникло нечеткое черно-белое изображение, снятое, судя по некоторым признакам, видеокамерой с инфракрасной оптикой. Какой-то человек, стоя в подземном тоннеле и светя себе фонариком, заносил над толстым пучком изолированных кабелей что-то похожее на топор. Одноглазый успел разглядеть у него за спиной какой-то мешок, а за поясом – штурмовой пистолет-пулемет "ингрэм" с длинным толстым глушителем. В следующее мгновение топор стремительно опустился – по экрану полосами пошли помехи, и изображение пропало.
– Этот негодяй обесточил весь район, – сквозь зубы сообщил Гамид.
– Весь район мне безразличен, – отрезал одноглазый. – Плохо, что он почти на две минуты ослепил камеры. Что они показывают теперь?
Протянув руку, Гамид еще раз коротко пробарабанил пальцами по клавишам. На экране появились и начали сменять друг друга однообразные картинки, на которых среди смутных теней шевелились небольшие светлые пятна – тепловое излучение населявших подземные тоннели крыс. Никаких других объектов, излучающих тепло, в поле зрения камер не было.
– Света не было около двух минут, – задумчиво произнес одноглазый. – За две минуты ловкий человек многое может сделать. Например, подключиться к линиям связи.
– Вы тоже думаете, что нам подсовывают фальшивое изображение? – спросил Гамид.
– Почти уверен. Иначе зачем ему было рубить кабель – из озорства? Между прочим, Гамид, то, как это было проделано, меня немного успокаивает. Он даже не заметил камеру, которая находилась прямо над его головой. На свете остается все меньше настоящих профессионалов. Сам по себе этот факт, согласись, печален, но в данном конкретном случае он меня радует... А куда этот тоннель может привести наших друзей?
– Прямо в дом, – мрачно сообщил Гамид. – Точнее, в подвал, в кладовку рядом с помещением, где установлен генератор. Там склад горючего и запасных частей. Люк находится в углу. Это немного опасно, но мы не стали его замуровывать. Вы сами сказали, что это очень удобно – иметь у себя в подвале нору, через которую можно попасть в любую точку на карте города.
– Что ж, – философски заметил одноглазый, – у каждой монеты две стороны, и нет на свете такой норы, через которую можно было бы выйти, но нельзя войти. Пошли всех, кого сможешь, в подвал, пусть наблюдают за люком. А когда убедятся, что в тоннеле никого не осталось, пусть открывают огонь. Пленные мне не нужны. Хотя... Нет, хватит с меня неожиданных сюрпризов. Отправь несколько человек проверить тоннель. Судя по тому, что неверные решили воспользоваться подземными коммуникациями, они не хотят поднимать шума. Это нам на руку, поскольку означает, что наземного штурма пока не предвидится. Надо просто отогнать этих крыс подальше от дома, если не удастся уничтожить. Это даст нам время, Гамид. Ну, что ты стоишь? Иди выполняй!
– Уже выполняется, – негромко сообщил Гамид, смиренно склонив голову. – Я взял на себя смелость отправить в тоннель группу из пяти человек, и еще пятеро ждут их возле люка. Простите, господин, но время...
– Ты прав, – перебил его одноглазый. – Время дороже разговоров, на которые мы его тратим. Ты, как всегда, принял верное решение, Гамид. Если бы я был президентом или королем, непременно наградил бы тебя орденом и произвел в генералы. Ты хотел бы стать генералом, Гамид?
Охранник задумался.
– Я слишком часто стрелял в генералов, чтобы хотеть себе такой участи, – заявил он наконец.
– Ты стрелял в хороших генералов, Гамид, – рассмеялся одноглазый. – А плохие сидят там, где в них некому стрелять.
– Разве плохой генерал вам нужнее, чем хороший солдат? – удивился охранник.
– Ты опять прав – прав, как всегда! – воскликнул одноглазый, поднимаясь из кресла. Он скинул пиджак, вынул из ящика стола наплечную кобуру и принялся прилаживать ремни. – Помоги застегнуть, – попросил он. – Кажется, за последнее время я успел отвыкнуть от оружия.
– В это трудно поверить, – возясь с пряжкой, с сомнением заметил Гамид. – Мне кажется, это невозможно.
– Ты снова прав, к сожалению, – вздохнул одноглазый.
Он вынул из того же ящика огромный черный пистолет, привычно проверил обойму и небрежным жестом бывалого вояки опустил оружие в кобуру. Гамид подал ему пиджак; одноглазый просунул руки в рукава, оправил лацканы и по привычке застегнул пиджак на все пуговицы. Он еще не успел ничего сказать, а предупредительный Гамид уже включил верхний свет. Едва заметно кивнув в знак благодарности, одноглазый повернулся к висевшему на стене зеркалу, поморщился и расстегнул пиджак. Ходить нараспашку он не привык, расстегнутые пуговицы казались ему признаком свойственной неверным распущенности и излишней свободы нравов. Увы, портной слишком хорошо подогнал пиджак по фигуре, и в застегнутом виде этот предмет гардероба был не в состоянии скрыть висящий под мышкой пистолет.
