Валерий Горшков - Любой ценой
– Алмазы? – догадался Охотник.
– Они самые, – подтвердил Леонид Иванович. – Я точно знаю, что свободно реализуется лишь малая часть добываемых камней. Примерно семь процентов. Ровно столько, чтобы оплатить текущие расходы рудника. Все остальные алмазы после доставки личным самолетом Шальке в Сан-Паулу, на военный аэродром, перегружаются на другой самолет и тут же исчезают в неизвестном направлении. Куда? Этот вопрос мучил центр. А значит, и меня. До тех пор, пока я не выяснил, что конечным пунктом назначения второго самолета является Аргентина. Точнее, ее столица, Буэнос-Айрес. Около месяца назад я, а со мной еще пятеро охранников, сопровождали генерала и партию камней до аргентинской столицы, где Шальке, прямо на аэродроме, вместе с кейсом сел в поджидавшую его машину. Марки «БМВ». Я лично и еще двое охранников сопровождали генерала от самолета до машины. Всего каких-то десять шагов, но так положено… Когда выскочивший шофер открывал перед Шальке заднюю дверь, я успел разглядеть, кто сидит в «БМВ», ожидая моего хозяина… Догадайся с одного раза – кто?
– Борман, – коротко обронил Охотник.
– Правильно. Это был партайгеноссе. Жив-здоров и, как мне показалось, даже более упитан, чем на снимках времен войны. Генерал отсутствовал часа три. Потом машина привезла его назад на аэродром, уже без кейса, мы сели в самолет и отправились обратно. Сразу же по возвращении в Бразилию я передал эту информацию в центр. По сути моя миссия была успешно завершена. Факт связи подтвердился, круг поиска сузился в несколько раз. Я сделал все, что мог – и даже больше. Но в Москве опять, как прежде, не спешили давать команду к завершению миссии. И вдруг я узнаю, что через два дня прибывает ликвидатор из ГРУ, которому поручено убрать генерала Шальке и доктора Тиллера. А также, что этот приезд никак не связан с добытой мной информацией. Потому как у спецслужб нашей Родины правая рука не знает, что делает левая.
– И каковы твои обязанности в отношении меня?
– Всеобщее содействие. С последующим, наконец-то, возвращением обратно в Союз. Разумеется, раздельно друг от друга. Разными маршрутами.
– Ты доволен? Скоро будешь дома. Увидишь дочь и внука.
– А ты как думаешь?
– Думаю, что доволен, – пожал плечами Охотник. – Борман – вторая фигура рейха – засветился, а это дорогого стоит. Ты – герой. Пора вертеть дырку для ордена. Как думаешь, им уже занимаются?
– Кем? – осклабился Сомов. – Орденом или партайгеноссе?
– Золотом рейха, – вздохнул Ярослав. – Сдается мне, что для центра гитлеровские закрома первичны. Это ж Эльдорадо. Как минимум. Даже добравшись до части золота Бормана, можно отстроить заново полстраны.
– Я не сомневаюсь. Даже если номер машины, на которой приезжал Борман, окажется липовым – сто шансов к одному, что так оно и есть, – его все равно обложат. В Аргентине достаточно наших агентов. Рано или поздно он попадется. Насчет золота – куда сложнее. Придумают что-нибудь. Раз уж ухватили змея за кончик хвоста…
Некоторое время молчали. Сомов курил, думая о чем-то своем. Ярослав поднял руку, сорвал с ветки спелый плод, похожий на яблоко, и с хрустом откусил. Спросил, перехватив взгляд профессора:
– Кстати, Иваныч. Если наши с тобой грозные конторы так отлично конспирируют свои действия даже друг от друга, почему ты не спросил меня, каким образом спецотдел армейской разведки вообще узнал о существовании в дебрях Мату-Гросу алмазного рудника и о твоем личном пристутствии здесь в качестве инструктора? Неужели ты думаешь, что я, именно я, здесь появился случайно?
– Конечно, я так не думаю, – мотнул головой Сомов. – Более того. Я догадываюсь, кто сообщил в Москву о Вервольфштадте. И, видимо, даже прислал кое-какие фотографии. В том числе и мою. Если мне не изменяет память, на снимке, который тебе показали в ГРУ, я стоял на пристани в Сан-Паулу рядышком с симпатичной девушкой…
– Которую зовут Мерседес, – усмехнулся Охотник. – Браво. Браво, Иваныч. Шесть баллов по пятибалльной шкале. А ведь героические колчаковские старички до сих пор наивно считают себя тайными вершителями будущих судеб мира. Или, как минимум, кровавым ночным кошмаром для вздернутых на деревья обитателей Вервольфштадта.
– Если бы на моем месте и на месте лейтенанта Апорта был кто-то другой, – вздохнул Сомов, чуть дернув уголком рта, – то эти трое сумасшедших белогвардейцев уже давно кормили бы пираний. Знаешь, когда я понял, что это их рук дело?
– Когда?
– Все просто на самом деле, – в последний раз затянувшись, Леонид Иванович бросил сигарету на землю и тщательно раздавил окурок сандалией. – Трупы были подвешены на дереве при помощи веревки. В таком крохотном городке, как Лас-Суэртос, есть только одна лавка, торгующая крючками, гвоздями, задвижками, ведрами, веревками и прочей хозяйственной мелочью. В той лавке есть только два вида веревки – тонкая и толстая. Способная выдержать вес взрослого мужчины. Продается она только в мотках, по сто метров. Одной семье для личных нужд мотка хватает очень надолго. Возможно, на годы. Улавливаешь мысль, разведка?
– Да уж, проще пареной репы, – вынужден был признать Ярослав. – Остается лишь выяснить, кто в последнее время покупал подходящую веревку. И сколько же таких набралось?
– За три месяца- только двое. Одним из покупателей оказался помощник лейтенанта, Мигель. Этот придурок и алкаш вне подозрений. Вторым – хозяин фотоателье и похоронной лавки, дон Иванко. Как его почтительно называют все местные. Бывший русский эмигрант, осевший в здешней глуши много лет назад. К нему регулярно наведываются двое таких же, из Сан-Паулу. Там русских не так чтобы много, но по крайней мере никого ими уже не удивить. Те же двое, которые приезжают, мужички хоть и в возрасте, под шестьдесят, но в полном порядке. Владеют спортклубом. Один – боксер, другой – борец. Прибавь к этому мой фотоснимок, который полковник Иван Федорович Клименко сделал на пристани, думая, что я его не заметил. Плюс – варварские убийства, не имеющие, между нами говоря, ничего общего с кровожадными обычаями местных индейцев качо. Достаточно сопоставить эти факты, чтобы понять – никто, кроме этих троих, не имел мотива сообщать в Москву о руднике и резать загулявших немцев.
– Действительно, – согласился Охотник. – Как все просто. Я вчера обедал в доме Клименко. Познакомился с его женой, дочерью и господами офицерами колчаковской армии. Когда мы уединились, мило побеседовали, дедульки, распалившись, с гордостью признались, что варварские убийства немцев, о которых меня предупредил ваш охранник у лодочного пирса, их рук дело. Я предложил им не утруждать себя дальнейшей помощью и ушел в «Чайную розу». Посоветовав на время уехать из города. Дабы не путаться под ногами.
– Правильно сделал, – поморщился профессор. – Им в дурдом нужно. Лечиться. То же мне, патриоты царя и отечества, мать их!.. Палата номер девять в спецбольнице для буйных психопатов.
– С нервами и злостью у старичков действительно аврал. Но я думаю, для нашего дела они не опасны, – вздохнул Ярослав. – По крайней мере надеюсь на это. Не вязать же их, в самом деле, по рукам и ногам, запирая в подвале дома, пока все кончится. Вменяемые люди. Должны понимать, во что ввязались. Не до самодеятельности.
– Забудь про них, Слава! После нашей с тобой встречи у фотографа друзьям не будет ни малейшей возможности влиять на происходящее, – убедительно припечатал Сомов. – Ладно, ближе к делу. Расскажи свою легенду и план ликвидации, который вы слепили там, в центре. Поищем слабые места. А таковые, как пить дать, найдутся в изобилии. Ерунда. Подкорректируем.
– Вариантов было два, – сообшил Охотник. – Первый изначально рассчитан на твою помощь. Второй оставался на тот случай если… договориться не удастся. Извини, Иваныч. Все в спецотделе были уверены, что ты – предатель. Поставь себя на их место…
– И ты? Ты тоже был уверен? – сверкнул зрачками сенсей. – Не лги мне.
– Всегда хочется верить в лучшее, – не отводя глаз, сказал Ярослав. – Конечно, я надеялся. Хотя для этого почти не было оснований. Я в курсе, что такое СС…
– Ладно, проехали, – отмахнулся профессор, легонько хлопнув Охотника по плечу. – Обошлось без накладок. Выкладывай свою легенду и основной вариант. Во всех деталях! Не хватало нам еще спалиться из-за ерунды…
Ярослав изложил. На протяжении пятнадцати минут Леонид Иванович ни разу не перебил его. Лицо профессора оставалось таким же спокойным, фальшиво-безучастным, как всегда. Растоптав очередную сигарету, Сомов заговорил только тогда, когда, закончив пересказ плана, Охотник замолчал.
– По поводу легенды. Выглядит весьма убедительно. Такой человек – Ганс Розенберг, я полагаю, действительно был? И, после взятия в плен, закончил свои дни где-нибудь в подвалах спецтюрьмы ГРУ?
