Александр Золотько - Под позолотой — кровь

   Палач поднял взгляд навстречу Володе:

   – Что случилось?

   – Я опоздал, – после паузы сказал Володя, – я снова опоздал.

   – Что случилось? – повторил Палач. Он услышал это «снова» Володи, и перед глазами его мелькнула картина – Володя сидит на земле возле могилы жены.

   – Она вышла из гостиницы не дождавшись меня, – начал Володя стоя посреди комнаты, он даже не попытался сесть, просто стоял, уронив руки вдоль тела и говорил бесцветным голосом, глядя себе под ноги.

   – Я потратил слишком много времени на то, чтобы ее найти, а когда нашел – было уже поздно. Я снова опоздал.

   – Ее взяли?

   – Что?

   – Ее арестовали?

   В Володиных глазах мелькнуло недоумение, сменившееся отчаянием:

   – Если бы… Ее насиловали. Двое, на пляже… А она не сопротивлялась, только что-то пыталась кричать. Я не понимаю этого. Она ведь могла этих двоих…

   – Насиловали… – медленно протянул Палач. Ее насиловали. Палач вспомнил Дашин шепот, ее «люблю» и беззащитную улыбку на лице. Насиловали.

   – Я убил обоих. Пристрелил одного прямо на ней, а второго добил уже в стороне. Я даже подумать не успел, как начал стрелять.

   Палач сжал руки в кулаки. Снова насильник умер, и его тело навалилось на Дашу. Снова. Они идут по кругу, по бесконечному кругу, постоянно наталкиваясь на те же кошмары. Стоило Даше стряхнуть с себя тот давнишний кошмар, как он снова вернулся к ней, приняв другой облик, но оставшийся таким же безжалостным.

   – Что с Дашей? – спросил Палач. Пусть это будет только смерть, подумал он, легкая смерть. Даша не сможет пройти все заново.

   – У нее произошел срыв, она побежала на набережную, и я не успел ее остановить.

   – Ну да, ты же убивал насильников.

   – Я не мог бежать за ней, она была в крови, кричала, меня сразу же задержали бы.

   – Ты ведь был занят – ты мстил.

   – Ее положили на носилки, сделали укол, потом ее увезла «скорая». А я остался стоять на набережной.

   Дашу увезла «скорая помощь»… Как Володя вообще удержался и не попытался отбить ее прямо на месте. Уже однажды увозили от него женщину, которую он не смог защитить. И Володю настигло проклятье, его проклятье.

   Они оба молчали, Палач сидя за столом, а Володя стоя перед ним. Взгляд Палача наткнулся на пистолет, лежавший перед ним на столе. Застрелить, взять пистолет и застрелить. Это было не побуждение к действию, а просто слабая вялая мысль, шевельнувшаяся в глубине души. Зачем? За что? За то, что он не смог удержаться и убивал вместо того, чтобы спасать? Так Палач сам показал ему этот выход тогда, когда Володя впервые решил, что жизнь закончилась. Он ведь научил его ярости, а не состраданию. Володя был готов умереть ради них или убивать. Тоже ради них. А в минуты напряжения, человеку свойственно действовать не задумываясь. А, не задумываясь, Володя мог только либо умереть, либо убить.

   Может, мысль об убийстве подтолкнуло сострадание? Чтобы он не мучался, чтобы не стоял вот так посреди комнаты. Или и сам Палач не умеет ничего, кроме как убивать? Когда-то он спас и Дашу, и Володю, дав им возможность нести смерть. Это спасло их тогда, но может, это было только отсрочкой смерти? Может быть, они не вернулись тогда к жизни, а продолжали действовать уже как механизмы?

   Чушь, что за чушь лезет ему в голову? Конечно, как механизмы, как оружие. Они ведь были его оружием. Надежным и беспощадным. Он ведь гордился именно этим, он ведь был счастлив, что они помогают ему противостоять миру людей. Ведь он оружие. Он ведь тоже – оружие. И он должен выполнить приказ. Ведь ради выполнения этого приказа он готов был убить Володю еще до того, как узнал о том, что произошло с Дашей. Надо выполнить приказ.

   – Ладно, об этом потом, – стараясь выглядеть уверенным, сказал Палач, – собирайся, нам нужно выдвигаться – времени уже почти не осталось.

   – Куда?

   – Ты знаешь куда. У нас есть приказ, и его нужно выполнить.

   – А Даша?

   – Что Даша?

   – Мы должны ее забрать из больницы.

   – Мы не можем забрать ее из больницы, потому что у нас нет на это времени и еще потому, что с ней на руках мы просто не сможем провести операцию.

   – Мы должны забрать Дашу, – Володя повторил фразу тем же невыразительным голосом, словно во сне.

   – Потом, после операции.

   – Сейчас.

   – После операции – это приказ.

   – Сейчас.

   Палач встал, обошел стол и приблизился к Володе.

   – Мы сейчас пойдем, чтобы выполнить задание, а потом вернемся за Дашей.

   – Я пойду за Дашей сейчас.

   – Очнись, – сказал Палач и попытался встряхнуть Володю за плечи.

   Володя словно взорвался. Он отшвырнул Палача назад, и тот упал, опрокинув стол.

   – Я пойду за ней. Пойду прямо сейчас, и никто меня не остановит. Даше плохо, я должен, слышишь, должен ее забрать. Я не смог ей помочь, я виноват. Я пойду. Ты же любил ее, как ты можешь ее бросить теперь, когда ей плохо? Пойдем вместе.

   Володю лихорадило, слова вылетали торопливо, словно он боялся не успеть. Палач, не сводя с Володи глаз, нашарил на полу отлетевший пистолет.

   – Я пойду, – сказал Володя, – мне только нужно оружие. Я потерял Дашин пистолет.

   Не обращая внимания на поднимающегося с пола Палача, Володя наклонился над своей сумкой, достал пистолет, обоймы.

   – Володя, – мягко сказал Палач, – я не могу тебя отпустить сейчас. Ты погибнешь сам и не сможешь помочь ей.

   – Пойдем со мной.

   – Я должен выполнить приказ.

   – Я должен помочь Даше. – Володя повернулся и пошел к двери.

   Палач медленно поднял пистолет и прицелился. Мушка остановилась напротив основания черепа, указательный палец лег на спусковой крючок.

   Володя двигался медленно, словно преодолевая сопротивление воздуха. Пистолет в руке Палача не дрожал, но силы нажать на спуск почему-то не было.

   Одиночество. Нажав на спуск, он впустит к себе одиночество из своего ночного кошмара. Только благодаря Володе и Даше он не чувствовал себя одиноким в этом мире. И теперь, почти потеряв Дашу, он не мог заставить себя убить Володю.

   – Володя.

   – Да? – Володя остановился в дверях и оглянулся.

   Их взгляды встретились над прицелом пистолета Палача, потом он медленно опустил оружие.

   – Встретимся на месте сбора. По плану. Ты помнишь это место?

   – Да.

   – Удачи тебе.

   Не ответив, Володя вышел.

   Палач уронил пистолет. Он не смог нажать на спусковой крючок, но одиночество все-таки навалилось на него.

   Такие были условия игры. У него не было ни малейшего шанса. Одиночество.

   Палач поднял с пола пистолет и стал надевать снаряжение. Он всегда выполнял приказы. Он – оружие, а оружие не имеет права подводить.

   Обычно людей типа Малявки легко найти. Установив раз и навсегда порядок своей жизни, Малявка даже и не пытался вносить в нее изменения или новшества. Есть, пить, выпить, найти еду и выпивку, найти денег на выпивку и еду – вот и все задачи, которые решал мозг Малявки.

   Но даже при решении этих насущных задач, мысли Малявки двигались прямолинейно и небольшими перебежками. Пока была жива мать Малявки, проблем было меньше. Мать Малявку хоть и ругала, но жалела. И крест этой жалости несла до самой смерти. Даже умирая, она шептала соседке, пришедшей посидеть возле нее, что жалко ей сына, как же он теперь без нее.

   И Малявка жалел свою мать. Когда соседка сказала, что мать умерла, Малявка заплакал и ушел в запой. И все решили, что пятидесятилетний алкаш загнется в ближайшие месяцы. Так бы оно и получилось, если бы старый приятель Малявки, Вася Кинутый, не посоветовал Малявке сдавать свою халупу курортникам. Но только полностью, потому что никакая скидка с цены не могла компенсировать удовольствие от присутствия Малявки.

   Курортники качали головами, осматривая давно не ремонтированную хибару, но чаще всего соглашались.

   А Малявка отправлялся на поиски ночлега. Чаще всего это был сарай Кинутого, иногда – парк, иногда пляж.

   Как правило, заканчивал день Малявка обследованием набережной на предмет пустых бутылок. Объедков он не подбирал, сохраняя последние остатки своеобразной чести.

   Этот день для Малявки выдался поначалу хорошим. Удалось сдать в очередной раз дом и даже получить при этом деньги вперед. Как всегда в таких случаях, Малявка потащил наличные Кинутому. Тот их должен был сохранять для Малявки на зиму. По дороге Малявка задержался возле «Южанки» и встрял в неприятность. И дернул же его черт попасться на глаза Мусору. Да еще ляпнуть при нем его прозвище.

   Как ни стерлись извилины Малявки под действием алкоголя, но то, что влип он по-серьезному в голову пришло сразу. И Малявка почти бегом бросился к Васе за советом.