Прогулка среди могил - Блок Лоуренс

— Я, кажется, уже решил. Придется управиться самому.

— Тогда я, пожалуй, пошел.

— Вы все тоже идите, — сказал он. — Давайте сделаем так. Жаль, что мы не взяли две машины. Мэтт, вы с Ти-Джеем и Питером отвезете деньги Юрию.

— Но часть из них — ваши. Вы не хотите оставить себе деньги, которые дали ему в долг?

— Будьте добры, отсчитайте их. Только чтобы не было липы.

— Вся липа в пачках с бандеролями «Чейза», — сказал Питер.

— Ну да, только этот мудак их все перепутал, пока считал, так что, когда приедете к Юрию, проверьте, ладно? А потом вернетесь за мной. Давайте прикинем Двадцать минут до Юрия, двадцать минут обратно, двадцать минут там — считайте, час. Вернетесь сюда и заберете меня на углу через час с четвертью.

— Хорошо.

Кинен взял чемодан.

— Пошли, — сказал он Питеру. — Отнесем их в машину. Мэтт, присмотрите за ним, ладно?

Они вышли. Мы с Ти-Джеем стояли, не спуская глаз с Реймонда Календера. У нас было по пистолету, но сейчас его можно было охранять и с хлопушкой для мух. Он сидел с отсутствующим видом.

Глядя на него, я вспомнил нашу встречу на кладбище — ту минуту или две, когда он заговорил почти как человек. Мне захотелось поговорить с ним снова и посмотреть, что из этого выйдет на сей раз.

— Вы что, так и собирались оставить Альберта здесь? — спросил я.

— Альберта? — Он подумал. — Нет, — сказал он наконец. — Я хотел прибраться здесь перед отъездом.

— Что бы вы с ним сделали?

— Разрезал бы на части. Упаковал бы. Там в шкафу полно пакетов для мусора.

— А потом? Послали бы кому-нибудь в багажнике автомобиля?

— Ах, вот вы о чем, — сказал он. — Нет, это я сделал специально для того араба. Но ничего трудного тут нет. Можно их разбросать, рассовать по мусорным ящикам, по урнам. Никто ничего не заметит. Например, подложить в мусорные баки ресторана, и сойдет за мясные обрезки.

— Вы уже делали это раньше.

— Конечно, — ответил он. — Женщин было больше, чем вы знаете. — Он посмотрел на Ти-Джея. — Помню, была одна черная. Примерно такого же цвета, как ты. — Он тяжело вздохнул. — Я устал, — сказал он.

— Ничего, еще недолго.

— Вы хотите оставить меня с ним, — сказал он. — А он хочет меня убить. Тот араб.

«Финикиец», — подумал я.

— Мы с вами знакомы, — продолжал он. — Я знаю, что вы обманули меня, знаю, что нарушили свое обещание и что вам пришлось это сделать. Но мы с вами успели поговорить. Как вы можете позволить ему убить меня?

Жалостная, робкая мольба. Я невольно вспомнил Эйхмана, сидящего на скамье подсудимых в Израиле. Как мы можем такое с ним сделать?

И еще я вспомнил вопрос, который задал ему на кладбище, и ответил ему так же, как он тогда ответил мне.

— Вы сели в фургон, — сказал я.

— Не понял.

— Как только вы садитесь в фургон, — сказал я, — вы — всего-навсего мясо.

Кинена мы подобрали, как и договорились, без четверти три утра около ювелирного магазина на Восьмой авеню, сразу за углом дома Альберта Уолленса. Он увидел за рулем меня и спросил, где брат. Я сказал, что мы высадили его несколько минут назад на Колониал-роуд. Он собирался забрать «тойоту», но передумал и сказал, что пойдет и сразу ляжет спать.

— Да? Ну, а я так взвинчен, что не засну, если кто-нибудь не трахнет меня по голове молотком. Нет, сидите там, Мэтт. Будете вести машину. — Он обошел машину, заглянув на заднее сиденье, где растянулся Ти-Джей, похожий на тряпичную куклу. — Ему давно пора спать. А эту сумку я, кажется, узнаю. Надеюсь, на сей раз в ней не фальшивки?

— Здесь ваши сто тридцать тысяч. Мы сделали все, что могли. Не думаю, что там есть липа.

— А если и есть, ничего страшного. Она почти как настоящая. Лучше всего ехать по Гоуэнос. Знаете, как туда выехать?

— Кажется, да.

— А потом через мост или по тоннелю, решайте сами. Брат не предлагал забрать мои деньги, чтобы за ними присмотреть?

— Я счел своим долгом доставить их лично.

— Как дипломатично сказано. Хотел бы я взять назад кое-какие слова, которые ему говорил, — что он рассуждает как торчок. Нельзя такое говорить человеку.

— Но он с вами согласился.

— Это хуже всего, мы оба знаем, что так оно и есть Юрий удивился, когда увидел деньги?

— Он был потрясен.

Кинен засмеялся.

— Еще бы. А как девочка?

— Врач говорит, что все будет в порядке.

— Они сильно ее изуродовали, да?

— Мне кажется, там трудно разобраться, где телесные увечья, а где эмоциональная травма. Они много раз ее насиловали, и, насколько я понимаю, у нее есть какие-то внутренние повреждения, кроме двух отрезанных пальцев. Ее, конечно, держат под наркозом. И Юрию врач, кажется, тоже что-то дал.

— Нам всем надо бы что-нибудь дать.

— Юрий и в самом деле пытался. Хотел дать мне денег.

— Надеюсь, вы взяли.

— Нет.

— Почему?

— Не знаю почему. Могу только сказать, что это на меня не похоже.

— В семьдесят восьмом участке вас учили другому?

— В семьдесят восьмом участке меня учили совсем другому. Я ему сказал, что у меня уже есть клиент и что мне заплачено сполна. Может быть, ваши слова насчет кровных денег затронули какую-то струну в моем сердце.

— Старина, это нелепость. Вы работали, и работали хорошо. Он хочет вас отблагодарить, вы должны были взять.

— Ничего. Я сказал ему, что он может дать сколько-нибудь Ти-Джею.

— Сколько он ему заплатил?

— Не знаю. Доллар-другой.

— Двести, — сказал Ти-Джей.

— А, ты не спишь? Я думал, спишь.

— Не-а, только глаза прикрыл.

— Держись за Мэтта. По-моему, он на тебя хорошо влияет.

— Он без меня пропадет.

— Это правда, Мэтт? Вы без него пропадете?

— Безусловно, — ответил я. — Все мы без него пропадем.

Я поехал через мост, и, когда мы оказались в Манхэттене, я спросил Ти-Джея, где его высадить.

— Да хоть на Сорок Второй, — ответил он.

— Сейчас три часа ночи.

— А там нет ворот, майн готт. Там на ночь не запирают.

— У тебя есть где переночевать?

— Да ведь у меня в кармане полно денег, — сказал он. — Вот возьму и узнаю, свободен ли мой номер во «Фронтенаке». Раза три или четыре приму душ, закажу себе ужин в номер. Есть у меня где ночевать, старина. Можете обо мне не беспокоиться.

— И вообще ты находчивый.

— Думаете, пошутили? Только вы и сами знаете, что так оно и есть.

— И наблюдательный.

— И это тоже.

Мы высадили его на углу Восьмой авеню и Сорок Второй улицы и остановились на красный свет на Сорок Четвертой. Я огляделся, никого видно не было, но я никуда не спешил и подождал зеленого света.

— Вот уж не думал, что вы сможете это сделать, — сказал я.

— Что? С Календером?

Я кивнул.

— Я тоже не думал. Я еще никого не убивал. Случалось, конечно, злость разбирала до того, что хотелось убить, но ведь злость проходит.

— Да.

— Он ничтожество, понимаете? Полнейшее ничтожество. И я подумал — стоит убивать этого червя? Но я знал, что это надо сделать. И поэтому придумал как.

— Как?

— Заставил его разговориться. Спросил его кое о чем. Сначала он отвечал только «да» и «нет», но я не отставал, и в конце концов он все-таки разговорился. Рассказал мне, что они делали с девчонкой Юрия.

— Ах, вот как.

— Что они с ней делали, и как она была перепугана, и так далее. Его понесло, он уже не мог остановиться. Как будто еще раз все переживал. Понимаете, это совсем непохоже на охоту: там, когда вы убьете оленя, вы велите сделать чучело из его головы и вешаете его на стену. А стоило ему покончить с женщиной, как у него не оставалось ничего, кроме воспоминаний, и он рад был случаю их вытащить, стряхнуть с них пыль и полюбоваться, какие они красивые.

— Он рассказывал про вашу жену?

— Да, рассказывал. И ему нравилось это мне рассказывать. Точно так же, как ему понравилась мысль вернуть ее мне в виде кусочков, ткнуть меня в них носом. Я хотел заставить его замолчать, я не желал этого слышать, но, знаете, потом решил — хрен с ним. Я хочу сказать, что ее ведь уже нет, я сам отправил ее в огонь, старина. Ей от этого уже не больно. Так что я дал этому сукину сыну болтать вволю, а потом сделал с ним, что надо.