Дмитрий Вернидуб - Полынь и порох
– Комиссар? Вот дела, тяни его налево! – развел руками Серега. – Все по новой, что ли, закручивается? А что контрразведка?
– Они сказали, что больше с фотографом церемониться не собираются и пропишут ему свой курс лечения.
– А мне Сашу жалко было, – вздохнула Ульяна. – Он прямо как сиделка при шизофренике-фотографе был. Вы, Сережа, зря ругаетесь. Александр заправский сыщик.
– Да я и не ругаюсь вовсе, – Мельников пожал плечами. – Я так… Я вообще за нашего грамотея кого хотите уложу.
Он сграбастал воробья-Шурку в охапку, приподнял и слегка встряхнул.
– А-а! – тонким голосом вопил Пичугин.
– Ы-ы! – притворно рычал Мельников.
– Осторожно, вы его раздавите! – Возня и звонкий смех девушки заставляли оборачиваться прохожих.
Внезапно Серега замолчал, поставил Шурку на землю и куда-то уставился.
– Ты чего? – спросил Алексей.
– Бр-р! Почудилось, так-разэтак! – мотнул он головой. – Показалось, что рядом с тем офицером – Ступичев, в тряпки его душу.
Вдали, на перекрестке, мелькнули спины офицера и сопровождающего его казака.
– Да ну, не будет Ступичев так долго в казаках разгуливать, тем более в компании с офицером, – усомнился Лиходедов. – Где бы он его взял?
– Извините, но, честно говоря, я тоже не вижу взаимосвязи, – заявил Пичугин. – Мы с большей вероятностью можем его встретить, скажем, в облачении раввина или даже пожилой дамы. А что? Конспиративная маскировка – это, знаете ли…
По пути убежденная Шуркой компания внимательно рассматривала встречных. Поскольку раввины на новочеркасских улицах встречались, мягко говоря, нечасто, пристальному вниманию партизан подверглась пара молодящихся модниц. Обе были доведены пристальными взглядами до состояния истерической паники.
В просторной зале ресторана, несмотря на довольно раннее для посетителей время, почти все столики были заняты. Публика сидела самая разношерстная.
– Опять гуляют, сволочи, – пробурчал Мельников. – Ну ладно, мы награду получили, а они с какой стати?
– Как с какой? – хихикнул Алешка, принимая у Ульяны накидку. – На радостях, что ты город освободил!
Вдали, за столиком у окна, сидел, пуская в потолок клубы дыма, Барашков. Но сидел не один, а с Журавлевым. Первым студентов заметила Уля.
– Смотрите, там Анатоль! Разве он поправился?
– Прошу не карать меня слишком строго, – Барашков встал, целуя девушке руку. – Это я его украл у вашего замечательного папа. Я, конечно, негодяй, признаю, но наш друг утверждал, что чувствует себя как младенец.
– Ух ты, здорово! – Алешка с чувством пожал руку Анатолия. – Значит, все в порядке?
– Более того – я вновь на ходу, – улыбнулся Журавлев, – и даже успел получить предложение участвовать в уникальном эксперименте… – Студент осекся, получив под столом пинок от Барашкова.
Уля всплеснула руками:
– Да вам же запрещено так много ходить!
– А кто вам сказал, что я ходил? – хитро прищурился Толик. – Меня Венька на пролетке привез.
Друзья вновь засмеялись.
Ресторанное меню не изобиловало изысканными блюдами как раньше, до большевиков. Но теперь и тарелка свежей ароматной ухи показалась Алешке редким яством. Квашеная капуста, соленые огурчики, штоф дореволюционной водки, морс, бокал шампанского для дамы, эскалопы быстро заполнили стол.
– Ох, хорошие часы были! – прищелкнул языком Вениамин, осматривая угощение. – Да только мне мои старые больше нравятся. – Ну, давайте поднимем тост за встречу, а следом, – он тепло посмотрел на Алексея и Ульяну, – конечно же, за любовь! И привет вам всем от Сорокина, птенцы гнезда… Я нашего ротмистра с час назад у памятника Платову встретил.
– Ура! Он приехал! – воскликнул Лиходедов. – Вот это действительно радостная весть! Эх, посмотреть бы, какая будет у Федорина мина на комиссии. Ступичев-то от него смылся.
– Они завтра собираются на заседание. Все – члены правительства, представители добровольцев, Федорин, Смоляков, Походный. Сорокин сказал: будут протоколировать наличие.
– А нас когда позовут, не говорил?
– Тоже завтра. Только время еще не назначено. Федорин свою часть до сих пор не привез.
– Не спешит, крысья морда, – сказал Серега.
– А куда ему торопиться? Хорошо бы вообще проследить за ним, а то погрузит свое золотишко… Как, Алешка?
Но Лиходедов уже не слушал. Напрягшись, он смотрел в окно.
На другой стороне улицы шел Ступичев. За ним, чуть поодаль, молодой поручик. Оба то и дело оглядывались. Остановившись у лотка с пирожками, Ступичев сделал вид, что разглядывает товар. Подъесаул был в одежде рядового казака и с усами. Поручик тоже подошел к торговке, заговорил, протянул деньги и взял кулек пирожков. Оба все время поглядывали в сторону Атаманского дворца.
– Так это же его подручный – тот самый Васька! – узнал «поручика» Журавлев.
– Что делать будем? Брать? – Кулаки Мельникова сжались.
Алексей посмотрел на своих друзей. Принимать решение предстояло ему. Устраивать стрельбу в оживленном месте не хотелось, а без нее, учитывая подготовку Ступичева, не обойтись. С другой стороны, чем дольше подъесаул прячется от Федорина, тем лучше для дела.
– Пока следить будем, а там посмотрим. Они явно чего-то ждут.
– Прихлопнуть обоих, и шито-крыто. Морочиться не надо, – настаивал Серега.
Но Лиходедов уже все решил.
– Если они разделятся, то я и Серега идем за Ступичевым, а Веня с Шуркой – за Васькой. Уленька, оставайся здесь с Анатолием. А если нас долго не будет, поезжайте в госпиталь. Выходим с черного хода. И еще: нам срочно нужен экипаж.
Последнюю фразу Алешка произнес, потому что увидел, как Васька направился к остановившейся невдалеке пролетке. Он что-то сказал извозчику, и тот кивнул.
В это время по улице друг за другом проехали экипаж и две пустые телеги. В ландо с открытым верхом сидел полковник Федорин и трое офицеров. Двух из них Алешка и Мельников уже видели раньше, когда обнаружился хитрый двор с голубями на Комитетской. За телегами ехали шестеро казаков охраны.
Как только процессия поравнялась с лотком, Ступичев и Васька отошли в сторону и спрятались за театральную тумбу. Потом они прыгнули в пролетку и покатили следом за Федориным.
Барашков грустно посмотрел на окна ресторана, где за прозрачными занавесками угадывались силуэты посетителей.
– Сдается, наш кощей решил вытащить на свет Божий свое золотишко. А тати это разнюхали. Не могли подождать, пока я эскалоп доем. Надо было поступить, как господин Пичугин. Не правда ли, сочная была хрюшка?
Шурка ничего ответить не мог. Он прилагал титанические усилия, пережевывая на ходу большущий кусок мяса. Кусок оказался больше рта, а пичугинские сожаления – сильнее чувства самосохранения. Даже сидя в экипаже, Шурка продолжал натужно жевать, так что с носа сваливались очки.
– Выплюнь, – посоветовал Лиходедов.
– Не, не выплюнет, волнуется сильно, – уверенно сказал Мельников.
Смеяться над Шуркой времени не было. Посадив не поместившегося на сиденье Барашкова в ноги, партизаны направились за Ступичевым.
Алешка попросил извозчика держаться подальше от преследуемых, но из виду не упускать. Как и предполагали, кортеж Федорина свернул на Комитетскую улицу.
– А теперь нужно объехать квартал, гони! – приказал Лиходедов.
Коляска рванула в объезд. Появившись со стороны Базарной, партизаны подняли полог и тихим ходом двинули по другой стороне бульвара.
– Все, приехали, теперь смотрим.
Командовать у Алешки теперь получалось как-то само собой. Никто не оспаривал его права на главенство. Друзья молча приготовили оружие. У Мельникова, как всегда, был карабин-трехлинейка, у Лиходедова маузер, у Пичугина только браунинг, а у Барашкова револьвер и браунинг. Извозчик от страха залепетал молитву и закрестился.
Мельников ткнул его в зад стволом:
– Сиди, не рыпайся, дядя, мать твою за ногу!
Федорин и его люди вошли во двор, оставив казаков и возниц на улице. Экипаж со Ступичевым и Компотом остановился в начале квартала. Потянулось тревожное ожидание. Минут через десять к воротам вышел один из офицеров и кликнул четырех казаков.
– Носить будут, – догадался Барашков.
Тут проглотивший свой эскалоп Шурка, отдышавшись, заявил:
– Мы неправильно стали.
Все удивились:
– Почему это?
– Я, конечно, извиняюсь, но если подъесаул планирует напасть, как только ящики принесут, то времени на перепогрузку у него не будет.
– Молодец, Шурка, голова! – поддержал Лиходедов. – Они постараются угнать телегу или две. Надо преградить им дорогу. Как только пролетка двинется – разворачиваемся. Мы с Веней спрыгиваем, а Серега с Пичугой едут наперерез.
Тем временем показалась пара казаков, тянущих первый ящик. Второй несли офицеры, третий опять казаки. Федорин и еще один адъютант оставались во дворе, скорей всего, внутри дома.
