Сергей Алексеев - Удар «Молнии»
Что-то вроде усмешки появилось на губах. «Генсек» прошел отличную школу партийной номенклатуры, прекрасно умел держать в напряжении своих подчиненных, однако под напором старости ему и этого уже не хотелось делать. Было ясно, о чем он спрашивал: Комендант докладывал «генсеку» о воссоздании «Молнии» для операции в Чечне. И было ясно, что интригует его государственным переворотом Участковый…
— Задумал не я, но переворот готовлю, — признался «брандмайор», отвечая на шутку «генсека». — Сейчас на стадии разработки оперативного плана.
— А, не верю! — тяжело махнул рукой «генсек» и уронил со стола вилку, засмеялся, отпихнул ее. — Во! Сейчас женщина придет! Что-нибудь просить… Колючая, из Думы, наверное… Ты не знаешь, кто придет?
— Не знаю, — односложно ответил директор ФСК, умышленно не спеша со своим докладом: более сильный эффект будет произведен, если «генсек» спросит сам о вакуумных зарядах…
— А должен знать! — серьезно сказал он. — Ты все должен знать, что происходит в государстве… Где сейчас Джохар, знаешь?
— Так точно! В данный момент находится в Урус-Мартане, выехал на переговоры, ищет поддержки у старейшин.
«Генсек» вскинул голову, приподнял тяжелеющие веки и брови:
— Ты что, следишь за ним?
— Идет разработка операции, — сдержанно повторил «брандмайор». — Агентурная информация поступает…
— Да все равно не верю!.. Джохар умнее вас, настоящий генерал, горбом выслужил… А вы… Ты мне эти бомбы нашел?
— Так точно, нашел.
— Что?! — «Генсек» машинально привстал. — Правда, нашел?
— Да, правда. Местонахождение установили оперативным путем, изъяли во время транспортировки. Сейчас вакуумные заряды находятся в специальном хранилище ФСК.
Он на некоторое время забыл о стальном катке старости, распрямился, приподнял плечи — обдумывал услышанное — и ощущал отдаленную, как эхо, радость.
— Ну вот, хоть от одного дождался!.. Не зря я тебя за уши вытащил. А Джохара наказать сможешь? Только давай без вранья… Сможешь?
— Смогу, но требуется время, — твердо ответил директор ФСК. — Три-четыре месяца. Максимум — полгода.
— Много! Много! — «Генсек» пристукнул кулаком. — Три месяца!
— Постараюсь, но нужно политическое обеспечение…
— Ладно, верю, — перебил он. — Работай!.. Кто там у тебя отличился? С бомбами?
— Полковник Сыч с группой оперативных работников, — доложил «брандмайор».
— Сычу подготовь документы на генерала, подпишу… Хотя у тебя там генералов развелось!.. Но этому подпишу. А тебе… Тебе пока ничего не дам, так много получил… Хотя дам! — «Генсек» налил стакан коньяку. — Пей, молодец!.. Порадовал! Пей, генерал!
Отказываться было не принято. Коньяк с государева стола провалился в пустой желудок — позавтракать было некогда, а закусывать у «генсека» на аудиенции не полагалось. Иное дело бы — в общем застолье…
— А я вот сегодня промазал, — вспомнил он неудачную охоту и почувствовал, как слабеют плечи. — Стрелял близко, а будто кто под руку толкнул… Да я знаю, кто толкнул! За спиной стоит, толкает…
Надо было уходить — промедление могло все испортить.
— Разрешите идти? — откозырял директор ФСК.
— Иди, иди… А Джохар еще молодой, усы черные, глаза черные, горят… Красивый мужик!
Пока «брандмайор» ехал до ближайшего магазина, чтобы телохранитель купил какой-нибудь закуски, совсем опьянел и уже кусок не полез в горло. Тогда он откинулся на спинку и попытался заснуть, чтобы протрезветь до Москвы, однако и проспаться не успел. В свой кабинет заходил полупьяный, сжимал кулаки, держал себя в руках, старался ступать ровно, глядеть перед собой. А в приемной уже сидел нахохлившийся Сыч, ждал результатов; за ним — еще человека четыре с папками в руках, со срочными бумагами. Директор впустил одного Сыча, остальных отправил к своим замам.
— Тебе генерала, мне — коньяк, — объяснил он. — Так что прими поздравления… И срок установил — три месяца.
— Это нереально! — сразу запротестовал Сыч. — Поступает очень серьезная информация о вооруженных силах Диктатора…
— Я сказал примерно так же, — признался «брандмайор». — Наткнулся на нетерпение… Будем искать выход!
— Барклай-де-Толли не согласится! Людьми рисковать не станет…
— Придется подключать «Альфу», идти на поклон в МВД, просить его спецназы.
— И трупами завалить Грозный!
Директор ФСК перевел дух, потряс головой — коньяк «генсека» имел какой-то липкий, неотвязный хмель, сквозь который реальность как бы скрашивалась, сглаживались углы, упрощались проблемы…
— Согласен, Николай Христофорович, — проговорил он. — На сегодня решение будет одно: занимайся только оперативным планом и операцией. Вместе с командиром «Молнии». Кто из вас будет старшим — разберетесь, но за все отвечать будешь ты. Передо мной.
Это напоминало эстафету. Или камешек, сброшенный с вершины в лавиноопасном районе: чем ниже летел он, тем больше увлекал за собой текущей, как песок, каменной тяжести…
В тот же день Сыч вылетел на базу «Молнии», прихватив с собой подполковника Крестинина и последних шестерых офицеров спецподразделения, которых удалось выманить из финансово-коммерческих структур. Никто из оставшихся не хотел воевать ни под начальством деда Мазая, ни под крылом самого Архангела Гавриила.
* * *Первые же сообщения, полученные от «тройки» Отрубина и касающиеся вооруженных сил Чечни, ставили на планировании обычной «полицейской» операции если не крест, то большой вопрос. Все последующие блоки развединформации лишь подтверждали первоначальную информацию: режим Диктатора имел под ружьем около трех дивизий, прекрасно оснащенных вооружением, боевой техникой и авиацией, хорошо обученных для ведения оборонительных, наступательных боев и широкомасштабной партизанской войны. Подготовка к боевым действиям началась еще три года назад и все это время ведется усиленными темпами, на что ориентированы все государственные структуры, созданные режимом, финансовая политика и все незаконные финансовые операции. В самом городе Грозном еще два года назад построено тройное кольцо оборонительных сооружений, в девяносто первом году объявлена, по сути, тотальная мобилизация — призывались все мужчины от пятнадцати до пятидесяти пяти лет. Но еще не все было потеряно, поскольку Отрубин сообщал, что в республике назревает внутренний кризис, появилась и крепнет оппозиция Диктатору, устремления которой пока неясны, а возможно, просто несформированы и выглядят пока как протест режиму. Геноцид против русского населения выбросил в соседние области России огромное количество беженцев, настроение оставшихся — бежать отсюда, чем скорее, тем лучше, ибо, по их мнению, законности и порядка в этой республике установить уже невозможно, большая и долгая война неотвратима. То же самое говорит и казачье население, костяк которого пока еще существует на территории Чечни, но не выступает как оппозиция. Похоже, кризис режима имеет чисто национальную основу и противники Диктатора объединяются по родоплеменному признаку.
В подтверждение своих выводов Отрубин несколько дней назад выслал видеоматериалы, местную прессу и некоторые документы, полученные в воинских частях и отрядах режима оперативным путем.
Наверняка многое из того, что сейчас сообщала разведка «Молнии», давно было известно в правительственных кругах, однако ни грозная исполнительная власть, ни «четвертая», над умами и душами, никак не касались этих проблем, и можно было предполагать, что существует некий тайный запрет, связанный с высшими соображениями геополитики.
Во всем этом следовало разобраться самому, без всякой помощи, без чьих-то определенных взглядов и мнений, по принципу «че-че». Как всякий битый волк, дед Мазай не хотел участвовать в чужих играх и служить ничьим интересам, кроме отечественных. Всякий здравомыслящий человек, хоть самый воинственный, понимает, что не следует дразнить даже прирученного медведя. Кто хочет мира, тот ищет его, кто жаждет войны, тот лезет в драку, собирает камни; диалектика войны и мира была стара и проста, как трехлинейная винтовка, а мишура и флер вокруг этого назывались политикой и выполняли роль камуфляжа, чтобы скрыть истинные намерения.
Полная тишина вокруг готовящейся к войне Чечни была удобным видом маскировки. Командование дивизией стратегической авиации наложило психологический отпечаток на генерала, сформировало определенный тип мышления. Должно быть, считая себя стратегом, он намеревался нанести сокрушающий удар в жизненно важные точки противника и особенный эффект рассчитывал получить за счет внезапности. Он не бряцал оружием, не делал резких заявлений, не скандалил с Россией, но тихой сапой высасывал ее ресурсы в виде денег, топлива, военных специалистов — всего, что требуется для войны. И Россия постепенно привыкала к нему, смирялась с мыслью о неотъемлемости его существования, как вшивый человек привыкает и смиряется с вошью: почешется и дальше терпит: поймать не так-то просто, не просто раздавить, вычесать, избавиться от гнид… А всякая революция, как было давно замечено, дело вшивое.
