Александр Золотько - Под позолотой — кровь

   Судя по звукам, мужчина ушел сразу, а женщина постояла еще минуту, всхлипывая, и пошла в другую сторону.

   Гаврилин подождал несколько секунд, а потом тронул Динку за плече:

   – Ты их знаешь?

   – Угу.

   – Это что – кто-то из урок на женщину наехал?

   – Каких урок? Это Мусор, понял.

   – Не совсем.

   – Ну и пошел в жопу, – настроение Динки испортилось окончательно, – идем, Марина уже ждет.

   Мусор. Это не мент, а мусор, вспомнил Гаврилин слова Марины и тон, которым они были произнесены. И вспомнил старшего лейтенанта возле столиков кафе утром. Гаврилин и сам не испытывал особо нежных чувств к милиции, но голос этого милиционера вызвал в нем чувство гадливости.

   Надо будет спросить у Марины о нем и заодно выяснить у Динки, с кем это Мусор разговаривал.

   Ночь. Под ногами песок, а вокруг ночь. Темнота, которую звезды только подчеркивают. Песок под ногами сухой, ноги вязнут в нем по щиколотку, трудно уже даже не бежать, трудно просто вытаскивать из песка ноги, для того, чтобы сделать еще хотя бы шаг. Маленький шаг.

   Он уже ничего не видит вокруг, перед глазами темнота, испятнанная цветными кругами, он бы давно остановился или просто сбился бы с пути, если б его не окружали черными тенями тела других людей. Они бегут плотной группой, и те, кто бегут в середине, не могут остановиться без команды. Их словно несет чья-то воля, подталкивает вперед, в неизвестность, притаившуюся в ночи.

   Хрип, хрип загнанных животных и тошнотворный запах пота, смешанного со страхом. Тяжесть ранца уже давно перестала ощущаться как нечто отдельное – на плечи давит все небо, все бесконечное черное небо. На его плечи.

   Ему уже давно кажется, что все вокруг исчезло, кроме песка под ногами, тяжести на плечах и усталости, подгибающей ноги. Даже пот уже не стекает по лицу, даже пот кончился в его теле. Остался только огонь, при каждом вздохе сжигающий легкие, и мысль, что нужно добежать. Нужно добежать.

   Добежать. Добежать. Странное слово, он успел забыть даже его смысл. Это слово для него просто стало пустым символом того, что нужно двигать ноги, что нужно преодолевать вязкую хватку песка и проталкивать в обожженные легкие еще порцию пересушенного воздуха.

   Из темноты доносится какой-то звук. Он не может заставить себя даже вслушаться в него, просто мозг вяло отметил этот звук и снова занялся передвижением ног и проталкиванием воздуха через горло. Это сейчас самое важное. Только это.

   Вспышка и удар. Пламя вспухло среди людей бежавших впереди него, расшвырнуло тела в стороны и опрокинуло его навзничь. Что-то полыхнуло над головой, и все вокруг стало черно-белым. Черные тела извиваются на белом песке, некоторые из них пытаются бежать, падают и остаются лежать.

   Яркий безжалостный свет сверху впечатал его в песок. Этот нестерпимый свет режет его глаза даже после того, как он зажмурился. Это взрывом разорвало небо, и на песок обрушился весь огонь, прятавшийся за ночной темнотой. Сейчас этот огонь испепелит его, сожжет в прах и смешает с песком. Ничто не сможет устоять перед этим слепящим жаром.

   И ни звука не пробивается к нему. Тишина. Полыхающая безжизненная тишина вокруг него и внутри. И ужас, заполняющий душу. Даже своего крика он не слышит. Даже удивился, когда понял, что пытается кричать, что напрягает голос, на этот раз пытаясь вытолкнуть из груди отвердевший комок воздуха, свое дыхание, замороженное ужасом.

   Он пытался ползти, вслепую шаря руками вокруг себя, наталкиваясь на бесформенные, скользкие кучи тряпья и старательно отгоняя от себя мысль, что еще несколько мгновений назад кучи эти были людьми, которых он знал.

   Свет погас так же внезапно, как и вспыхнул. Темнота больно впилась в его лицо, и он открыл глаза. Черные пятна неясно проступали на белом песке и совершенно исчезали на фоне черного неба. Только звезды вели себя странно – некоторые из них неслись над землей выстроившись в длинные цепочки, иногда упираясь в песок и тела, лежащие на песке. Вместе со светом исчезла глухота, и он слышал шуршание, с которым цепочки звезд проносились над ним и влажное хлюпанье, с которым они натыкались на тела лежащих и бегущих.

   Бегущих. Нужно бежать. Нужно встать и бежать, иначе огоньки звезд нащупают и его. Встать. Встать. Он приказывал себе, но тело не слушается, его держит песок, внезапно превратившийся в трясину.

   Он встает на колени, встает медленно и неуверенно. Звуки выстрелов и криков замедляются, медленно и как бы не торопясь, из темноты выныривает новая цепочка трассирующих пуль. Это за ним, эта очередь прилетела за ним. Он пытается сдвинуться с места, но воздух застыл вокруг него и держит, подставляет его прикосновению цепочки огоньков.

   Это длится вечность. Потом еще вечность. Потом огонек мягко касается его тела, и ночь взрывается болью. Песок наотмаш ударил в лицо. Прилетевшие из ночи звезды гаснут перед его глазами, поднимая фонтанчики песка. Не может быть. Этого не может быть с ним, он не может остаться вот так на песке один. Только не одиночество, только не одиночество…

   Палач вздрогнул и открыл глаза. Давно не возвращался к нему этот сон. Так давно, что Палачу даже показалось, что сон ушел от него навсегда. И еще он очень давно не засыпал вот так неожиданно за столом. Проспал он немного. Всего несколько минут, но это не он решал, что нужно уснуть. Это его тело приняло такое решение, и это Палачу не нравилось. Как не нравилось возвращение сна.

   Он снова ощутил в себе слабость и неуверенность. Оружие не может ощущать слабость и неуверенность. Это человеческие качества. Только люди способны нести в себе неуверенность.

   Что же это происходит с ним? Ему ведь показалось, что он уже преодолел себя, что в гостиничном номере все закончилось. Выходит, что нет, не закончилось.

   Палач взглянул на часы. Володя и Даша опаздывали. Они никогда не подводили его, они просто не могли опоздать без причины. И если сейчас они не пришли вовремя, значит, произошло что-то серьезное. Палач ощутил почти забытое чувство. Странное и неприятное чувство, оно тоже не могло возникнуть у оружия, это чувство, которое называют страхом. Это было так, но, тем не менее, Палач начал ощущать именно страх.

   Палач оттолкнул стул и через небольшой коридор вышел на крыльцо. Сладкие запахи ночи опустились на его лицо словно паутина. Палач брезгливо передернул плечами. Он ненавидел эту душную ночь, он ненавидел небо и звезды. Он ненавидел все это после той ночи, которая потом стала его кошмарным сном. Палач запрокинул голову к небу и взглянул на звезды. Пусть говорят что угодно, пусть называют эти светлые пятнышки огненными шарами, затерянными во Вселенной, он знает точно – звезды – это всего лишь отверстия, оставленные в небе пулями. Палач знает это точно, потому что и сам неоднократно пробивал пулями ночное небо и видел, как после его выстрелов звезд на небе все прибавлялось и прибавлялось.

   Палач поискал в небе луну и удивился. Он знал точно, что луна должна светить, но на небе не было привычного глупого круга. Потом Палач заметил, что все небо как бы поделено на две части – там, где звезды есть и там, где на их месте зияет темнота.

   Тучи. Откуда-то взялись тучи. Без ветра, без малейшего движения воздуха они уже закрыли луну и половину звезд. Духота усилилась.

   Палач повернулся, чтобы войти в дом, но тут скрипнула калитка.

   – Володя? – не оборачиваясь, спросил Палач.

   – Я. – голос Володи странно безжизнен и тускл.

   – Один?

   – Да.

   – Заходи в дом.

   Палач, не оборачиваясь, вернулся в комнату и сел на свое место у стола. Стоп. Он вдруг вспомнил, что сейчас ему предстоит рассказать Володе, кого тому нужно будет убить, и вспомнил, что Володя может отказаться. Может попытаться отказаться. Палач быстро вынул из кобуры, висевшей на стуле, пистолет и положил его на стол, сняв с предохранителя.

   – Где Даша? – спросил Палач, как только Володя вошел.

   – Нам нужно собираться.

   – Это я знаю, мы и так отстаем от плана.

   – Ты не понял – нам нужно собираться за Дашей.

   – Ты можешь объяснить все толком? Где Даша и что с ней?

   – Я все расскажу – только давай скорее. Даше очень плохо.

   Даше плохо. У Палача в груди что-то сжалось. Не нужно было оставлять Дашу одну в гостинице, нужно было забрать ее сразу и везти сюда. У него мелькнула такая мысль тогда, но привычка следовать намеченным планам и то, что вдвоем они могли вызвать подозрение, остановило его.

   Надо было плюнуть на все и забрать ее из гостиницы. Плюнуть на все правила и привычки и уйти вместе с Дашей, подумал Палач. Сейчас бы она была вместе с ними, готовилась бы к операции, или, нет, зачем обманывать самого себя, ведь еще там, в номере он почувствовал, что в Даше что-то изменилось.