Сергей Донской - Остров победы
Пощелкав клавишами, Роднин открыл последнее заключение аналитиков по поводу распространения наркотиков в России. Главный поток героина по-прежнему шел из Афганистана. Счет шел на тысячи тонн. Крупные мафиози ввозили порошок грузовиками и самолетами, но, как это ни парадоксально, основная часть наркотиков проникала через границу вместе с жалкими на вид оборванцами. Тайники делались в лепешках, тюрбанах, подошвах, даже в переплетах священного Корана. Потому что на самом деле ничего святого для наркоторговцев не было. Они молились Его Зеленому Величеству Бенджамину Франклину со стодолларовой купюры.
Афганистан превратился в страну наркоманов, где детям с младенческого возраста смазывают губы опиумом, чтобы крепче спали. За четверть века бесконечных войн было разрушено две трети городов и деревень, пришли в запустение сотни тысяч гектаров пашни, вымер практически весь скот, зато посевы мака увеличивались год от года.
Тюки с «урожаем» придумали погружать в бочки с густым, тягучим медом. Караваны верблюдов перевозили их через границы беспрепятственно, поскольку аромат меда сбивал с толку натасканных ищеек. Сначала рынками сбыта были маленькие страны Востока и Азии, но потом наркоторговцы взялись за Россию и ее ближайших соседей. «Опиум для врагов ислама страшнее бомбы», – утверждали талибы, и были правы. Героин стал оружием массового поражения куда более грозным, чем гексоген. С его помощью были уничтожены или выведены из строя сотни тысяч молодых россиян в возрасте от четырнадцати до тридцати лет. А война продолжалась. И страна огромная не вставала на смертный бой. Смертельно больная, она могла лишь бессильно наблюдать за тем, как травят ее детей.
Перекрыть доступ белой смерти не удавалось. Более того, ситуация только ухудшилась, когда Иран начал отгораживаться от Афганистана глубокими рвами, сторожевыми башнями и колоссальной стеной высотой с пятиэтажный дом. Полтора миллиона иранцев, успевших пристраститься к зелью, остались без порошка, но излишки тут же хлынули в Россию. Очень способствовали этому азербайджанские соседи, наладившие поставки в десятках грузовых фургонов.
В предыдущем году российские таможенники и пограничники сумели дать укорот этой нечисти, после чего на азербайджанской границе установилось относительное затишье. Заодно были перекрыты традиционные каналы поставок из Казахстана. Тут же резко сократилось количество наркотиков, поступавших в столицу. Добрая половина московских наркоманов была вынуждена перейти на всевозможные заменители героина. Дьявольский порошок подскочил в цене до рекордной отметки. Так продолжалось несколько месяцев кряду, а потом наркотики снова хлынули в Москву, как из рога изобилия. Одновременно возросло количество наркоманов в Астраханской области. Дешевой дури здесь появилось столько, что за ней потянулись гонцы со всех концов страны.
Сопоставив два этих факта, аналитики ФСБ сделали вывод, что поставщики героина разработали новый маршрут, перебрасывая партии своего товара через Каспийское море. Теперь версию предстояло подтвердить оперативникам. Требовалось получить образцы астраханского героина, чтобы сравнить его химический состав с порошком, циркулирующим в столице.
На Лубянке не сомневались, что в Астрахани возникло целое производство по переработке афганского опия. Но, прежде чем приступить к ликвидации нового наркосиндиката, следовало получить подтверждение своим догадкам. Только после этого сверху прозвучит долгожданная команда «фас!», позволяющая применять самые жесткие методы борьбы с героиновой мафией. Она-то, может, и бессмертна, а вот работающие на нее подонки не застрахованы от всяких неожиданностей.
«И это хорошо, – подумал Роднин, – это правильно».
Взглянув на часы, он обнаружил, что до назначенного Скифу времени осталось несколько секунд, и приготовился соединиться с приемной, чтобы выразить свое неудовольствие. Но секретарша его опередила.
– Скиф прибыл, Василий Степанович, – возбужденно доложила она.
– Пусть войдет, – проворчал Роднин, насупившись. Он умел скрывать свои чувства гораздо лучше, чем его секретарша.
* * *Вошедший в кабинет Скиф натолкнулся на суровый взгляд начальника и ощутил привычный холодок в груди. Он никогда не боялся начальства и тем более не лебезил перед ним, однако полковник Роднин внушал ему уважение, а настоящее уважение никогда не обходится без некоего душевного трепета.
– Прибыл по вашему приказанию, товарищ полковник, – отрапортовал он.
– Садись, – кивнул Роднин на стул.
Скиф расположился перед ним, сохраняя каменное выражение лица.
При росте 183 сантиметра и весе 81 килограмм он казался выше и легче, чем был на самом деле. Тому способствовали его подчеркнуто прямая осанка, развернутые плечи и слегка запавшие щеки. В свои тридцать лет их обладатель двигался не так много, как в молодости, когда участвовал в настоящих боевых рейдах, но и сидеть на месте он не привык. Достаточно было присмотреться к лицу Скифа, чтобы понять: этого человека не часто застанешь валяющимся на диване перед телевизором.
Резко, пожалуй, даже слишком резко, очерченная линия губ, прямой взгляд серо-голубых глаз, подбородок, помеченный горизонтальным шрамом, надменно приподнят, брови сведены к переносице. Если бы не беспощадность к себе и окружающим, сквозившая в облике Скифа, его можно было бы назвать привлекательным. Всегда подтянутый, собранный, настороженный. Прическа – волосок волоску, с прочерченным, как по линеечку, пробором. Представить себе Скифа взъерошенным почему-то не получалось, хотя волосы он носил довольно длинные.
Поймав себя на этой мысли, Роднин машинально прошелся ладонью по седому пуху на голове и спросил:
– Как самочувствие, капитан?
– Нормально, – пожал плечами Скиф, давая понять, что иначе и быть не может.
– Медики утверждают обратное, – заметил Роднин, занявшись перекладыванием бумаг с левой половины стола на правую.
– Они ошибаются.
Скиф закинул ногу на ногу, как человек, чувствующий себя абсолютно уверенно и непринужденно. Его глаза при этом насторожились. Такой взгляд бывает у служебного пса, заподозрившего, что хозяин вознамерился обойтись с ним не самым лучшим образом.
– Ошибаются, значит, – пробормотал Роднин, уставившись на аккуратную стопку бумаг, которую он успел соорудить за время паузы в разговоре. Не зная, чем бы еще занять выложенные на стол руки, он попросту переплел пальцы. Скиф же, ожидая продолжения беседы, принял непринужденную, почти развязную позу и уже намеревался попросить позволения закурить, когда полковник соизволил нарушить затянувшееся молчание:
– Боюсь, тебе не понравится то, что ты сейчас услышишь, капитан.
– Я вам не девица красная, чтобы мне непременно угождать, – дерзко напомнил Скиф. – Говорите как есть.
– Красные девицы, – пророкотал Роднин, – по улицам шляются. – Он показал большим пальцем на мокрое от дождя окно, за которым вряд ли наблюдались гуляющие. – А передо мной сидит мой распоясавшийся вконец подчиненный. Сегодня он ножкой в кабинете начальства болтает, завтра, глядишь, дымить начнет без разрешения. – Роднин откинулся на спинку кресла, как бы желая получше рассмотреть Скифа. – Так?
Тот неохотно обронил:
– Нет.
– Тогда в чем дело? Что за вальяжная поза?
Властный тон Роднина подействовал на Скифа, как холодный душ. Вступление не сулило ничего хорошего. Именно поэтому Скиф вспылил.
– Если вы прикажете мне встать по стойке «смирно», – тихо произнес он, – я встану и вытяну руки по швам. Но мне было предложено сесть, и я сижу. Если я в чем-то провинился, то так и скажите. Но предупреждаю: уходить из оперативников в кабинетные работники я не согласен. Писарь из меня никудышный, товарищ полковник.
Роднин резко подался вперед, словно собираясь боднуть упрямца.
– Это совпадает с моим мнением, – проговорил он обманчиво мягким голосом.
* * *Несмотря на то что время близилось к полудню, за окном заметно потемнело. В это было трудно поверить, но погода продолжала ухудшаться. Роднин включил настольную лампу, встал, надел просохший пиджак и принялся старательно застегивать пуговицы, словно не было для него занятия более важного и ответственного.
Скиф, внутренне сжавшись от плохого предчувствия, напомнил:
– Вы собирались сказать мне что-то неприятное, товарищ полковник.
Прежде чем ответить, Роднин опустился в кресло, поерзал, усаживаясь поудобнее, и только потом соизволил разжать губы.
– Совершенно верно, – подтвердил он с кислой миной. – Я считаю, что хватит тебе в Москве отсиживаться, капитан. Пора проветриться на свежем воздухе. Завтра утром отправляешься в командировку. Вот так, и никаких гвоздей!
– Василий Степанович!..
– Возражения не принимаются, капитан.
– Какие могут быть возражения? – воскликнул Скиф, проявляя необычное для него оживление.
