Виктор Доценко - След Бешеного
Прощание началось с девяти часов утра, но люди стали приходить гораздо раньше. Рядом с военным караулом, с траурными повязками на руке, меняясь каждые пятнадцать минут, стояли многие известные всей стране люди. Прислал теплое соболезнование первый Президент России: по-видимому, здоровье не позволило приехать проститься с ним. Не смог прийти и Виктор Черномырдин, который накануне повредил себе ногу, участвуя в пробеге на снегоходах.
Но могли ли не проститься с Савелием Павел Грачев и Борис Громов, знавшие покойного еще по Афганистану, и сотни и сотни афганцев, приехавших из разных городов бывшего Советского Союза, чтобы отдать последнюю дань памяти честному и смелому человеку. Именно в такие моменты стираются границы между бывшими братскими республиками…
Церемония прощания планировалась до трех часов дня, но людей оказалось столько, что ее продлили еще на час, потом еще. И только в начале шестого огромный кортеж машин двинулся в сторону Троекуровского кладбища. Каждые пятнадцать минут, словно водители договорились заранее, синхронно звучали гудки двигавшихся колонной машин, и к их хору обязательно присоединялись гудки всех проезжающих мимо, словно хотя бы таким образом почтить память великого человека.
Перед тем как процессия тронулась от Дома офицеров, к Константину Рокотову подошел Ростовский и протянул ему видеокассету.
— Что это?
— Все, что происходило в цехе… сам увидишь…
— Спасибо, Андрюша, — тихо сказал Костик и прижал кассету к груди…
Попрощаться с Бешеным пришли не только те, кто близко знал, любил покойного и кто дружил с ним и поэтому считал своим долгом отдать другу последнюю дань. Были на кладбище и те, кто ненавидел Савелия лютой ненавистью и пришел сюда лишь для того, чтобы воочию убедиться, что его уже можно не бояться.
Благодаря стараниям Михаила Никифоровича последнее пристанище для Бешеного было, подобрано буквально в нескольких метрах от могилы его друга — Олега Вишневецкого.
Как Михаилу Никифоровичу удалось за такое короткое время сделать памятник, остается полной тайной. Но у могилы стояла черная гранитная плита, на которой был выбит точный портрет Савелия с его неизменной улыбкой. Казалось, он говорит всем присутствующим:
«Не унывайте, ребята: Мухтар постарается!»
Что в Доме офицеров, что на кладбище, на специально принесенной скамеечке, Джулия сидела рядом с гробом Савелия и не мигая смотрела на него. Сидела молча и неподвижно, словно статуя.
Нет-нет да и катились по ее щекам крупные слезы отчаяния и скорби. Рядом с ней все время находились Андрей Воронов и его жена Лана, которая, вытирая слезы Джулии, не замечала своих, текущих, не прекращаясь ни на секунду.
Чуть сзади родных стояло пятеро десантников с автоматами на груди. Именно им выпало производить троекратный салют.
Выступающих было очень много: каждый хотел сказать о покойном то, что, по его мнению, было известно только ему одному.
Мы же остановимся только на речах трех человек…
Как и положено по старшинству, да и по высокому чину, первым взял слово Богомолов:
— Друзья мои! Для меня и для многих из вас сегодня не только день траура, а самый настоящий черный день. Сегодня мы провожаем в последний путь не просто нашего товарища, не просто дорогого нам человека, а Человека с большой буквы! Даже я, проживший большую и долгую жизнь, часто ловил себя на мысли о том, что мне во многом хочется быть похожим на Савелия, брать с него пример. — С трудом сдержав волнение, генерал продолжил: — Савелий никогда не ловчил, никогда не преступал грань бесчестья. Савелий никому не отказывал в своей помощи, и всякий раз эта помощь оказывалась нужной и своевременной. Я уверен, что своей жизнью Савелий доказал всем, что можно жить по нормальным, честным правилам и законам. И наверняка есть много людей, которые живут только лишь потому, что Савелий вовремя пришел и протянул им руку помощи. Он оставил после себя сына, имя которого тоже Савелий. И я убежден, что его сын вырастет настоящим человеком, достойным своего великого отца.
Милая Джулия, в свое время ты потеряла отца, потом мать, а сейчас любимого мужа, который так тебя любил, как вряд ли мог еще кто-то. Представляю себе, какую боль ты сейчас испытываешь, но ты должна думать о сыне и воспитать его красивым и сильным человеком. И запомни навсегда, что все друзья твоего мужа — это твои друзья и ты в любой момент можешь рассчитывать на нашу поддержку, опереться на наше плечо. Почему-то мне верится, что пройдет время и о Савелии Говоркове будет написано много книг, в которых молодые будут находить прекрасные примеры из жизни настоящего человека и учиться у него. И именно эта молодежь построит новую Россию, к которой будут с уважением относиться другие народы.
Спи спокойно, мой незабвенный друг, мой крестник! Пусть земля будет тебе пухом…
После генерала говорили многие. Наконец к гробу подошел Андрей Воронов, чтобы сказать последнее слово.
— Савушка мой, братишка мой милый… — тихо заговорил он, но вдруг уткнулся Савелию в грудь и, не в силах сдерживаться, горько зарыдал.
Никто не посмел нарушить этот искренний выплеск боли родного и близкого покойному человека.
Вмешаться в ситуацию решил Ростовский: он подошел к брату покойного, оторвал его от гроба, прижал к своей груди и тихо прошептал:
— Держись, тезка! Не раскисай, ведь твой сын смотрит на тебя!
Видно, эти слова дошли до сознания Воронова, он сразу встряхнулся, расправил плечи и сказал:
— Спи спокойно, брат мой! Пусть земля тебе будет пухом! — потом наклонился, поцеловал Савелия в лоб и вернулся к сыну.
В этот момент к Ростовскому подошел Рокотов-старший.
— Сейчас вы будете говорить? — спросил он.
— Да.
— В конце своей речи объявите минуту молчания, потом опустим гроб в могилу под салют десантников! Не возражаете?
— Ни в коем разе!
— Только подайте мне знак, чтобы я готовил людей.
— Хорошо, — ответил Ростовский и подошел ближе к гробу.
— Братья! — громко обратился он ко всем присутствующим. — Мы с Савелием были в стольких переделках, что и пересчитать трудно. Много раз спасал он мне жизнь, не раз спасал ему жизнь и я. Но я не об этом хочу сказать. Нас с Савелием близко познакомил Олег Вишневецкий,. и с тех пор началась наша настоящая мужская дружба. Говорят, что очень трудно изменить человека, изменить его характер. Но я честно признаюсь, что благодаря тому, что в моей жизни появился Савелий Говорков, я постепенно стал другим, мягче, что ли, а может, и более заботливым и внимательным к своим близким. Здесь генерал Богомолов правильные слова сказал о том, что Савелий оставил на земле след, воплощенный в собственном сыне. Но мне хочется добавить, что Бешеный был таким человеком, общение с которым на всю жизнь оставило след и в наших душах. Очень важный жизненный след, который буквально врезается в твою память и никогда не даст нам забыть о нашем дорогом друге. Савелий был таким человеком, о котором даже в бреду нельзя предположить, что он способен поступить нечестно или неблагородно, тем более предать.
Братишка, мы с тобой стали кровными братьями, и я о тебе никогда не забуду! — Ростовский вопросительно взглянул на Рокотова-старшего, и тот согласно кивнул. — Братья! — громко проговорил Ростовский, — давайте почтим память этого прекрасного человека минутой молчания!
Тишина воцарилась над кладбищем. Вроде бы и март месяц, а медленно падает огромными хлопьями снег. Уже темнело, и в свете прожекторов снежинки на деревьях переливались причудливыми цветами. Как же это нелепо: смерть и рядом удивительная красота. По-видимому, природа специально создана так, чтобы в ней соседствовали тучи и солнце, холод и тепло, уродство и красота…
— Спасибо всем! — сказал Ростовский, и тут же по знаку Михаила Никифоровича четко подошли четыре десантника, взялись за крышку гроба, но в этот момент поднялась на ноги Джулия.
— Минуту! — тихо сказала она, но ее все услышали и замерли.
Джулия наклонилась над гробом и несколько минут что-то шептала Савелию на ухо, потом прикрыла ему губы церковной лентой, поцеловала его и повернулась к державшим крышку.
— Закрывайте, ребята! — сказала она, и ее глаза были абсолютно сухими.
Десантники сноровисто закрыли гроб, в секунды вбили в крышку гвозди, потом подхватили гроб, положили его на две специальные ленты, поднесли к могиле и на миг застыли. Опускать начали при первом же залпе салюта. А на третьем залпе грянул оркестр, который, к всеобщему изумлению, как и пожелал однажды Савелий, исполнил «Охоту на волков» Владимира Высоцкого. Даже когда музыка стихла, для всех это было столь неожиданно, что некоторое время все стояли ошеломленные.
К могиле подошел Константин, наклонился, поднял комок земли и бросил его в могилу, прошептав:
— Спи спокойно, мой дорогой учитель, пусть земля будет тебе пухом!
