Сергей Зверев - Святой – Гарпун для акулы
Сотрудники секретного учреждения переглянулись, и один, с лицом интеллигента, имеющего стопку дипломов о высшем образовании, не выбирая выражений, одернул шутника:
– Шуруй куда сказали, придурок! Это тебе не цирк, это Ясенево!
Обмолвившийся покосился на Святого. Он был исполнителем, и лишнего ему говорить не полагалось. Святой сидел, как аршин проглотил. Ни единый мускул не дрогнул на его лице.
"Ясенево – штаб-квартира Первого Главного управления Комитета госбезопасности Как они теперь называются?
Служба внешней разведки, кажется… Так вот куда, ребята, вы нас притаранили, – слова воровского жаргона сами по себе вплетались в мятущиеся мысли Святого. – К чему такая честь? Скромная персона находящегося в федеральном розыске преступника в святая святых разведывательного центра… Вербовать меня собрались?! Послужить Отечеству будут призывать… Попали мы из огня да в полымя…"
Серегин и его почетный эскорт покинули кабинет. Святой остался один.
"Так-так-так… Ясенево… – Святой барабанил пальцами по столу. Его одиночество затянулось. – В Афган или Чечню, может, обратно отправят… Соглашусь, ей-богу, соглашусь! Постой, а с кем ты там воевать собрался? Войска вывели… Тьфу, бред какой-то в голову лезет! Что же они меня маринуют?! Час штаны протираю, и никого нет. Где в ПГУ учебка была? Балашиха.., точно… Балашихинский учебный комплекс восьмого отдела управления "С"…"
– Товарищ Рогожин, проснитесь! – раздался над ухом требовательный голос.
От неожиданности Святой вскочил.
– Прикемарил минутку! Разморило на солнце! – виновато улыбнулся Святой.
Так же открыто улыбнулся холеный мужчина с аккуратным пробором, разделяющим светлые редеющие волосы, зализанные на висках. Переносицу мужчины перечеркивала розовая бороздка – след от очков. Запах дорогого одеколона приятно защекотал ноздри.
– Давайте знакомиться, Дмитрий Николаевич… – сказал представительный господин и улыбнулся еще шире.
– Я вижу, мне представляться незачем! Фамилия моя вам известна, как, впрочем, наверняка и подробная биография, вплоть до цвета кала в раннем детстве!
– К чему, Дмитрий Николаевич, плоский юмор! Похохмим после работы! Вы уже догадались, где находитесь?
– Примерно…
– Я определю ваше местонахождение предельно точно – центральный комплекс Ясенево Службы внешней разведки России, кабинет начальника управления… Хотя моя должность вам мало что объяснит.
Святой отреагировал без энтузиазма:
– Раньше ваша "фирма" называлась Первым управлением… Хм… Многое переменилось на Руси. Послушайте, к вам все-таки как обращаться?
– Генерал-майор Федченко Матвей Федорович, – отрекомендовался полководец невидимого фронта. – Надеюсь, Дмитрий Николаевич, мы найдем с вами общий язык. Кстати! – Он повел рукой, освобождая из-под манжета белой рубашки массивные часы. – Пора пообедать! Большие дела на пустой желудок начинать негоже!
Генерал опять приклеил к своему лицу бодрую голливудскую улыбку, но темные круги под глазами свидетельствовали о бессонных ночах и хронической усталости.
С подносом, прикрытым накрахмаленной салфеткой, в кабинет вошла женщина, одетая до безобразия безвкусно.
Растянутый свитер из ангорки ярко-оранжевого, апельсинового цвета был весь в скатавшихся шариках шерсти. Тощая шея торчала из широкого ворота, к которому была приколота рыночная пластмассовая брошка.
Нагибаясь, чтобы снять с подноса посуду и поставить ее на стол, женщина коснулась волосами щеки Святого. Она не отпрянула, как сделала бы на ее месте любая другая, а продолжала громоздить пластмассовые одноразовые тарелки, стаканы, бутылки с минеральной водой. Святой попытался деликатно отодвинуться, но она не обращала на это внимания.
– Наташа, спасибо! Мы сами справимся, – отпустил неловкую и несимпатичную сотрудницу генерал. – Кухня у нас средняя, – продолжал он, срывая фольгу с запечатанных судков. – Полуфабрикаты разогреты в микроволновке, буфетная стряпня. На приличную столовку наскрести не можем. Это наша-то контора! Гостили американцы, так не поверите, у председателя комиссии конгресса по разведке чуть заворот кишок не случился после нашего ленча! А мы ничего, едим и нахваливаем!
Федченко заливисто расхохотался, теребя пакетик с дешевым одноразовым столовым набором.
– Ну-с, приступим к трапезе! – потер ладони хозяин кабинета и распотрошил целлофановую упаковку. – Да вы наворачивайте, Дмитрий Николаевич. Голод – плохой советчик, а у меня к вам… – Матвей Федорович запнулся, не решаясь назвать свое предложение заманчивым. – В общем, разговор у нас будет долгим и серьезным.
Еда Святому показалась абсолютно безвкусной. Он через силу глотал стандартный набор, а в голове вертелась крылатая кинофраза: "Какая гадость эта ваша заливная рыба". Затем мысли перешли на хозяина кабинета: "Лопаешь ты, Матвей Федорович, неаккуратно, все на подбородке остается! Неужели в славном краснознаменном институте имени вашего шефа и третьего с конца генсека этикету не учили?
Как же ты не засветился на светском приеме где-нибудь в Лос-Анджелесе или Лондоне, ведь вкушаешь пищу, точно изголодавшаяся колхозная хавронья. Святой не мог преодолеть неприязни к этому жующему человеку, бесцеремонно вторгающемуся в его жизнь, говорящему многозначительными намеками, улыбающемуся фальшивой улыбкой бездарного провинциального актера. – Какую работенку припасли вы для меня? Что станет платой? Реабилитация, как при Хрущеве? Бюст на родине героя? Ну и взгляд у тебя, генерал! Как у того боярина из анекдота, что якобы изобрел рентген. Но мою шкуру им не просветить, задубела она в Афгане и Чечне, в тюрьме и психушке. Любите, ох любите вы жар чужими руками загребать! Напортачили вы где-то, ребята, по-крупному, вот и понадобился разгребатель грязи.
Что же, я кандидатура подходящая. Мирных профессий не имею. В биографии армия, война да зона. Подходящий экземпляр… До дыр, наверное, мое досье зачитал, шероховатости выискивал. Знаете, Джеймсы Бонды ясеневские, на патриотических струнах сейчас не разыграешься, полопались они в душах многих, порвали их скоты типа Банникова".
– Дмитрий Николаевич, вы абсолютно правы, что сердитесь на меня! внезапно произнес Федченко, словно и впрямь насквозь его видел. – Но постарайтесь подавить лишние эмоции. Обстоятельства бывают сильнее нас.
Матвей Федорович скомкал салфетку движением раздраженного человека. Его напускная приветливость улетучилась.
– Наберитесь терпения, Рогожин, – в голосе генерала зазвенел металл, и запомните: все, что вы здесь услышите, составляет строжайшую государственную тайну. Ее разглашение карается законом. Позже вы подпишете обязательство хранить молчание. – Федченко сделал паузу для глотка кофе, и Святой услышал, как зубы генерала прикусили край чашки. – От присяги, товарищ старший лейтенант, вас никто не освобождал, от клятвы солдата спецподразделения тоже. – Федченко буравил Святого глазами-ледышками, в глубине которых, однако, проскальзывала растерянность. – Ваши сослуживцы, между прочим, это хорошо усвоили.
– Кого вы имеете в виду? – подался вперед Святой.
– Позднее.., об этом позднее! – остановил его генерал.
По взгляду, прикованному к телефону, – аппарат занимал нишу под крышкой стола, и Святой его не сразу заметил, – было понятно, что хозяин кабинета ожидает звонка.
– Совершенно запамятовал! – внезапно ввернул разведчик штатское словцо. – У меня есть для вас хорошая новость. Коллеги из ФСБ обнаружили похищенную реликвию вашего друга. Обнаружили у этого мерзавца, как там бишь его…
– Гаглоева?! – подсказал Святой.
– Точно, Гаглоева! Чаша обнаружена и будет возвращена законному владельцу. Пока идет следствие. – Матвей Федорович примерил новую маску маску доброжелателя и друга. – Вы достойны уважения! С такой самоотверженностью я сталкиваюсь впервые.
– Неужели? – усмехнулся Святой. – Выходит, времена Штирлица прошли?
– Нет, не прошли! – Задетый иронией собеседника, генерал вновь принял неприступный вид, но правая рука, державшая стакан с кофе, предательски подрагивала. – За идею и сейчас люди жертвуют жизнью.
– Какую идею? Единой и неделимой страны? Так она уже развалилась, и я был тому свидетелем. Идею рыночной экономики? Опять же против нее сражаются разве что наш бывший приятель Фидель Кастро, маоисты в джунглях Латинской Америки и наши твердолобые коммунисты, правда, только на митингах! Нет под этим небом идей, стоящих хотя бы одной капли человеческой крови! – заключил Святой, рубанув ребром ладони по краю стола.
– Достоевский… Счастье человечества не стоит единственной слезинки, пролитой ребенком. Замечательная мысль. В теории. Ты… – он наставил на Святого указательный палец, – сам знаешь правила, по которым развивается жизнь…
