Виктор Доценко - Близнец Бешеного
— Пробьёмся, старлей! — улыбнулся Серафим.
— Самогон-то хоть понравился? — поинтересовался Федор.
— Не то слово! — хохотнул Серафим. — Даже с ног валит, — он взглянул на Николая и подмигнул ему.
— Эт-то точно! — с улыбкой подхватил тот…
— Привет старшему Куму! — с ехидцей заметил Серафим.
— Обязательно передадим! — заверил старший лейтенант.
В этот момент раздался привычный скрежет железного замка, и дверь камеры резко приоткрылась: в камеру заглянул встревоженный прапорщик. Его грудь вздымалась от учащённого дыхания. Вероятно, он был уверен, что сейчас его взору откроется нечто ужасное. Увидев спокойные, даже улыбающиеся лица, в том числе и подследственного, на лице прапорщика отразились несколько чувств и одно из них — явное удивление. Но более всего его, вероятно, поразило то, что на «весёлых ребятах» не надеты маски.
— Стучали? — спросил он не впопад.
— Где тебя носит? — недовольно бросил старший лейтенант. — Несколько минут тарабаню!
— Извините, не слышал… — виновато произнёс он, пропуская мимо себя ребят из команды быстрого реагирования.
— Ладно, проехали… — примирительно заметил старший лейтенант.
Когда дежурный прапорщик закрыл дверь камеры, он заискивающе спросил:
— Что мне доложить майору Баринову, товарищ старший лейтенант?
— Если спросит, доложи правду, — хмыкнул Василий.
— Какую?
— Приказали впустить в камеру — впустил, приказали выпустить — выпустил.
— А если он спросит о подробностях?
— А ты что, видел какие-нибудь подробности?
— Никак нет!
— Так и отвечай: ничего не видел, ничего не слышал! — заметив, что прапорщик совсем растерялся, Василий с улыбкой похлопал его по плечу и весело воскликнул: — Все нормально, Константин!
Прапорщик задумчиво посмотрел на него, потом догадливо провозгласил:
— Отлично, Григорий!
Услышав его ответ фразой из сценки известных сатириков, старший лейтенант понял, что до прапорщика, наконец-то, дошло, как ему нужно себя вести.
— Понятливый ты мужик, Щекотилин! Если будешь продолжать в том же духе, то вскоре офицером станешь! — Василий подмигнул ему и повернулся к своим коллегам. — Пошли, ребята, а то смена кончилась, а мы все ещё на работе…
После того, как за «весёлыми ребятами» закрылась дверь, Серафим снова улёгся на полу и с удовольствием расслабил тело. На этот раз все его размышления сводились к тому, что он порадовался, что прислушался к своей интуиции и не ввязался в физическое противостояние. В принципе, ребята оказались вполне нормальными, даже симпатичными людьми. Даже Колян, который вначале пытался развязать драку, на самом деле имел почти детскую психику.
Парень был настолько привязан к отцу, что с его потерей у него утратились все ориентиры и он, решив утопить все печали на дне стакана, возненавидел весь свет.
К счастью, он не успел деградировать настолько, чтобы не осталось возможности возврата к тому, чем его наградила природа и гены родителей. На душе Серафима было тепло и вполне комфортно: он был уверен, что теперь у Николая Гранаткина все сложится хорошо в жизни. В очередной раз Серафим отметил для себя, как всё-таки приятно делать добрые дела. От этой мысли захотелось подпрыгнуть до потолка или закружиться.
Он действительно вскочил и попытался допрыгнуть до потолка, но лишь на несколько сантиметров оторвался от бетонного пола.
— Господи, что это со мною? — с улыбкой спросил он и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. — Да на тебя, приятель, самогон так подействовал! — Серафим укоризненно покачал головой. — Это совсем никуда не годится! Нужно освобождаться от алкалоидов и как можно быстрее: вдруг старший Кум повторит свой эксперимент и пришлёт ещё кого-нибудь…
Серафим оголился по пояс и до изнеможения принялся истязать своё тело физическими упражнениями. Вскоре пот градом струился по всему его телу, но он, не обращая на это никакого внимания, продолжал и продолжал заниматься физическими нагрузками.
Он хорошо помнил негативно-презрительное отношение Такеши к спиртным напиткам и его шутливую притчу:
— Было плохо… Выпил стакан… Стало лучше… Выпил другой стакан… Стало хорошо… Выпил третий стакан… Отлично!.. Пошёл спать… Проснулся… Голова болит — это плохо… Выпил стакан… Стало хорошо… Но это уже замкнутый круг, из которого, придёт момент, когда уже можно и не выйти, а потому запомни: каждый стакан алкоголя выводится литром собственного пота!
С тех пор Серафим неуклонно придерживался собственного выработанного правила: после принятия алкоголя, при первой же возможности, вывести его, гоняя себя упражнениями до седьмого пота…
Он остановился только тогда, когда весь бетонный пол был настолько мокрым, что стоять на его отполированной телами поверхности было невозможно. Скинув штаны и оставшись в одних тёмно-синих хлопчатобумажных трусах, Серафим протёр своё тело штанами, вытер ими небольшой участок пола, отжал их досуха, после чего развесил их на трубе отопления. Затем расстелил сухую рубашку на вытертом полу и с удовольствием разлёгся на ней с широко раскинутыми в стороны руками.
Приятная ломота в мышцах, отличное настроение настроили на хорошие мысли. Серафиму захотелось вызвать в памяти образ любимой. Он поднялся, сел на скрещённые ноги и накрыл колени ладонями.
Обычно, когда ему хотелось «увидеть» кого-то в своей памяти, Серафим прикрывал глаза, и образ человека моментально оказывался перед ним. Но в этот раз изображение любимой Валентины никак не появлялось. Удивившись, Серафим сконцентрировался и вновь попытался «вызвать» её, но… результат оказался тем же.
— Господи, что происходит? Неужели не весь алкоголь вышел из меня и мешает наладить контакт?
Он сделал несколько специальных упражнений, попассировал руками, затем закрыл глаза, вытянул их перед собой ладонями вперёд, несколько секунд подержал их в таком положении, затем медленно приблизил ладони к грудной клетке на уровне сердца, повернул ладони вверх и запрокинул голову назад, изо всех сил мысленно призывая образ любимой. В какой-то момент ему показалось, что вот-вот и всё получится: на мгновение даже проявились контуры её фигуры, но все тут же исчезло.
— Ничего не понимаю… — растерянно прошептали его губы. — Такое впечатление, что Валечка не хочет явиться ко мне… Не хочет? — переспросил он сам себя и вдруг тут же воскликнул: — Или не может?
Серафим снова закрыл глаза и попытался всю свою энергетику, все свои мысли направить в сторону своей любимой: в одну сторону, в другую, в третью, — четвёртую. Он поворачивался и поворачивался вокруг себя до тех пор, пока его не осенило:
— Господи, чего я мучаюсь понапрасну, а что если у меня пропали мои способности? Чего проще проверить на ком-нибудь другом…
Он вновь закрыл глаза и на этот раз сосредоточил своё внимание на образе Марины Геннадиевны — матери Валентины. На этот раз особых усилий не понадобилось: она появилась мгновенно. Её лицо было заплаканным и выглядело безутешным. Казалось, её глаза взывали, молили о помощи самого Господа…
В этот момент Серафим понял, что его Любимой нет среди живых, и как только он это осознал, так перед его взором проявилась свежевырытая могила, а на временном деревянном кресте — фотография светлой улыбающейся Валентины…
— Господи! — громко простонал Серафим. — За что?!.
Глава 25
НУЖНО МЕНЯТЬ ТАКТИКУ
Баринов оторвался от программы телевидения и взглянул на часы. Они уже показывали десять часов двадцать восемь минут, а со стороны дежурного по карцеру не было никаких сообщений, и это было странным: что-то должно было произойти в шестой камере карцера.
Старший Кум выключил ставший раздражать телевизор, вышел из-за стола и принялся нервно вышагивать по кабинету. В голове зудела только одна мысль: «Звонить или не звонить? Звонить или не звонить?»
— Звонить или не звонить… — Сергей Иванович не заметил, как заговорил вслух, а когда до него дошло, с усмешкой добавил, — …вот в чём вопрос? Ну, все: потянуло на Шекспира: только этого ещё мне не хватало! — майор саркастически усмехнулся. — Что-то нервы, майор, у тебя расшалились: совсем ни к чёрту! Неужели опять не получилось?
Решительно подойдя к столу, он быстро набрал номер по внутренней связи:
— Дежурный Щекотилин, это Баринов говорит, — как можно спокойнее произнёс он. — У тебя все. в порядке?
— На вверенном мне объекте никаких происшествий с того момента, как я заступил на смену, не произошло, товарищ майор! — чётко доложил дежурный прапорщик.
— И к тебе никто не наведывался? — машинально спросил его старший Кум.
— Ко мне?
— Нет, ко мне! — вспылил майор.
— Ко мне никто не приходил, а вот шестую камеру карцера, в которой содержится нарушитель режима содержания, подследственный Понайотов, навещали трое сотрудников из спецподразделения нашего изолятора, — доложил дежурный: его голос явно выдавал волнение.
