У смерти женское лицо - Воронина Марина
— Беспокойно мне как-то, Сундучище, — сказала она. — Как-то мне... не так.
— Месячные, что ли? — сочувственно спросил приземленный Сундук.
— Нет, — спокойно покачала головой Катя, решив не тратить время на привитие Сундуку хороших манер: тот все равно не понял бы, что с ним такое делают, и мучился бы безвинно, как Муму, — не то. Просто чую что-то. Я всегда чую, — не удержавшись, процитировала она любимого артиста.
— А, — не уловив цитаты, понимающе покивал Сундук и потянулся за пистолетом. — Где?
— Люблю я тебя, Сундучок, — сказала Катя. — Деловой ты мужик. Да ты спрячь, спрячь пушку-то.
Некого здесь пугать. В общем, давай так. Перегружать ничего не будем, а просто поменяемся тачками, и ты пойдешь не сзади, а впереди... ну, так, как будто мы все перегрузили и ты — это я.
— Ни хрена не понял, — честно признался Сундук. — Подставляешь, Птица?
— Чуть-чуть, — сказала Катя. — Но ведь для пользы дела, разве не так? Твоя работа — охранять меня и груз, так?
— Да ладно, — отмахнулся Сундук, — не засоряй мне мозги. Ты начальник, я дурак, как скажешь, так и будет, с Головой разбираться тебе. Главное, машину мне не поцарапай.
Рассмеявшись вместе с Катей собственной шутке, он вылез из кабины ржавого «Опеля» и направился к стоявшему поодаль Катиному «Форду». Помахав друг другу руками, они разъехались в разные стороны, чтобы снова встретиться через несколько минут и продолжить путь, образовав некое подобие колонны.
Так уж вышло, что в эту минуту Катя видела Сундука в последний раз.
Глава 16
Майор Гаврилин знал о готовящейся операции ровно столько же, сколько и все остальные сотрудники отдела полковника Соболевского за исключением разработавшего операцию капитана и самого полковника — то есть, ровным счетом ничего. Знай он об этом, и эта информация заставила бы его всерьез задуматься о том, чтобы смазать лыжи, наплевав на деньги, планы мести и возможные преследования со стороны как Головы, так и собственного шефа, который, несмотря на демократичность поведения и кажущуюся мягкость характера, тоже умел быть весьма злопамятным.
Но, как уже было сказано, майор ничего не знал о готовящейся операции и потому спокойно и целенаправленно готовил свою собственную. Для этого ему не требовалось прибегать к услугам следящих устройств и прочей хитрой аппаратуры — он сам был своего рода шпионским устройством, великолепно справлявшимся со сбором и обработкой информации, особенно в тех случаях, когда дело касалось его личных интересов.
О предстоящем вояже интересующего его объекта майор узнал за два дня от самого Головы. Тот просил, как обычно, прощупать обстановку в отделе. Обстановка в отделе оставалась прежней и по-прежнему активно не нравилась майору: полковник Соболевский сохранял все такую же ласковость в обращении с подчиненными и был задумчив, чтобы не сказать мечтателен, в те минуты, когда ему казалось, что за ним никто не наблюдает. Это были верные признаки того, что полковник задумал что-то из ряда вон выходящее, но проникнуть в его планы майору не удалось, как он ни пытался.
Кроме всего прочего, не следовало забывать о проблеме, возникшей в непосредственной близости от домашнего очага майора Гаврилина: драгоценная супруга майора Наркисса Даниловна продолжала молча громыхать кастрюлями на кухне и читать лекции своим несчастным студентам-филологам, и вряд ли даже сам дьявол, в существование которого майор Гаврилин по укоренившейся привычке отказывался верить, мог догадаться, что в это время творится в ограниченном пространстве у нее между ушами — какие ужасные замыслы роятся там, какие коварные планы и жуткие видения. Майору Гаврилину знать этого было не дано, да и не слишком хотелось: так или иначе, роковые слова были произнесены, сметя ветхую дамбу и проложив новое русло их взаимоотношений, и теперь следовало жить именно в этом русле и, повинуясь его законам, пошевеливаться, поскольку бездействие грозило ему гибелью.
Сидя вечером перед телевизором, майор перебрал множество возможностей — от тривиального выстрела в затылок до некоторых экзотических веществ, которые можно было тайком раздобыть в химической лаборатории его родного учреждения. Во время этого занятия ему в голову несколько раз приходила мысль о том, что он, возможно, не вполне нормален, но он прогнал эту предательскую мыслишку к чертовой бабушке — в конце концов, если даже у него и начиналось психическое расстройство, то это было его личное, персональное расстройство, и кому, как не ему, было знать, каким образом с этим бороться! Уже много лет подряд врачи всего мира твердили о том, что бороться следует не с симптомами болезни, а с ее причинами, и майор Гаврилин именно так и собирался поступить. Причинами его начинающегося сдвига по фазе, существование которого он и не думал отрицать, послужили две бабы, совокупная ценность которых, по мнению майора, составляла никак не более трех копеек, да и то вместе с их тряпками. Он устранит причины нервного расстройства, и все вернется на круги своя, и плевать он хотел на то, что эта самая Птица, судя по всему, играет в колоде Головы роль джокера. Нечего ставить на всякое дерьмо — не придется проигрывать. Как бы то ни было, спускать этой девчонке того, как она обошлась с ним, майором ФСБ, два раза подряд, было просто нельзя — это стало бы нехорошим прецедентом.
Усилием воли Гаврилин отогнал от себя мысли общего характера, а также все, что касалось этой чертовой Птицы. Сейчас надлежало думать о том, как замазать рот дражайшей половине. В конце концов, это было задачей первостепенной важности после того, что он наговорил ей за завтраком. «Интересно, — подумал майор, — как много она обо мне знает? Что она знает и о чем догадывается, и что еще может присочинить, если примется петь там, где ее песни согласятся слушать... Забавно. Мы вместе уже больше десяти лет, каждый час из которых можно смело считать за два, а то и за все четыре, а я, к примеру, про нее толком так ничего и не знаю. Кто она, что, откуда и почему — это ясно, это все анкета, а вот чем она живет, с кем общается на своей высокоинтеллектуальной работе — убей, не скажу. Эх ты, служба безопасности... Бомбу ей, что ли, в машину подложить? Террористический акт в одном из спальных районов Москвы... Преступники, метившие в сотрудника российских спецслужб, по своей природной тупости все перепутали и подложили взрывное устройство вместо вишневых „Жигулей“ своей предполагаемой жертвы в темно-синий „Фольксваген“, принадлежавший его супруге, запустив упомянутую супругу по баллистической траектории прямиком на небеса... Чертово дерьмо. Никуда не годится. Даже такой старый маразматический осел, как тесть-генерал, с первого взгляда понял бы, откуда дует ветер, и вызвал бы кавалерию, чтобы та изрубила майора Гаврилина в лапшу, а то, что осталось бы после этого, посадила догнивать в колонию усиленного режима».
Майор порылся в карманах вязаной домашней куртки, нашаривая сигареты, и закурил, зябко кутаясь и мечтая о глотке спиртного. Как на зло, его заначка иссякла, а выходить на улицу не хотелось. За окном размеренно лило, и ровный шум падавшего в темноте осеннего дождя, доносившийся даже сквозь плотно закрытые двойные рамы, навевал мысли не о прогулках, а о теплой постели, а еще лучше — о придвинутом вплотную к пылающему камину кресле...
Гаврилин встрепенулся и сел прямо, совершенно перестав слышать голос хорошенькой дикторши, которая с серьезным видом пересказывала слова какого-то высокопоставленного осла, прогнозировавшего скорый подъем российской экономики. Судя по тому, что звучало с экрана, осла можно было арестовывать прямо сейчас, пока он не сбежал за границу вместе с наворованным. Впрочем, в данный момент эти проблемы мало занимали майора Гаврилина. Его внезапно осенило, и теперь он с лихорадочной скоростью продумывал детали... Да, черт возьми, это должно было сработать, поскольку было просто, как кремневое ружье! Просто и безотказно-Конечно, кое-чем придется пожертвовать, не без этого. Как говорится, все, что нажито непосильным трудом... Да черт с ними, с тряпками, мебелью и японской техникой! Главное, что все получается красиво и наверняка...
