Марина Воронина - У смерти женское лицо
«Это меня кто-то сзади приложил, — решила Катя, — сама я так не могла. Прикладом, наверное, гвозданули... хотя могли, конечно, и кирпичом». Она завозилась, поднимаясь на ноги и стараясь поменьше тревожить растянутую лодыжку.
Встав на ноги, она немного постояла, привалившись лбом к теплой бревенчатой стене и пережидая новый приступ дурноты. Пока она так стояла, звон в ушах постепенно шел на убыль и наконец пропал совсем. Это был какой-то очень странный звон, и только когда он стих, до Кати дошло, что это была милицейская сирена. «Что за черт, — подумала она, почему же меня не забрали?» Она огляделась по сторонам. Крапива стояла по пояс — густая, мощная, черно-зеленая. «Не увидели, — поняла Катя. — Надо же, просто не увидели и пошли себе... ну, правильно, у них автоматная стрельба и, как минимум, два трупа... кто же, учинив этакое безобразие, станет в крапиве прятаться? Кто-то видел их машину... хорошо, что мой драндулет так и остался в том переулке, где склад... видел и накапал. Кавалерия, конечно, пустилась в погоню, а сейчас прибудет медсанбат — собирать трупы и раненых. Нельзя, чтобы они меня подобрали. Я, конечно, могу сойти за невинную жертву, но это только до тех пор, пока меня не начнут рассматривать под увеличительным стеклом... А у меня машина чужая, между прочим. После всей этой пальбы я на ней из города не выберусь, это уж как пить дать. Так что к машине нельзя приближаться на пушечный выстрел...»
Она заметила, что уже идет, удаляясь от устья прохода и забираясь все глубже в заросли крапивы, только когда споткнулась обо что-то и едва не упала, застонав от резкой боли в поврежденной ноге. Тогда она стала передвигать ноги сознательно — легче ей от этого не сделалось, но теперь она, по крайней мере, могла выбирать дорогу. У нее возникла мысль о том, что можно было бы как-то перебраться через забор и уйти через дровяной склад — это можно было бы сделать, если лезть так, как часто делают киношные альпинисты: уперевшись в забор спиной, а в стену — ногами, намертво расклинившись и едва заметно передвигая тело вверх. Ширина прохода это вполне позволяла, но Катя сильно сомневалась в том, что смогла бы проделать такой трюк даже с обеими здоровыми ногами.
Катя снова споткнулась и на этот раз ничком упала в крапиву. Заросли здесь были примяты, и, подняв голову, она увидела над собой разбитое окно. Вокруг нее в крапиве блестели осколки стекла, и Катя поняла, что вернулась на место своего приземления. «Где-то здесь он меня и гвозданул», — подумала она и в ту же секунду увидела свой пистолет — «стечкин» с глушителем лежал в метре от ее левой руки.
— Аллах акбар, — пробормотала Катя, подбирая пистолет и перекладывая его в правую руку.
Она встала и торопливо заковыляла дальше, гадая, куда выведет ее эта вонючая щель. Оказалось, что умирать в глухой провинции ничуть не легче и ни на грош не веселее, чем в Москве или хотя бы в Подмосковье, только здесь, в отличие от Москвы, была еще и крапива... Катя увидела дыру в заборе как раз в тот момент, когда начала задумываться о том, как долго может продолжаться это сумасшедшее, ни с чем не сообразное везение. С начала ее путешествия прошло никак не более двух минут, но Кате они показались вечностью — тот, кто заглянет в этот проход с улицы, вполне мог оказаться не санитаром с «труповозки», а милиционером — в конце концов, там валялся совершенно беспризорный автомат, который не могли надолго оставить без присмотра. «Черт побери, — подумала Катя, — а ведь там наверняка кто-то был... Кто-то там наверняка есть, и он меня до сих пор не заметил только потому, что лентяй и вместо того, чтобы выполнять свои прямые обязанности, греется где-нибудь на солнышке».
Она протиснулась в дыру, отодвинув в сторону державшуюся на единственном ржавом гвозде доску и оказалась на территории склада, которую скрывал от нее сложенный почти вплотную к забору штабель бревен. За штабелем подвывал двигатель автокрана, лязгало железо, громыхали бревна и время от времени раздавались беззлобные матюки. На складе кипела работа, хотя, прыгая из окна, Катя не заметила там никакого движения. Она посмотрела на часы. Было десять минут второго — у рабочих закончился обеденный перерыв.
Катя привалилась спиной к штабелю и немного передохнула, приводя себя в порядок и осматривая полученные повреждения. У нее было оцарапано лицо, вдребезги разодран правый рукав куртки, а джинсы на левом колене лопнули поперек. «Опять порвала джинсы, — с тихим отчаянием подумала Катя. — Если продолжение будет таким же, как в прошлый раз, лучше уж сразу застрелиться...»
Впрочем, это была ерунда — стреляться она не собиралась. Она еще не думала о том, что будет делать, когда выберется из этой западни... Может быть, просто потому, что это не нуждалось в обдумывании.
Она давно обнаружила пропажу конверта с деньгами и сделала из этого организационные выводы — они напрашивались сами собой. «Значит, — думала она, — Голова планировал это с самого начала... Неважно, чего он хотел, на что рассчитывал и чего добился в результате. Он явно вбил себе в голову, что Катя мешает ему жить. Что ж, да воздастся каждому по вере его...» Теперь она была всерьез намерена помешать ему жить — судя по всему, выбора у нее не было. Голова сам сделал выбор, и он не остановится, пока некто Е. Воробей не исчезнет с лица земли, а значит, она не могла ощущать себя в безопасности, пока этот ласковый упырь был жив.
«Интересно, — подумала Катя, сидя на теплых шершавых бревнах и слушая, как матерятся неподалеку работяги, время от времени переходя на местный диалект, — сколько уже дураков и дур жило до меня в той уютной квартирке на Старом Арбате? Неужели каждая поездка курьера с грузом кончается вот так? Только на этот раз курьер вернется... на белом коне и с шашкой наголо».
Она едва не рассмеялась вслух, несмотря на всю бедственность собственного положения. Точнее, именно эта бедственность и послужила поводом для веселья: она сидела на бревнах, на задах какого-то дровяного склада, не зная, как незамеченной пересечь его территорию, и строила какие-то планы мести... хромая, оборванная и без копейки денег, в тысяче километров от Москвы. Ни дать ни взять маленькая разбойница из «Снежной королевы» — в лохмотьях и с большим пистолетом.
Катя порылась в кармане. Сигареты оказались на месте, и даже зажигалка каким-то чудом не выпала в то время, как она пробовала себя на каскадерском поприще. Она закурила и выкурила сигарету до фильтра, держа дыру в заборе под прицелом пистолета на тот случай, если кто-нибудь все-таки двинется по ее следам. Она чувствовала, что просто не сможет идти дальше, пока не посидит здесь и не соберется с силами. Нога болела, но дело было не в ноге. Нервное напряжение наложилось на бессонную ночь и все безумие предыдущего вечера, начисто лишив ее сил. Наконец она почувствовала себя достаточно отдохнувшей, по крайней мере настолько, чтобы не упасть посреди этого грязного склада на диво стропальщикам, крановщикам и иному рабочему люду. Она сняла куртку и с сожалением выбросила под штабель бревен наплечную кобуру — это была удобная штука, и Кате жаль было с ней расставаться. Пистолет она взяла в правую руку и прикрыла сверху аккуратно сложенной курткой. Теперь, если держаться к стропальщикам неоцарапанной щекой, не сильно хромать и вести себя естественно, можно было сойти за нормального человека... Вот только что ответить, если ее спросят, кто она такая и как попала на территорию склада?
— Это, конечно, проблема, — вслух сказала Катя с горькой насмешкой.
Она вышла из-за штабеля и оказалась вовсе не на просторе складского двора, а в совсем уже узеньком проходе между двумя штабелями. Очень быстро выяснилось, что проход ветвится и петляет, образуя настоящий лабиринт. Катя поняла, что, глядя из окна конторы, не заметила очень многого, и порадовалась этому открытию. Она двинулась в обход двора, ориентируясь по голосам стропальщиков и урчанию двигателя, приблизительно в ту сторону, где, по ее расчетам, должны были располагаться ворота. До ворот она так и не добралась — очень скоро ей попалась очередная дыра в заборе, выходившая на тихую боковую улицу. Пробравшись через нее, Катя с удивлением увидела почти напротив свой коричневый «Опель», выглядевший усталым и запыленным. Оглядевшись, она узнала переулок, в котором располагался «склад» Ульянова. Переулок был пуст, если не считать лениво слонявшейся в отдалении дворняги, лохматая шерсть которой была густо увешана репьями.
Некоторое время Катя стояла неподвижно, глядя на «Опель». Это был, несомненно, проигрышный вариант, но она чувствовала себя уставшей ровно настолько, чтобы рискнуть и попытаться покинуть гостеприимный город Сотников так же, как она прибыла сюда, — на машине. Кроме того, в машине осталась ее спортивная сумка, в которой, помимо всего прочего, лежала чистая одежда и немного денег — единственное, в чем, как ей казалось, она нуждалась в данный момент.
