Владимир Гриньков - На вершине власти
– Боевая тревога! Всем следовать за мной!
Не дожидаясь поспешно вскочивших автоматчиков, Раджани выбежал на летное поле. Часовой у входа приосанился.
– В машину! – заорал Раджани.
Их сейчас было всего двое, но он понадеялся, что справится, и погнал машину по бетону к вертолетам. Там, впереди, уже происходило какое-то движение.
Хомутов тем временем, выскочив из джипа, бежал к вертолету, сжимая автомат. Один из пилотов – лицо было русское – выглянул из кабины и спросил:
– Что там случилось, браток?
Второй тоже высунулся, и Хомутов едва не выпустил оружие из рук – Уланов! Первым порывом было броситься к нему, обнять, стиснуть, но что-то его удержало. Дальше он все делал автоматически, словно выполняя заранее заданную программу. Наставив на второго пилота автомат, яростно закричал по-джебрайски, опасаясь только одного – не дай Бог заупрямится, и что тогда делать, не стрелять же, в самом деле? Ткнул оружием в спину – мол, прочь из вертолета, выходи! – но пилот все мешкал, и Хомутов едва удержался, чтобы не заматериться, но не посмел. Повел стволом в сторону и выпустил короткую, в три патрона, очередь.
– Вылезай, Петя! – скомандовал Уланов. – Он требует, чтобы ты вышел.
– А ты?
– Давай, делай! – крикнул Уланов.
Пилот спрыгнул на бетон. Хомутов обернулся, махнул Амире – и увидел отъезжающий от здания аэропорта автомобиль. Сердце дрогнуло, он суетливо вскинул автомат и, делая зверское лицо, стал палить в белый свет. Амира добежала до вертолета и забралась в его пропахшее керосином нутро, Хомутов последовал за ней и напоследок оглянулся. Автомобиль стремительно приближался.
– Дима, это я, Хомутов! – выпалил он по-русски и увидел, как округлились глаза Уланова. – Если мы сейчас не взлетим – мне кранты!
Уланов все еще не мог оправиться от потрясения, и Хомутов, чтобы придержать приближающийся автомобиль, выпустил по нему длинную очередь. Тот вильнул и скрылся где-то между вертолетов. Грохот выстрелов будто разбудил Уланова, он торопливо защелкал тумблерами, и сейчас же качнулись и пошли описывать окружности лопасти, загремел двигатель.
При этих звуках Раджани, крадущийся между вертолетов, прибавил шагу, но все равно не успел – вертолет начал подниматься, и сержант, выбежав на открытое место, проорал сопровождающему его солдату:
– Огонь! Бей по нему!
Но едва раздались первые выстрелы, откуда-то вынырнул советский в летной куртке с багровым лицом и полез на них с кулаками:
– Не стрелять! Там Уланов! Пилот!
Солдат опустил автомат и растерянно взглянул на Раджани.
– Дима, быстрее! – умолял в вертолете Хомутов. – Они из нас сейчас сито сделают!
Уланов заложил крутой вираж, и гремящая машина пошла над самой бетонкой, так что ничего на земле не разобрать – сплошная серая муть. Хомутов прикрыл глаза. Он еще не мог поверить, что все позади. Через несколько минут он обернулся к Уланову, но тот сосредоточенно смотрел прямо перед собой, закусив губы от напряжения.
– Извини меня за весь этот спектакль со стрельбой! – крикнул Хомутов – в вертолете было шумно, но Уланов понял, кажется, и кивнул.
Они шли над холмами. Далеко справа виднелась лента шоссе.
– Куда летим? – спросил Уланов.
– К границе.
– Какой?
– Которая ближе.
Вертолет нырнул к гребням холмов, пересек шоссе. Хомутов из пилотской кабины перешел в отсек. Амира сидела у иллюминатора, сжавшись в комок. Хомутов тронул ее за плечо, девушка обернулась, и сейчас же отвела взгляд.
– У тебя все в порядке? – спросил Хомутов.
Она не ответила. Хомутов вернулся в кабину.
Уланов указал куда-то далеко вперед:
– Граница!
Хомутов проследил направление: те же холмы, никаких пограничных столбов.
– Русло ручья видишь? – крикнул Уланов. – Это она и есть.
– А до жилья далеко?
– На какой стороне? На джебрайской?
– Нет, ясное дело.
Уланов взглянул на лежавшую на коленях карту:
– Километров пятнадцать.
– Тогда садись – сразу за ручьем.
Вертолет скользнул вниз и завис над каменистой площадкой. Гул двигателя стих, лишь лопасти винта мелькали, постепенно замедляя бег. Хомутов склонился к Уланову, и они обнялись, хлопая друг друга по спине.
– Надо же, – бормотал Уланов. – Глазам не верю… Пашка, честное слово – Пашка… Откуда ты свалился? Что случилось?
– Ничего особенного. Это я из командировки вернулся, – проговорил Хомутов. На глазах у него стояли слезы.
Уланов отстранился и оглядел Хомутова с ног до головы, будто все еще не веря, что все происходящее – наяву.
– Я думал сначала, что тебя в Союз отправили. Потом прошел слух, что Фархад тебя орденом наградил, причем посмертно.
– Это я сам себя наградил, – засмеялся Хомутов. – Я здесь был все это время, в Хедаре. Походил в президентской шкуре.
И пояснил, видя, что Уланов недоумевает:
– Из меня сделали двойника Фархада, чтобы сбить с толку террористов. Поднатаскали немного, и – вперед.
– То-то я вижу, рожа у тебя какая-то странная, – улыбнулся Уланов. – А на кой тебе понадобилась вся эта стрельба, захват вертолета?
– Они меня вычислили, – невесело усмехнулся Хомутов и зябко повел плечами. – Бахир. Вот и пришлось, чтобы башки не лишиться…
– Мог бы в посольстве укрыться. Там не посмели бы тронуть.
Хомутов встряхнул головой.
– Нет, нет. Это исключено.
– Почему? – не мог взять в толк Уланов.
– Меня нету, понимаешь? Хомутов Павел Иванович числится среди жертв покушения на президента Фархада. Посмертно награжден орденом Красного Знамени и каким-то еще джебрайским, не помню уже – каким.
– Но ты же жив!
– Жив, потому что погиб не я, а президент, но об этом не знает ни одна душа, кроме меня, секретаря президента, а теперь еще и Бахира. Но и тот представляет себе события довольно смутно.
Он махнул рукой – что говорить, забудем.
– И что теперь? – спросил Уланов.
– Не знаю. В Джебрай мне дорога заказана, в Союз тоже. Что ж… мир велик. Фархад умер – ну, а мне предстоит начать все с начала. С чистого листа, – он смеялся, а глаза оставались печальными. – Это, оказывается, не так страшно, Дима – все начинать сначала. А за спектакль на аэродроме еще раз извини. Не хотел перед твоим напарником раскрываться. Так лучше – ты просто подчинился силе оружия, и спроса с тебя никакого. Кто захватил вертолет? Какой-то полоумный джебраец. А о Хомутове – ни звука.
Уланов кивнул, соглашаясь.
– Ну и все, я пойду, – сказал Хомутов. – Пора.
– Надо же, – пробормотал Уланов. – Как все это повернулось… Эх, жизнь!
Чтобы не растягивать прощание, Хомутов резко отстранился, крикнул в чрево вертолета:
– Амира! Уходим!
Девушка безмолвно выскользнула из темного проема. И тут Уланов вспомнил наконец главное, что собирался сказать.
– Людмилу в Союз вывезли. Ты знаешь об этом?
Хомутов хмуро кивнул. Он вспомнил вестибюль госпиталя, портрет Люды в траурном крепе, слова Агафонова: «Мы подготовили ее к отправке». Это было так болезненно, что он отвернулся, чтобы Уланов не видел выражения его лица.
– Тебе это, наверное, безразлично теперь?
Хомутов опустил голову.
– Ее уже не вернуть. Что толковать об этом.
И пошел прочь. Потрясенный Уланов вдруг понял, что Хомутов ни черта не знает, и захлебнулся криком:
– Паша! Паша!
Хомутов остановился. Лицо его было безжизненным.
– Она жива! Ее вывозили в Союз через аэродром в Бергаше, это было совсем недавно, и я перебрасывал ее в Бергаш под надзором гэбэ!
Хомутов недоверчиво молчал.
– Она жива! – упрямо повторил Уланов.
И тогда Хомутов засмеялся. Сначала осторожно, словно еще не веря, потом все увереннее и громче, и, глядя на него, Уланов засмеялся тоже, приговаривая:
– Жива! Она жива, Паша!
– Я поеду к ней!
– Но тебя же не впустят в Союз! У тебя никаких документов, тебя же нету вовсе, старый черт!
– А я через границу, как немецкий диверсант!
– Граница на замке, Паша. Там у нас пограничник Карацупа со своей верной овчаркой Джульбарсом.
– Я что, не найду приличной колбасы для собаки в свободном мире?
Они дурачились, и Хомутов постепенно возвращался к жизни.
Они опять обнялись.
– Давай, – сказал Хомутов. – Тебе пора.
Он отошел в сторону, глядя, как вертолет взлетает. Уланов сделал над площадкой круг и помахал на прощание рукой. Когда гул двигателя стих за холмами, Хомутов обернулся к Амире:
– Ну что, идем?
– Я возвращаюсь.
– Но почему? – изумился Хомутов.
Девушка промолчала.
– Тебе незачем туда идти.
– Ты – действительно не Фархад? – неожиданно спросила Амира.
Этот вопрос все Хомутову объяснил.
– Фархада больше нет. Он погиб несколько месяцев назад.
Амира смотрела недоверчиво.
– Это правда. Фархада заменил я, – Хомутов развел руками, невесело улыбнулся. – Но президент из меня, похоже, вышел никудышный. Недолго я правил. Теперь народ многострадального Джебрая получит нового вождя.
