Андрей Таманцев - Молчание золота
— Черт побери… — пробормотал Артист, оглядываясь на Леона Ламбера. — Тут на самом деле станешь суеверным! Как будто нам кто-то ворожит!
— Ну вот видишь, — с преувеличенным, неестественным спокойствием отозвался я, — и ты тоже стал на точку зрения оккультистов, Сема Ламбер!.. — Я повернулся к ошарашенному французу, в который раз за последние сутки имевшему вид рыбы, выбросившейся на лед и теперь совершенно не понимающей, куда это ее занесло. Он примерз спиной к серому камню, открывал и закрывал рот и вообще выглядел очаровательно. — Ламбер, кажется, вы в очередной раз принесли нам удачу. Мы в Самарканде всего около суток, а уже сколько нового, правда? И лучшее, как поется в песенке про голубой вагон, у нас, «конечно, впереди». Самое печальное состоит в том, что мы не знаем, куда… куда их повезли. Твою мать!.. — Я с такой силой врезал кулаком по стволу тута, что оставил на нем довольно впечатляющую вмятину; на разбитых костяшках пальцев проступила кровь. — Голубков просил нас действовать оперативнее? Ну что же, теперь его пожелание сбудется! Будем работать так, что мало не покажется! Ламбер!..
— Слушаю вас, Сергей, — потерянно отозвался француз.
— Вы, кажется, очень хотели поквитаться с этими ребятами за свою погибшую девушку? У вас вполне реальные шансы! Только сделайте для начала какое-нибудь другое выражение лица. А то сейчас, прошу прощения, вы похожи на старого, вышедшего в тираж печального клоуна…
ГЛАВА ПЯТАЯ. ВОСТОЧНАЯ ЛЮБЕЗНОСТЬ
IБоцман очнулся от острой, простреливающей боли в основании черепа Кажется, именно туда его ударили прикладом автомата. Он открыл глаза и, увидев прямо перед глазами иллюминатор вертолета, заглянул в него. Вертолет снижался. Под ним плыли отроги гор, между которыми, в небольшой долине, расположились несколько строений. Самым высоким, бросающимся в глаза, была остроконечная башенка, похожая на минарет. Впрочем, даже если бы Боцману было дело до архитектурных красот этого сооружения, оценить их он все равно не успел бы: бородатый Гвидо щелкнул зубами и грубо заорал: — А ну пригнись, скотина!
Боцман занял исходную позицию на скамье, не заставляя Гвидо повторить свое указание. Мрачные мысли проносились в его голове: «Горы… Резиденция этого Эмира, куда, наверно, прибыл или вот-вот прибудет сам Густери… Ну что же, господин Хохлов, на этот раз вы увидите настоящего Арбена Гусеницу, а не того актеришку, которого уложили на вилле на острове Керкира… Интересно, сколько мы летели? Может, мы уже далеко от Самарканда? Эх, как глупо, как глупо вляпались! Да еще Муха со своим дурацким металлодетектором… Впрочем, что грешить на Муху? Муха как раз должен пенять на меня… наверно, лучше бы я встретился с дэвами, которых так долго и тщательно рекламировал Пастух!
Вертолет опустился на гладкую бетонную площадку. Боцман рискнул повторно прильнуть к иллюминатору и на этот раз никто на него орать не стал. Более того, Гвидо и Керим наблюдали за Боцманом и Мухой с презрительными усмешками. Боцман пробормотал:
— Ты только посмотри, Олег, какая нам тут встреча готовится!..
Олег Мухин глянул в иллюминатор и увидел, что возле вертолетной площадки их ждет не менее десяти человек. Почти все одеты по-военному, только стоящий с правого краю невысокий, полный человек — в дорогом халате, расшитом золотыми узорами, и в феске.
— Чтит традиции, тварь… — прошептал Муха одними губами.
Их вытолкнули из вертолета.
По-военному одетые люди почтительно расступились, и к вертолету вышел невысокий человек — лет пятидесяти, но с гибкой, статной фигурой, которую можно было бы назвать юношеской, если бы не впечатляющая линия мощных мускулистых плеч, литая загорелая шея и чуть прихрамывающая, но все равно легкая пружинистая походка. У человека была тонкая талия, изящные очертания холеных рук и длинных пальцев, стройные ноги в узких светлых джинсах. И, верно, даже родная мать не признала бы с первого взгляда в этом атлетичном мужчине того неуклюжего, неопрятного толстяка, каким Арбен Густери был меньше года назад!.. Но тем не менее это был он, Арбен Густери, Боцман определил это с первого взгляда. Да… Теперь покойный грек-актер, которого он убил, воспринимался бы не в качестве двойника Густери, а какой-то нелепой и непомерно жирной пародией на Арбена Гусеницу. Гусеницу ли?.. Толстых волосатых пальцев, за которые Арбен и получил свою кличку, в помине не было. А еще говорят, что пальцы не способны похудеть!.. Впрочем, не изменяя своей старой привычке, Густери непрерывно шевелил своим гладкими пальцами и ухмылялся.
Да, на его губах играла легкая хищная улыбка, и угрюмая физиономия бородатого Гвидо на ее фоне показалась Боцману миной обиженного маленького мальчика. Густери взглянул на Боцмана и проговорил, обращаясь к Гвидо:
— Значит, это и есть тот самый киллер, который должен был устранить меня на Керкире? И ведь устранил же, и меня даже похоронили… то есть того безмозглого грека, Который подумал, что мои деньги принесут ему счастье!
— Да, Арбен. Это он и есть.
— Очень рад, очень рад, — мерзко улыбаясь, сказал Густери. — Не успел я приехать, а у меня уже такие гости. И ведь приехал-то я всего пару часов назад, еще с дороги не отдохнул. Ладно. Эмир! — повернулся он к Рустамову — это он красовался в своем расшитом золотом халате. — Вели этих ребят отвести куда-нибудь под крепкий караул, глаз не спускать! Я пока что не настроен с ними беседовать. Не уродуйте их до поры до времени, — прибавил он с жуткой улыбкой, рядом с которой любые угрозы показались бы мелочью и пустопорожним брехом. — А то ведь вам только дай повод, на куски порубите, да еще каждый кусок до смерти замучаете…
Боцмана и Муху отвели в подвал и заперли в довольно сухой и прохладной комнате — не КПЗ, а санаторий какой-то. Они провели в полном молчании несколько часов. О чем говорить?.. Каждый думал о своем. Ужасающая жестокость Арбена Густери была известна каждому. Если не предпринять каких-то решительных, отчаянных шагов, то нетрудно представить, какая жуткая участь их ожидает. Рассчитывать на то, что их найдут, и, главное, найдут ВОВРЕМЯ, едва ли приходится. Ведь они и сами толком не знают, куда их привезли. Только один раз молчание было нарушено. Это сделал Боцман. Он поднял голову и проговорил:
— А как ты думаешь, Муха, найдут ребята… золото?
Муха даже не шевельнулся — настолько его мысли были далеки от этого древнего золота, уже ставшего роковым для многих. Он смотрел куда-то в сторону, и нельзя было прочесть в его неподвижном взгляде, о чем он сейчас думает.
Ближе к вечеру их Повели к Густери. Арбен Гусеница расположился в просторной комнате, он развалился в большом глубоком кресле и задумчиво рассматривал толстенную сигару. То проводил ею под носом, вдыхая табачный запах, то крутил в пальцах, рассматривая с таким видом, словно надеялся разглядеть на ее поверхности что-то необычное. Рядом с креслом, где расположился Густери, стоял Эмир все в том же раззолоченном халате, а позади наркобарона Муха и Боцман увидели человека, чье лицо показалось им знакомым. Более того, они почти сразу узнали этого господина, этого невысокого, крепкого мужчину с острым, чуть угловатым, но привлекательным лицом. Брови Боцмана поползли вверх, а Муха пробормотал:
— Черт побери… какая прекрасная встреча, господин Картье.
Ничуть не смущаясь тем, что его узнали и вспомнили, мужчина за спиной Густери улыбнулся и ответил на прекрасном русском языке:
— Рад вас видеть, господин Мухин. И вас, господин Хохлов. Наверно, вы представляли себе нашу встречу несколько иной.
Это был сотрудник французской спецслужбы под эгидой Министерства обороны Французской Республики — Генеральной дирекции внешней безопасности (DGSE), господин Картье. Муха и Боцман могли видеть его в коридорах Управления по планированию спецмероприятий, а ещё в кабинете генерала Нифонтова… И не было смысла гадать и высчитывать, какую роль играл этот француз при Арбене Густери, наркобароне по прозвищу Гусеница. Картье мог оказаться кем угодно. Даже пресловутым Мантикорой…
— Вот именно, — пробормотал Муха, покосившись на Боцмана, и оба они поняли, что их одновременно посетила одна и та же мысль.
— Значит, вот какой высокой чести я удостоился, — сказал Гусеница, поднимая глаза на пленников, — меня наметила к отработке контора генерала Нифонтова, вот как. Это, знаете ли, серьезно. Впрочем, господа, что-то у вас упорно не складываются со мной отношения. В прошлый раз вы ни за что ни про что убили бедного Костаса Гаракиса, который был виноват только в том, что похож на меня как две капли воды. В смысле — на меня прежнего. Теперь же вы явились в Самарканд и тут рыскаете в окрестностях Аввалыка — очень интересных, как поговаривают, местах… Даже мистических, как мне вот тут сбоку подсказывают. Что же вы ищете здесь, господа? Ну-с? Или вы выудили каким-то образом информацию о том, что я хочу приехать на историческую родину, разгрести тут кое-какие дела, которые без моего прямого вмешательства упорно простаивают?
