Александр Бушков - Возвращение пираньи
Распахнув дверцу, он выскочил, рывком поправил шлем, сгоряча повел автоматом вправо-влево – показалось сначала, что в них влепили из гранатомета. Чушь, ни грохота, ни вспышки не было...
Джип прочно угнездился передними колесами в рытвине. Что называется, дуракам везет... Когда через пару минут выяснилось, что без хорошо оборудованной мастерской нечего и думать вернуть вездеход к жизни, Ольга смущенно понурилась.
– Ничего, – великодушно сказал Франсуа, похлопав ее по плечу. – Честное слово, я бы тоже проехал по этим листьям, как по асфальту, кто же мог предположить...
– Да ты понимаешь, дура, что наделала! – взвизгнула Лара.
– Ничего особенного, – хладнокровно сказал Франсуа. – Переходим в пехоту, только и всего. С каждым могло случиться...
Они стояли посреди узкой дороги, в густой тени, высоко над головой сияли крупные звезды, и отовсюду доносились лесные шумы – скрипучие крики ночных птиц, шуршание, хруст, обезьяньи вопли. Лару прямо-таки трясло – впрочем, и Мазур чувствовал себя неуютно, хоть и не показывал этого, конечно.
– Где мы, как полагаешь? – спросил Кацуба.
– Примерно здесь, – сказал Мазур, светя на карту фонариком. – До Панамериканы километров около десяти, а еще в десяти должна быть деревня... Дж... Джа...
– Якораите, – поправила Ольга, заглянув в карту. – Так произносится. Все не так уж и плохо, обычно в каждой деревушке на Трассе останавливаются автобусы местных линий. Деньги у меня есть. Вот только до Барралоче нам придется добираться с несколькими пересадками...
– А Куэстра-дель-Камири? – спросил Мазур. – Что-то я второпях не соображу, как читать ваши названия...
– Вот она. Километров пятьдесят от Якораите.
– Значит, судьба, – сказал Мазур.
– Боже ты мой! – истерически рассмеялась Лара. – Я-то думала, пришлют серьезных людей, профессионалов, а здесь – такая придурошная компания...
Мазур внушил себе, что обижаться на нее не следует, – девчонка, судя по всему, хлебнула горького по самые уши, сама не своя, ожидает, что отважные рыцари в сверкающей броне неким чудом во мгновение ока переправят ее к родным березкам, – и никаких иных вариантов допустить не согласна. Бывает. От нервов и пережитого. Интереснее другое – вот сейчас окончательно можно сказать, что она не имеет ни малейшего отношения к серьезным конторам: в глаза назвать их непрофессионалами мог лишь человек, абсолютно чуждый и г р а м, привыкший судить о «спешиэл форсиз» лишь по голливудским фильмам...
– И много профессионалов вы на своем веку видели? – спросил он спокойно.
– Ни одного не надо видеть, чтобы понять, какие вы растяпы! Сразу видно!
Мазур убедился, что не ошибся: первое впечатление самое верное – посторонняя, балованное дитя...
– Возможно, на профессионалов мы и не тянем, – сказал он, вполуха прислушиваясь к ночным шумам и с радостью отмечая отсутствие среди таковых шума мотора и людских голосов. – Но у меня создалось впечатление, что вам не стоит рассчитывать на что-то лучшее, придется обходиться тем, что есть... Придется пешочком. Если есть лучший вариант, подскажите.
Лучшего варианта у нее, понятно, не нашлось – уставилась на Мазура плаксиво и зло, хлюпает носом. Пожалеть бы дуреху, да некогда утирать сопли...
Ольга взглянула на часы, равнодушно бросила:
– Вообще-то это не женское дело – давать советы мужчинам, но через часок ягуары проснутся, на охоту выйдут. Я бы на вашем месте поспешила к Трассе...
– А ведь верно, – моментально подхватил Кацуба игру. – Ягуаров тут хватает...
– Тогда чего ж мы стоим?! – взвизгнула Лара.
Глава пятая
Опрощение, или Хождение в народ
Длинный дощатый дом с выпиленным из фанеры золотым затейливым драконом над входом именовался «чифа» и был самым настоящим китайским рестораном, которым заправлял самый настоящий китаец непонятного возраста в куртке из черного шелка. Официантами работали индейские парнишки, но хозяин время от времени бесшумно возникал в зальчике, поглядывал на пятерку странников загадочными раскосыми глазами, делал умильно-настороженную гримасу и вновь исчезал в кухне, откуда тянуло вкусными, но не поддающимися определению запахами. Однажды он простер гостеприимство до того, что плавно подбежал к их столу, поклонился и что-то деловито защебетал.
– Хао, хао, хэнь хао[33], – сказал ему Мазур, но в ответ на длинную щебечущую тираду вынужден был растерянно пожать плечами – больше он по-китайски почти ничего пригодного сейчас и не знал. Не станешь же спрашивать у благородного старца, где прячутся солдаты, есть ли поблизости танки противника и не минирована ли дорога? И уж тем более нелепо предлагать ресторатору поднять руки, сдать оружие и не запираться...
– Суетится, – сказала Ольга прозаично. – Учитывая, что мы тут единственные посетители и заказали немало, заработал он на нас неплохо. Ресторан, правда, убогий. Настоящие китайские рестораны только в столице, там и супы из акульих плавников и ласточкиных гнезд, и жареные креветки, и гусиные шкварки...
– А птичьего молока в оригинальной упаковке там нет? – фыркнула Лара.
– Вот чего нет, того нет, – с величайшим терпением развела руками Ольга.
По негласному уговору на Ларины взбрыки старались не обращать внимания. Оказавшись в относительно населенных местах, освобожденная узница ничуть не успокоилась – наоборот, впала в состояние устойчивого ступора, готового в любой момент разрядиться нешуточной истерикой.
До деревеньки Якораите добрались без особых хлопот – сначала шли по узенькой лесной дороге, при малейшем подозрительном шуме хватаясь за автоматы, потом десяток километров тащились по обочине Панамериканского шоссе, частенько опять-таки сворачивая в лес, – огромными грузовиками, с гулким свистом проносившимися в обоих направлениях, можно было пренебречь и не усматривать в них угрозу, но вот легковушек следовало остерегаться. И не только потому, что это могла нагрянуть погоня, – Мазур, как и два его спутника, слишком хорошо знал, как бывают напряжены нервы у ночных патрулей в местах, где пошаливают партизаны, и как легко солдатушки-бравы ребятушки палят по всему подозрительному, не утруждаясь вдумчивой проверкой. Резанут сгоряча пулеметной очередью – и жалуйся потом апостолу Петру, если только выпадет случай отрапортовать ему о прибытии...
Однако до деревни добрались без приключений, уже на рассвете, когда, несмотря на ранний час, понемногу оживали «рестораны» и «торговые точки». Первые были бараками вроде китайского заведения, а вторые – хлипкими дощатыми прилавками, а то и попросту подостланными на голую землю кусками пластика. Беглого знакомства с крохотной деревенькой хватило, чтобы понять: живет она исключительно за счет проезжающих. Рестораторы надеялись, что кому-то из путешествующих все же взбредет блажь пообедать именно у них, продавцы фруктов и аляповатых сувениров в виде ярких пончо (пародий на индейские), серебряных безделушек, «старинных» глиняных статуэток и кожаных сумок жили теми же надеждами, невероятно красочный индеец с разукрашенной бантами и бубенчиками ламой меланхолично ждал, когда кто-нибудь соблазнится запечатлеть его на пленку.
За три проведенных здесь часа они поневоле изучили неспешный ход местного бизнеса: больше всего везло двум черноволосым ребятам с крохотной бензоколонки «Шелл», с утра заправившим десяток машин. Индеец с ламой однажды попал-таки в прицел объектива американки с желтого туристского автобуса. Остальные не могли похвастать и этим, движение с рассветом стало довольно оживленным, но деревушка, видимо, мало чем отличалась от пары десятков своих сестер, разбросанных вдоль Трассы, а потому интереса для туристов не представляла. Действительно, для старого китайца они оказались подарком судьбы...
Поскольку неизвестно было, когда придется в следующий раз поесть, заправились основательно: утятина с кусочками ананасов, жареный индюк, копченое мясо со сладкой редькой, рисовые колобки, суп из длиннейшей золотистой лапши с плававшими в нем виноградинами... Четверо уписывали за обе щеки, Лара брезгливо поклевывала, мимоходом обмолвившись:
– Видывала я китайские рестораны и получше...
Когда сидеть дальше, несмотря на щедрый заказ, было как-то и неприлично, отправились под открытое небо. Вряд ли они могли привлечь особое внимание: обычные джинсы, дешевые рубашки и объемистая сумка, в которой покоились автоматы, не выделяли их особенно на общем фоне. Одеты не богато и не бедно, европейский облик еще ни о чем не говорит, а единственный среди них негр возбудить любопытства не может – в Санта-Кроче своих хватает. Рубашки, правда, пришлось носить навыпуск, чтобы скрыть пистолетные кобуры на поясах, – но здесь почти все так ходили. Полицейский патруль, вихрем влетевший на ярмарочную площадь, внимания на них не обратил – из полусотни здесь собравшихся бравые ребятки отчего-то уцепились за единственного субъекта, выглядевшего респектабельным горожанином: белый костюм, галстук, кожаный чемодан, перстень на пальце... У него вдумчиво проверили документы, старательно перерыли содержимое чемодана и укатили – кажется, так и не дав объяснений.
