Андрей Таманцев - Молчание золота
— Как швейцар встречает нас, а?
Гвидо спустился на несколько ступенек и крикнул:
— А, привез? Молодец, таджик. Вынимай девчонок-то.
Наш небритый водила вытянул из салона свою подрыгивающуюся тушку и вдруг, подпрыгнув на месте, разинул рот, чтобы…
Наверно, он хотел заорать Впрочем, я не стал гадать, что он хотел, Я возник у него за спиной, как получасом раньше Док, но, в отличие от Перегудова, был не столь милосерден. Я перехватил голову водилы и, зажимая раззявленный рот, одним коротким резким движением свернул ему шею. Треснули, ломаясь, позвонки.
В то же мгновение Артист двумя пистолетными выстрелами снял Гвидо. Одна пуля вошла прямо в округлившийся от недоумения рот, вторая попала в сердце. Артист и «беретта» с глушителем, как всегда, сработали точно.
Я еще раз прикинул расклад. В доме должно находиться около пятнадцати человек, все они прекрасно вооружены. Судя по всему, никто из них ничего пока не услышал и не поднял тревоги, хотя трое людей Эмира и Густери уже были уничтожены. Я извлек из машины гранатомет, повесил на левое плечо — еще не время им воспользоваться. На шее у меня был АКМ. Наконец-то мы окунемся в свою стихию — стихию боя, молниеносного и беспощадного! И да поможет нам Николай-угодник!
Окна третьего этажа в обращенном к нам фасаде горят. Нет сомнения в том, что именно там находится Эмир и его люди.
— Вперед! — коротко выдохнул я.
Двери распахнуты. Мы бесшумно просачиваемся внутрь дома, беззвучной серой лентой бьется под ногами мраморный пол. Богато живет Эмир, хотя и не успел все под евро оформить. Лестница, ковровая дорожка, радужные огненные кляксы светильников на стенах. Прямо на нас вываливаются двое бородатых боевиков Эмира, и Док без раздумья вскидывает автомат и снимает их очередью. Быть может, вчера по тем же ступеням бежали Муха и Боцман, спасая свою жизнь. Спасли ли?..
— Кери-и-и-им!!! — прохрипел один из умирающих и, упав на пол, выпустил бессвязную тираду на родном языке.
Огромные белоснежные двери, возникшие прямо перед нами в конце коридора, со скульптурами по обе стороны я отделкой под живой мрамор, распахнулись. В проеме возникла фигура рослого бородатого мужчины в светлой одежде. Корим, личный охранник Эмира. Тогда я еще не знал этого, но чутье немедленно подсказало мне, что именно этот человек и именно эти огромные белоснежные двери отделяют нас от тех, за кем мы пришли сюда.
Я прищурился и стал поднимать гранатомет. Я видел, как растянулись углы рта Керима, как сузились его пронзительные черные глаза, как нырнула за спину мощная рука, чтобы появиться уже с пистолетом в сильных пальцах. Но взлетел в руках Артиста «глок», изрыгая в сторону Керима смертельный металл, и этот звук тотчас же потонул в басовом звуке гранатомета в моих руках.
Приложив упор приклада к плечу, выстрелом в упор я разнес двери вместе с тем, кто стоял перед ними. Вместе с Керимом. Хлынули во все стороны клубы дыма, треснула, ломаясь и распускаясь на полосы, деревянная панель дверной створки. Метнулась из настенной ниши фигура какого-то маленького бородатого человечка, — верно тоже из числа охраны, но тут Леон Ламбер проявил неожиданную прыть и мощным ударом приклада сбил его с ног.
Мы ворвались в огромную комнату, залитую ярким светом, и на нас глянули глаза человека в расшитом золотом халате и — того, с кем этот человек чокался серебряным кубком. Был еще третий за этим столом, он испуганно вскочил и замер, прижавшись к стене за спиной у хозяев. Испортили мы им гулянку основательно. Тот, что в золотом халате, выронил свою посуду и встал в полный рост, а его собеседник облизнул губы и выговорил медленно:
— Я ждал вас не так скоро.
По голосу ли, по выражению глаз либо звериным чутьем, а еще вернее — благодаря всему перечисленному в сумме, но я узнал его.
Арбена Густери по прозвищу Гусеница. Главу наркокартеля «Кукеш», изысканного ценителя красоты, коллекционера и мецената. Тонкого знатока искусств. Изувера, садиста и убийцу.
А в испуганно вскочившем за его спиной человеке я узнал… господина Картье, сотрудника Генеральной дирекции внешней безопасности Франции. В свое время меня знакомил с ним полковник Голубков.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ЧЕЛОВЕК ПО ИМЕНИ МАНТИКОРА И ЕГО ДЕТИЩЕ
I— Док, держи на прицеле двери. Артист, обыщи этих!.. — приказал я, кивая на Густери, Эмира и Картье. — Давно не видел такой концентрации замечательных людей на одном метре эсэнгэшной земли.
— Кто вы такие? — выговорил Эмир, и следует отдать должное его самообладанию. — Вы отдаете себе отчет в содеянном? У меня в гостях иностранные граждане, да и сам я являюсь гражданином не только Узбекистана, но и Греции. У вас будут значительные проблемы. Очень значительные.
— Но, наверно, проблемы не большие, чем у наших друзей Мухи с Боцманом, правда? — процедил я. — Тех самых, которых ваши люди вчера захватили и привезли сюда, не так ли, гражданин Рустамов?
— По закону… — начал было Эмир, но Артист перебил его и, подойдя вплотную ткнул дулом АКМ прямо в гладко выбритый подбородок — так, что у Эмира лязгнули зубы.
— По закону? Я смотрю, ты большой законник, а?! И вокруг — тоже одни законники, особенно вот этот, с гладкой французской мордой! Как ваше самочувствие, месье Картье? А мы еще удивляемся, почему провалилась операция по ликвидации Густери прошлым летом! Ничего, мы еще и до него доберемся, а пока что советую вам не апеллировать к закону, гражданин Рустамов, а лучше отвечать на все наши вопросы.
Я негромко кашлянул и проговорил:
— Собираешься до Густери, Сема? Так ты того… ты до него уже добрался. Вот он, стоит рядом с тобой. Только он теперь приобрел вид благообразный и ухоженный, не то что раньше — чистая волосатая горилла…
Артист аж поперхнулся. Перевел взгляд на находящегося перед ним атлетичного, стройного человека без признаков ожирения, которые так явно проступали у Арбена Гусеницы. Рассмотрел его непрерывно шевелящиеся пальцы, глянул в темные глаза… Густери как ни в чем не бывало белозубо улыбался во все тридцать два зуба, тоже явно не естественного происхождения. Артист выговорил:
— Он что — перекроил себе физиономию?
Густери продолжал ухмыляться. Самообладание у этого мерзавца еще то.
— А что, я не могу себе позволить небольшой косметический ремонт физиономии и фигуры? — сказал он. — Я слышал, Леона Ламбера, замечательного соотечественника месье Картье, тоже изрядно подлатали в вашей российской закрытой клинике. Не правда ли?
Говорил он так, будто внезапный визит вооруженных людей, приведший к стрельбе и человеческим жертвам, — для него самое обыденное, практически повседневное дело. Впрочем, он и на самом деле стреляный воробей, кровь и огонь для него привычны… Я посмотрел на это спокойное холеное лицо, и вдруг почувствовал, что с трудом превозмогаю в себе желание разрядить весь рожок а эти бесстыжие глаза. А Док сказал от дверей:
— Ламбера, может; и подлатали. А вот тебе, Густери, никой пластический хирург не поможет, если ты не скажешь, где Муха и Боцман. И вообще — у нас к вам масса вопросов, Густери.
— Док, Артист; осмотрите дом, — приказал я. — Всех, кто может еще тут оказаться, нейтрализуйте. А я пока побеседую тут с этими господами. Да, Док, позвони и предупреди Шаха. Пусть пришлет вертушку на плато, где мы наш вертолет оставили, и подгребает сюда с бойцами.
— Ясно.
Док и Артист вышли из помещения.
— Надо же, какая тут намечается встреча титулованных особ, — пробормотал Ламбер, не свода глаз с Эмира и Густери, — Эмир против Шаха… Просто съезд монархов какой-то.
— Все отойдите к стене, — приказал я, не опуская автомата, — все к стене, немедленно! Если кому-то непонятно, могу перевести на иностранные языки, чтобы потом не пеняли. By компрене, месье Картье?
— Да, — выговорил тот и, став лицом к стеке, так и застыл.
Густери смерил его насмешливым взглядом и сказал по-французски:
— Ну ты прямо как на расстрел встал, дорогой. Расслабься, он же не из НКВД, сразу на месте уничтожать не будет, — последние слова наркобарон-полиглот произнес уже на русском языке. — Черт побери, ну и надымил же ты тут, парень. Зачем портить красивый интерьер? Как говорится в пьесе Гоголя, Александр Македонский — оно конечно, герой, но зачем же стулья ломать, верно?
— О Гоголе как-нибудь в другой раз. Где мои друзья? Они живы?
— Да живы, живы, — сказал Эмир с досадой. — Ваши друзья, уважаемый, такие же невежливые и неотесанные, как и вы. Устроили мне в доме переполох, сломали ворота, из-за них пришлось испортить хороший грузовик… Ну что вы на меня смотрите? Я, конечно, понимаю, что сейчас вы в выигрышном положении, но все равно выскажусь, как считаю нужным. Ну, спрашивается, что нам стоять у стены? Ваш друг все равно нас обыскал. Давайте присядем к столу, переговорим, обсудим интересующие вас вопросы. Я, конечно, человек восточный, но предпочитаю все проблемы решать корректно и в духе мягкой европейской дипломатии. Прошу Вас, садитесь к столу. Если бы вы не поспешили убить Керима, он принес бы нам еще закусок и добавил бы вин. Вы какие напитки предпочитаете?