Полное погружение - Сергей Александрович Васильев
Мирский смутился, извинился, сел обратно на свою кровать.
«Не успел вернуть себе слух и возможность нормально общаться, как сразу два прокола», — раздражённо подумал он, лихорадочно соображая, как правильно себя вести, чтобы не накосячить ещё больше.
— Пётр Иванович, — обратилась сестра милосердия к гальванёру, — не соблаговолите ли явиться в ординаторскую? Там вас ждут господа из Морского штаба Верховного главнокомандующего.
— Чем обязан, вы не в курсе?
— По вопросу об аварии в лаборатории.
— А как же обход?
— Дмитрий Ильич осмотрит вас позже.
Гальванёр коротко кивнул, подхватил больничный халат, висевший на стуле, и вышел вместе с сестрой из палаты. Мирский с поляком остались вдвоём.
— Зря вы, конечно, — с сожалением произнес Збышек. — Возможно, у вас есть веские причины отзываться так о княжне, но всё-таки выносить ваши личные суждения на публику…
— Кто княжна? Васька? — ошарашенно спросил Дэн.
— Что-то вспомнили о ней? Вам что-то известно? — быстро спросил Бржезинский, и Мирский увидел, с каким неподдельным интересом вспыхнули его глаза.
— Нет! — отрезал он, гася в зародыше горячее желание хоть как-то досадить Стрешневой и поделиться с кем-то своими признаниями. Что он сейчас мог рассказать? Про свои домогательства в ресторане, произошедшие в далеком будущем? Про её дешманские джинсы с майкой и нарочито солдафонские, грубые манеры? Нда… Его первая, эмоциональная реакция на княжну из Дальних Чигирей — еще одна грубая ошибка. Надо быть осторожнее. Встретиться бы с Василисой и узнать, как ей удалось всего за сутки так себя легендировать. Талант! А заодно понять, кто он сам и что ему делать? Как долго крутить башкой в ответ на предложение представиться? Ведь это закончится неизвестно чем.
Отягощённый этими мыслями, Мирский прилег на постель и спрятал голову под подушку. Поляк хмыкнул, но не стал докучать и приставать. Послышались его неторопливые шаги. Хлопнула дверь. Дэн остался в палате один и решил, что ему лучше всего было бы не демонстрировать восстановленный слух и готовность общаться.
Лечащий доктор был точен как часы. Он удовлетворенно кивнул, проверив слуховые возможности пациента, глянул на термометр, посчитал пульс, сверяясь с секундной стрелкой на серебряных часах-луковице, посмотрел глаза и, наконец, приступил к беседе, которую Мирский ждал с напряжением подозреваемого в святотатстве.
— Итак, вы не помните как вас зовут?
— Не помню.
— И как вы оказались на транспорте №55 — тоже пояснить не можете?
Дэн помотал головой.
— А что вы помните из того, что было до момента, как вас обнаружила спасательная команда?
— Обрывки. Смазанная картинка… В общем — ничего…
— Хорошо, — задумчиво произнес врач, — будем считать, что так оно и есть… Я просто обязан вас предупредить, что такие или похожие на эти вопросы вам будут задавать господа контрразведчики, поэтому не только врать, но и фантазировать, пытаясь завоевать их доверие или снисхождение, не стоит. Вы понимаете, о чем я?
— Пока не очень, — растерянно пробормотал Дэн, а у самого волосы на голове встали дыбом.
— В рамках профилактических манипуляций по стимулированию памяти, я вам покажу список спасенных с транспорта. Постарайтесь узнать среди них свою фамилию. Это сильно упростит ваше положение и работу жандармов. Только помните, что любой ваш ответ сразу повлечёт возникновение новых вопросов… В любом случае, желаю удачи.
Вскоре перед ним лежал журнал учета и выписка из судового журнала, куда были аккуратно вписаны тридцать семь фамилий. Погибших и пропавших без вести не было. Списки совпадали. Дэн пробежал взглядом по столбцам в поисках своей фамилии. Не нашел. Начал обстоятельно изучать записи и понял, что особого выбора у него нет: среди спасенных пассажиров фигурировал всего один мичман и только один числился среди пассажиров этого несчастливого рейса. Либо его посчитали неучтенным персонажем, каковым он, собственно, и являлся, или приняли за другого — за того, с кем он дрался в каюте… И как ответить?
* * *
Через час в палате появились доктор с гальванёром, оба — не в духе и чем-то встревожены.
— Зря вы, Пётр Иванович, накричали на ротмистра. Он не обязан знать, что такое реостат и из чего сделан аккумулятор, — выговаривал раненому доктор, — и да, это его работа — подозревать всех подряд до выяснения обстоятельств. Вы же были последним, кто находился в помещении, до того как…
— Что случилось? — осторожно поинтересовался Бржезинский.
— Жандармы считают, что это был не несчастный случай, а диверсия, — сквозь зубы процедил Петр Иванович.
— Да что вы говорите! — удивился Збышек, но сделал это излишне театрально.
— Да, к сожалению, — подтвердил доктор, — на пожарище нашли следы артиллерийского пороха.
— Как он туда попал, ума не приложу, — досадливо пожал плечами гальванёр.
— Разберутся, — успокоил его доктор и повернулся к Дэну. — Ну-с, молодой человек, вспомнили что-нибудь?
— Нет, — решительно покачал головой Мирский, — но, судя по тому, что среди пассажиров присутствовал всего один мичман, скорее всего, это я и есть.
— Что ж, — доктор устало потер лоб, — поздравляю с возвращением вашей фамилии, господин Граф. Кстати, не подскажете, что могут означать инициалы Д. В.?
— Предполагаю, что Даниил…
— А почему не Дмитрий или Денис?
— Даниил мне больше нравится.
— Ну, хорошо, так тому и быть…
— Оригинальная у вас фамилия, мичман, — глянув из-за плеча в журнал, усмехнулся Бржезинский.
— Да, — согласился доктор, — редкая. Если выслужите себе графский титул, будете единственным в своём роде — граф Граф. Звучит!
«Господи! — подумал Мирский, — это какая-то буффонада. Как меня только угораздило! Фамилия — Граф(**)! Что может быть более подходящим объектом для шуток⁈»
В полной неизвестности больничное время тянулось медленно. Петр Иванович лежал, уткнувшись в стену, иногда нервно ходил по палате. Збышек спасался от летней жары на берегу залива. Мирского в этот день больше никто не трогал. Он прокручивал в голове последний диалог с врачом и думал, что ответит жандармам на самый простой вопрос о своём происхождении… Сказать было нечего.
Наконец, он забылся тяжелым, мрачным сном, а проснулся от суеты, царившей в отделении. В палате он был один. Из коридора доносился топот сапог и дробный перестук женских каблучков, слышались отрывистые команды, хлопали двери.
— Что случилось? — спросил Мирский у забежавшей в палату сестрички, видя ее ошалевшие,