Андрей Воронин - Беспокойный

– А если правда? – не оборачиваясь, сказал майор.

– Да какая правда?! Он же издевается, укурок обдолбанный! Пришли три русских шайтана, перебили всю банду, забрали взрывчатку и отправились взрывать военный объект – ты это собираешься в штабе докладывать?

Майор задумчиво покивал головой: да, такой доклад прозвучал бы, мягко говоря, не вполне убедительно. Он склонен был согласиться с капитаном – как в том, что было сказано вслух, так и в том, о чем капитан благоразумно промолчал. Изложить в рапорте вряд ли поддающиеся проверке бредни раненого бандита – значит нажить массу хлопот. А если отрапортовать кратко, по-военному: приказ выполнен, Гадзаев со всей бандой ликвидирован, с нашей стороны потерь нет, – расклад получится совсем другой, в высшей степени благоприятный. А отморозков, которые выполнили за майора и его ребят грязную работу, не сегодня завтра все равно возьмут к ногтю – если не сам майор, то кто-нибудь из его коллег… Да и стоит ли, в самом-то деле, слишком усердствовать, выпалывая корни растения, которое дает тебе хлеб насущный, будь оно хоть трижды сорным?

– Но допросить его, конечно, надо, – слегка отработал назад смекалистый капитан. – Вдруг все-таки очухается и скажет что-нибудь умное?

Майор с сомнением посмотрел на раненого. Раненый снова поднял руку с тлеющим окурком, но, не донеся до губ, уронил на колени. Глубоко, с каким-то странным облегчением вздохнув, он вдруг покачнулся и спиной вперед завалился в темноту дверного проема. Майор расслышал отчетливый тупой стук, с которым его голова ударилась о каменные плитки пола.

– Готов, – поставил диагноз капитан.

Майор присмотрелся, будто ожидая подвоха, и кивнул: да, готов. Глаза разговорчивого наркомана теперь были широко открыты и, не мигая, смотрели в потолок. Окурок прожег в штанине круглую дырку и теперь пытался проделать то же самое с кожей бедра, но лежащий на крыльце человек на это никак не реагировал: ему было уже все равно.

– Вот и поговорили, – с оттенком неудовольствия произнес майор.

– Я лично ничего не слышал, – предельно четко обозначил свое мнение по обсуждаемому вопросу капитан.

– Пожалуй, я тоже, – подумав секунду, согласился с коллегой майор и дал бойцам команду приступить к осмотру дома.

Глава 15

Перед рассветом на обочине второстепенного, не слишком оживленного, а в этот глухой час так и вовсе пустынного, как обратная сторона Луны, шоссе затормозил широкий, плоский и уродливый, как смертный грех, пятнисто-зеленый «хаммер» базовой армейской комплектации с запыленным брезентовым верхом и облепленным мошкарой ветровым стеклом. Он съехал на посыпанную щебнем пыльную обочину, с хрустом забрался правой парой колес в ломкую сухую траву и остановился. Двигатель замолчал, и из темной степи вместе с волнами теплого воздуха поплыл несмолкающий звон цикад. Мгновением позже погасли яркие круглые фары, и стало видно, что небо на востоке уже начало наливаться прозрачной предутренней синевой.

– Рота, подъем, – вполголоса скомандовал Сергей Казаков, который вел машину.

Борис Иванович, который сидел справа от него и дремал вполглаза, привалившись боком к стойке кузова и свесив голову на плечо, открыл глаза и сел ровно. Николай Подольский завозился на заднем сиденье, кряхтя, душераздирающе зевая и скрипя старыми пружинами.

– Черт, затек весь, не разогнуться, – продолжая ворочаться и скрипеть, невнятно, сквозь длинный зевок, пробормотал он. – До чего же неудобный драндулет!

– Твой, – напомнил Казаков, закуривая сигарету и через плечо протягивая ему. – Как говорят хохлы, бачили очи, що купувалы…

– Купувалы… – с благодарным кивком принимая сигарету, передразнил Подольский. – Бундесвер их распродавал через Интернет всего по четыре тысячи евро за штуку. Ну как тут было удержаться?

– Так и не жалуйся теперь, – сказал Сергей. – Тем более машина – зверь. Мне б такую!

– Будем живы – подарю, – пообещал Подольский.

– Вот стервец, – обратился Сергей к Рублеву. – Ведь знает же, что практически ничем не рискует! Ты прав: буржуй. Как есть буржуй!

– Угу, – затягиваясь сигаретой, не совсем внятно откликнулся сзади Николай. – Типично деловой, прагматичный или, как вы изволите выражаться, буржуйский подход к делу: лучше сдохнуть, чем расстаться с этой кучей хлама на колесах.

– Отставить, – поставил точку в этой утренней перебранке Рублев. – Раскаркались, как парочка ворон! Я вам сдохну! Первому, кто попытается, лично голову оторву!

– А в чем разница? – поинтересовался Николай.

– В удовольствии, бестолочь, – проворчал Борис Иванович и первым полез из машины. – По крайней мере, для меня, – добавил он, уже стоя снаружи.

Казаков и Подольский последовали его примеру, и они выкурили по сигарете, слушая цикад и молча наблюдая, как над восточным горизонтом потихоньку, словно нехотя, разгорается рассвет. От машины несло жаром раскаленного двигателя, который, остывая, тикал под широким кургузым капотом; справа до самого горизонта раскинулась черная плоская степь, а слева на фоне светлеющего неба неровной черной линией вырисовывался гребень холма.

Потом все так же молча они двинулись к багажнику. Николай помог «отцам-командирам» забросить за спины неподъемные рюкзаки и подогнать снаряжение.

– Сверим часы, – сказал Борис Иванович, и даже Подольский воздержался от шуточек по этому поводу: в данном случае это была не пустая фраза, произнесенная в подражание какому-то киногерою, а жизненная необходимость, поскольку исход дела во многом зависел от синхронности действий.

– Ну, славяне, надо потихонечку двигать, – сказал Рублев и протянул Подольскому руку. – Бывай, сержант. Увидимся.

– Конечно, – сказал Николай, пожимая его твердую, как дубовая доска, ладонь. – Куда ж мы денемся?

– На кол наденемся, – проворчал Казаков, в свою очередь обмениваясь с ним рукопожатием. – Смотри, чтоб жабры не выросли. Долго в воде не сиди, это вредно. Еще простудишься, а где мы тебе тут малиновое варенье найдем?

– Постараюсь, папочка, – голосом трехлетнего карапуза пролепетал Подольский.

Сергей отобрал у него металлоискатель, пристроил на шее наушники, поправил висящий на боку стволом вниз автомат и повернулся к Рублеву:

– Айда?

– Айда, – эхом откликнулся Борис Иванович. Больше ничего не говоря и не делая прощальных жестов, они повернулись к машине спиной, пересекли пустое шоссе и растворились во мраке. Николай немного постоял, слушая удаляющийся шорох травы под их ногами, а потом сел за руль, пошарив под сиденьем, положил на колени автомат и осторожно, стараясь делать это не слишком громко, оттянул затвор.

Он выждал оговоренные двадцать минут. За это время основательно посветлело, и Николай уже начал различать на темном склоне холма тонкую ломаную линию бетонного забора. С той стороны не донеслось ни звука, если не считать понемногу стихающей с наступлением рассвета трескотни цикад да шороха волнуемой ветром сухой травы. Тогда он поставил автомат на предохранитель, снова сунул его под сиденье и запустил двигатель. На развилке, там, где главная дорога поворачивала направо, к небольшому приморскому городку, а второстепенная уводила в противоположном направлении, к затерявшимся среди скал крошечным галечным пляжам и рыбацким деревушкам, мало-помалу превращающимся в центры летнего отдыха для малоимущих, его, как обычно на протяжении последней недели, остановил сержант ГИБДД Маслов, за это время ставший для Николая почти приятелем. Откровенно говоря, в данный момент этого «приятеля» Подольский с огромным удовольствием придушил бы голыми руками, уж очень некстати были сейчас его неторопливые расспросы, имеющие единственной целью убить время и лишний раз завистливо заглянуть в салон старого «хаммера». Поначалу сержант хотя бы спрашивал документы, а теперь, неоднократно убедившись, что они в полном порядке, перестал соблюдать даже эту пустяковую формальность.

Издалека разглядев топчущуюся около сине-белого патрульного «форда» знакомую фигуру, Подольский с трудом удержался от того, чтобы наконец воплотить в жизнь хотя бы одну из двух навязчивых идей, донимавших его всякий раз, когда он видел сержанта Маслова. Первая идея заключалась в том, чтобы проехать прямо по сержанту и его автомобилю, вторая, не столь мрачная и изуверская, зато куда более заманчивая, – в том, чтобы свернуть с дороги в поле и посмотреть, как Маслов на своем керогазе угонится по бездорожью за армейским «хаммером». Впрочем, запас времени у него еще был, да и торопиться сейчас означало бы променять общество одного надоеды на компанию другого – мало того что болтливого, так еще и вечно пьяного в стельку.

Поэтому Николай, даже не дожидаясь ленивого взмаха полосатого жезла, включил указатель поворота и съехал на обочину. Маслов вразвалочку двинулся ему навстречу, заранее отводя в сторону ладонь для хлесткого рукопожатия. Поздоровавшись, Подольский угостил его сигареткой и рассказал бородатый анекдот про блондинку и «продавцов полосатых палочек», обнаглевших настолько, что всю дорогу бросались ей под колеса. Маслов в ответ рассказал не менее бородатую историю о новом русском, оправдывавшем постоянные наезды на сотрудников ДПС тем, что какой-то злоумышленник укрепил на капоте его «мерседеса» прицел.