Борис Седов - Мэр в законе
Резиновая дубинка, скажу по секрету, игрушка не для детей дошкольного возраста и почки не железные. Потому и стонала братва, и скулила, и орала, и просила не бить, корчась на грязном полу вагончика и прекрасно понимая, что никого их мольбы и крики не интересуют.
Спустя три минуты, избитых в хлам пацанов за волосы волокли к крытому брезентом грузовику. За каждым тянулась широкая полоса крови, перемешанной с грязью.
Мужики, приостановив работу, наблюдали за этой картиной со стороны. Кто с сочувствием, кто со страхом в глазах. Но преобладающее большинство составляли те, кто не скрывал своего злорадства:
- Получили, понтярщики! Дармоеды!
- И поделом! Хватит на мужицких шеях сидеть!
- Борзота бандитская! Кровососы!
Отчасти, наверное, правы были эти придавленные судьбой бедолаги. Каждый из них вынужден был вкалывать за себя, за дрыхнущего в бараке "законника" и за братка из бандитов. Иначе можно было и "пайки" вечерней лишиться, и право на очередное свидание с женой потерять (это раз в год-то!), и даже загреметь в ШИЗО. А за что?! За то, что блатные и бандюги ставят себя выше других?!
С другой стороны, братва честных работяг и на воле не трогала ("бомбили" только жирующих кооператоров), и в лагере не "доставала", - чего с них взять, кроме анализов. Выбор у каждого свой: не хочешь работать, будь готов отсидеть в штрафном изоляторе, получить по зубам в "пресс-хате", отлежаться в лагерной больничке с множественными переломами и отбитым ливером. А боишься резиновой дубинки контролера - выходи на работу, будь как все.
- Вот и жрите говно свое, сволочи! - доходяга Чумаченко по кличке Чума, получивший срок за то, что по пьяни сбил на своем "запорожце" столетнюю бабку, выругался в сторону братвы, смачно выплюнул последний зуб. - Гы-гы! - хохотнул дебело. Кряхтя, присел на корточки, поднял с земли черно-желтый резец с крупным крючковатым корнем и принялся внимательно рассматривать его со всех сторон, как будто нашел, как минимум, алмаз в двадцать каратов. - Гы-гы! Мужики! Посмотрите! - зашамкал он беззубым ртом, подзывая других горемык, - ха-ха-ха! Здоровый какой! Гы-гы-гы! Ха-ха-ха! - Смех его стал громким, писклявым и истеричным. - Огромный-то какой! - Несчастный Чума безуспешно попытался вставить выпавший зуб обратно в воспаленную кровоточащую десну, но промерзшие пальцы не слушались, резец упал на стылую каменистую почву. А мужичок в голос разрыдался. Из глаз брызнули слезы, потекли по щекам, оставляя на черной от пыли коже светлые полоски.
…Бесчувственных пацанов закинули в кузов грузовика, как мешки с картошкой.
Взревел дизельный двигатель, и машина тронулась в сторону колонии.
Ночь на "зоне" - липкая тварь. Стоит упасть на жесткую казенную койку и прикоснуться щекой к плоской, набитой соломой, подушке, как она сразу же обволакивает тебя теплой кисельной массой, затягивая в кошмарные сновидения, безжалостно терзает душу и тело, не отпуская до самого утра.
Но сегодня ночь была иной. Впервые за шесть лет Таганке не снились кошмары.
Во сне к нему пришла Танька - продавщица из привокзального киоска.
Тогда, в 1984-м, в Москве на "трех вокзалах" только начали открываться кооперативные ларьки. Торговали всякой мелочью: дырявыми польскими презервативами и гнилыми марокканскими бананами, китайскими пистолетами "ТТ" и американской жевательной резинкой, успешно произведенной в подмосковных Солнцеве или Люберцах. Братва, понятное дело, взяла эти торговые точки под свой контроль. И Андрей как-то наведался к Таньке "за долей малой", которую торговка должна была еженедельно "отстегивать" пацанам "за охрану".
Маленькое окошко киоска оказалось закрытым, болталась табличка "Обед". "Мы пойдем другим путем", - подумал Таганка и обошел строение.
- Привет, Танюха! - браток без стука открыл дверь ларька и шагнул внутрь.
Как шагнул, так и замер, проглотив язык. Девчонка в это время примеряла черные колготки-"сеточку". На голую попу примеряла. Случайно так все по времени совпало или деваха нарочно ждала появления Андрея, о том новейшая история страны стыдливо умалчивает. Но в ту секунду, когда реальный пацан Андрюха Таганка, совершенно обалдев, замер на пороге киоска, Танечка стояла, как та избушка на курьих ножках, - к лесу передом, к Андрюхе задом. И - чуть-чуть наклонившись…
С этого самого места и начинался Андреев сон, нагло и развратно свалившийся на его "зэковскую" подушку.
Не нужно быть Нострадамусом, чтобы с ходу предсказать, что произошло, когда Андрей узрел избушку, то есть Танюшку, плавно и зазывающе покачивающую бедрами в крупную сеточку. Если на окне киоска висела табличка "Обед", это, ясный пень, вовсе не означало, что браток с продавщицей обедали.
Киоск возмущенно скрипел и энергично раскачивался из стороны в сторону, грозясь внезапно обрушиться. Андрюха мощно потел на Татьяне. Татьяна от удовольствия кричала, как резаная, напрочь позабыв о своей священной миссии обеспечения москвичей и гостей столицы товарами, блин, широкого потребления.
Прохожие, оказавшиеся волей случая неподалеку, шарахались в стороны, опасливо косясь на ларек и бормоча что-то вроде "грабят", "убивают" или "насилуют".
Молоденький постовой милиционер, узрев подозрительно качающийся торговый павильон, отважно ринулся на защиту кооперативной собственности.
- Всем оставаться на местах! Руки вверх! Милиция! - бдительный страж порядка ворвался в киоск и передернул затворную раму пистолета Макарова.
В народе таких людей называют очень точно - кайфоломами.
Андрюха, пардон за пикантную подробность, не успел кончить. А у Танюшки от пронзительного милицейского крика случился шок.
Читатель с медицинским образованием и без подсказки автора сообразит, что должно было произойти в результате такого вот неожиданного вторжения представителя правоохранительных органов в интимную жизнь двух добропорядочных советских граждан. Иным же растолкуем. Ту часть Танюшкиного организма, в которую с разбегу проник Андрюха, со страху немедленно переклинило. Таким образом, известная, пятая по счету, конечность Таганки оказалась намертво зажата, будто в железных тисках.
Руки вверх поднять было, конечно, можно. Но вот освободиться от других "объятий" - никак. Скрещенных собачек на улице видели? Вот-вот! То же самое произошло и с нашей "сладкой парочкой".
Пришлось менту вызывать "скорую". Из киоска Татьяну и Андрея выносили на одних носилках, как сиамских близнецов, так и не сумев разъединить их. Вдобавок ко всему, новые Татьянины колготки-"сеточки" почему-то оказались разорванными в хлам, и Таганка в них основательно запутался, словно карась в рыбацких сетях.
Липкая ночь внезапно оборвалась.
- Подъем! Строиться в проходе!
В бараке неожиданно зажегся свет. Контролеры шли между кроватями и лупили резиновыми палками по металлическим спинкам.
"Зэки" соскакивали со своих лежбищ и сноровисто одевались.
Перед строем вышагивал начальник оперативной части капитан Зубарев.
Прапорщики-контролеры принялись "шмонать": переворачивать вверх дном постели и прикроватные тумбочки заключенных.
Странное дело: о предстоящем "шмоне" даже воров никто заранее не предупредил.
В процессе обыска у кого-то обнаруживали порнографические игральные карты, у кого-то "пайку" белого хлеба, у кого-то недопитый одеколон "Красная Москва". В общем, все по мелочам. Никаких сногсшибательных результатов внеплановый обыск не принес. Тогда к чему была вся эта канитель?
- Таганцев! - гаркнул Зуб.
- Здесь, - ответил Андрей из второй шеренги.
- Ко мне в кабинет! - приказал Зубарев.
Проходя мимо притихших "зэков", Андрюха кожей чувствовал, как на него смотрят. Взгляды прожигали его насквозь.
- Шакал! - негромко прошипел Садовник.
- Всем - отбой! - выкрикнул старший прапорщик Легавко, когда Таганцев и Зубарев покинули барак.
- Чего такой смурной? - по-приятельски улыбнулся начальник оперчасти. - Присаживайся.
Андрей, однако, продолжал стоять.
- Садись, тебе говорят! - опер ногой придвинул Таганке стул. - Давай-ка чайком побалуемся, - предложил он уже более мягким тоном.
На столе появился электрочайник, заварка, бутерброды с колбасой и рафинад.
- Может, ты выпить хочешь? - Зубарев достал из нижнего ящика стола бутылку водки и разлил по полстакана.
- Я пить не буду, - произнес Андрей, отодвигая спиртное.
- Ах, милок! - воскликнул Зубарев. - Куда ты денешься! Конвой!
В кабинет вбежали двое огромных сверхсрочников и без лишних церемоний повисли у Андрея на руках. Зубарев же спокойно подошел ближе, задрал Таганке голову и молча влил в раскрытый рот водку.
- Вот теперь - хорошо! - произнес довольно. - Закусывай!
В это время в умывальнике жилого барака собрались Садовник, Чугун и Баян.
- С каких это хренов Зуб к себе Таганку позвал? - спрашивал Садовник.
