Михаил Рогожин - Новые русские
На большой скорости Гнилой мчится к Подольску, где находится авторемонтная мастерская, принадлежащая конторе, занимающейся перепродажей краденых иномарок. Там его уже ждут. Остановившись у железных ворот, Гнилой вылезает из машины со спортивной сумкой в руке и автоматом через плечо. Возникший из калитки юноша быстро загоняет «вольво» во двор, окруженный высоким забором. В маленькой конторке среди запчастей, холодного шашлыка, баночного пива и водки «Смирнофф», Гнилой находит хозяина. Высокий худой человек с золотыми фиксами во рту и тусклым свинцовым взглядом.
— Кто владелец? — спрашивает он.
Гнилой делает неопределенное движение автоматом.
— Тогда дешевле, — слышит в ответ.
Пожимает плечами.
— Документы есть?
Гнилой бросает на стол права и техталон. Кладет руку на цевье автомата.
— Алик, я меньше положенного не возьму. Пусть твои ребята хорошо посчитают. Мне нужно срочно вмазаться по маленькой, и на Рижский вокзал.
— Не здесь. Иди в душ. По коридору налево.
Гнилой выходит. Алик кричит кому-то, кого видит через открытую форточку. В конторке поспешно возникает растрепанный чумазый работник.
— Пойди, проследи за Гнилым. А то заторчит здесь со своей пушкой. Как бы пальбу не открыл. Машина-то хоть приличная?
— Класс, хозяин. Мы ее быстро наладим.
— Ну-ну, ты не того, не очень-то. Средняя машина, и цена ей невелика.
— А это уж точно, наверняка, — подхватывает понятливый работник.
Теперь он знает, чего хочет хозяин, поэтому столь же быстро исчезает. Но через минуту вновь появляется, пятясь задом. Глазами, остановившимися от ужаса, глядит на Алика, делает попытку что-то сказать, но звуки не вылетают изо рта.
— Ну?! — властно рычит на него хозяин.
Работник машет грязной рукой в направлении выхода:
— Там, там, в душевой, он… он… — подходит совсем вплотную к Алику и, дыша ему в лицо перегаром, шепотом заканчивает: — Валяется на полу… мертвый, со шприцем в руке. Глаза навыкате, рот в зеленой пене…
— Перебрал дозу? — хладнокровно уточняет Алик.
Вошедший дергает от волнения глазом:
— Откуда мне знать, я, в натуре, по водке.
— А… я ему всегда говорил, лучше баловаться травкой. Собери ребят. Если и вправду окочурился, давайте вывозите его отсюда подальше, и в канализационный колодец. До весны не вспотеет. Что там в сумке?
— Наркота… И больше ничего, — разводит руками работник.
— Неси сюда, потом разберемся.
Работник собирается идти выполнять приказание. Но Алик его останавливает:
— Стой, давай помянем. — Тот подходит к столу. Алик резким жестом притягивает его к себе, обыскивает и бросает на стол вывернутую из кармана промасленной телогрейки пачку долларов. — А теперь — помянем. — Наливает в стоящие рядом залапанные стаканы водку и молча выпивает. С глубоким вздохом работник следует его примеру.
Нужно ли заботиться о своем здоровье, когда вокруг стреляют?
Нужно ли заботиться о своем здоровье, когда вокруг стреляют? Степан считает — не нужно. Поэтому отмахивается от предложения Кати ехать к какому-то модному не то колдуну, не то экстрасенсу. Катя не настаивает. Боится вызвать подозрения. Ведь Артемий предупредил, чтобы Степану о нем ни слова. Надувая губки, она капризно слоняется босиком по серебристо-синему ковру огромной комнаты номера в «Метрополе». Степан наблюдает за ней, лежа в высокой истерзанной их телами кровати, прикрываемой шелковыми занавесями по бокам просторной ниши. Катя с ее манерой выворачивать при ходьбе ноги похожа на балерину, только что оттанцевавшую свою партию и обиженную на отсутствие оваций. Ее оттопыренная кокетливая белая попка контрастирует с кислым выражением раскрасневшегося лица. Степан смеется. Ему наплевать на недовольство Кати. Она бы хотела всю ночь с ним кувыркаться, но хорошего понемногу. У Степана другие планы. Он собирается часок отдохнуть и позвонить Элеоноре. Поинтересоваться, не приходил ли ее покойный муж, и предложить заменить его собой на эту ночь. Есть что-то щекочущее нервы и самолюбие в возможности провести вечер и ночь с разными женщинами. Это совсем не то, что с двумя сразу. По молодости он как раз любил коллектив. Но постоянное желание понаблюдать за собой как бы со стороны в такие моменты, охватить взглядом сразу всех дам и то, что он с ними делает, отвлекали от самого процесса и со временем стали напоминать ему цирковые представления. К тому же каждая из девушек выпендривалась перед другой, зачастую забывая об его удовольствии. В этом клубке стонов, поз, движений он старательно добивался мужского превосходства над всеми. Но триумф обесценивался жадностью девушек. В тот момент, когда Степан по праву считал, что они должны боготворить его за испытанное наслаждение, девочки ждали денег за доставленное ему удовольствие… А бескорыстно женщины на коллектив соглашались редко. Приходилось их основательно накачивать шампанским. Но все равно они стеснялись друг дружку и делали все бестолково, мешая и ему, и самим себе, а уж если одна кончала, то тут же и выбывала из игры. Поэтому с возрастом Степан стал предпочитать интимный секс. Когда каждая считает себя единственной в его объятиях. На его губах играет загадочная улыбка для одной, а тело хранит еще ласки предыдущих рук…
Степан забывает о Кате. Но она решительно опускается на кровать у его ног и возвращает к действительности.
— Я должна признаться тебе… — начинает она громко и прочувствованно. — Ты вправе относиться к моему сообщению как угодно, но дальше скрывать и делать счастливый вид я не в силах… Я женщина открытая. С первой минуты нашего знакомства принадлежу тебе. Мое место не в Бонне, не в Вене, в твоей постели. Поэтому ты должен знать… — Катя замолкает, вздергивает свой большой нос, ноздри которого возбужденно подрагивают. Из подведенного синим карандашом глаза выкатывается крупная слеза и, скользнув по щеке, падает на сосок.
— Что?! СПИД?! — вскрикивает Степан.
— Дурак… — обижается Катя и отворачивается от него. — Я… беременная.
— Тьфу ты! Надо же так напугать, — шумно вздыхает Степан.
— Тебе мало? — вспыхивает Катя.
Степан закрывает глаза, давая понять, что это не его проблема. Для пущей ясности добавляет:
— Дело такое, житейское. С кем не бывает.
Катя, искоса следя за его реакцией, возмущена столь демонстративным безразличием. Утирает слезы ладонями. «Живи после этого с мужиком», — думает она и с вызовом сообщает:
— Я обдумала свое положение и решила оставить ребенка.
Степан подскакивает, как ужаленный.
— Еще чего?! С ума сошла? Зачем нам ребенок?!
— Хочу иметь сына от любимого мужчины, — объясняет ему Катя.
— Ты же замужем. Что скажет тебе твой Юрген, когда узнает?
— Ничего, — пожимает плечами Катя. — Первый ребенок тоже не от него. Но о новом я расскажу всю правду. Нельзя бесконечно врать. Он поймет.
— Что поймет? — кричит Степан и вскакивает с постели. Подходит к низкому столику, уставленному бутылками. Наливает себе полстакана виски. Выпивает залпом, без всякого удовольствия. Подходит к Кате. Опирается на спинку кровати. — Мне этот ребенок не нужен! Шурупишь своей башкой? И потом, откуда известно, что это мой ребенок? Мы знакомы всего месяц!
— Два и еще целую неделю, — уточняет скромно Катя.
— Получается с первого раза, да?
— Вспомни, первый раз длился три дня. Мы даже не выходили на улицу.
Степан не способен оставаться на месте. Он снова выпивает и надолго закрывается в туалете. Выходит оттуда мрачный и злой. Говорит резко, не глядя на Катю:
— Нет, нет, нет! Мы так не договаривались. Если мне от каждой иметь по ребенку!
— От каждой?! — взрывается Катя. Подскакивает к нему.
— Оденься, — отталкивает ее Степан. Сам плюхается в кресло, отчего витые ножки чуть не разъезжаются в стороны. — Ты решила рожать?
— Решила…
— Понимаю. Это шантаж. Периодически меня пытаются поймать на эту удочку. Ни одной не удалось. Хочешь рожать — валяй, коли здоровья не жалко. Но на мою материальную поддержку не рассчитывай.
Катя и не думает одеваться. Опускается на ковер у его ног:
— Ты же говорил, что любишь.
— Нет. Я говорил — хочу тебя. Разные вещи. Тебя уже любит один человек — твой муж Юрген. Не собираюсь лишать его этой привилегии.
Катя кладет мокрую щеку ему на колено.
— Значит, между нами просто постель?
— Да, и ребенок в ней не к месту. — Степан ужасно не любит, когда у его женщин возникают проблемы. В таких случаях он предпочитает исчезать из их жизни по-английски. Пожалуй, с Катей предстоит то же самое. Но сначала придется заставить ее сделать аборт. Иначе потом хлопот не оберешься. Степан меняет тактику. Гладит Катю по голове: — Почему не сказала раньше? Можно же было попить какие-нибудь таблетки.
