Андрей Таманцев - Их было семеро…
Человек, которому поручено выкрасть вас и доставить в Россию. Он был столь любезен, что согласился рассказать вам то, о чем мне говорить было бы очень тяжело и больно.
Назаров кивнул:
— Садитесь.
Но не успели они расположиться в шезлонгах, как включился радиопередатчик в куртке Губермана:
— Я Второй, вызываю Первого. Второй вызывает Первого. Прием.
— Извините, — сказал Губерман и вытащил рацию. — Я Первый. Докладывайте.
Прием.
— Объект приехал на такси в аэропорт Ларнаки. Купил билет первого класса на самолет до Женевы. Вылет рейса в пять тридцать. С собой у него только кейс.
Сидит в баре. Возвращаться на виллу, судя по всему, не собирается. Как поняли?
— Понял вас. Купите билеты в туристический класс. И забронируйте место для меня. Позвоните в Женеву, в «Рента кар», закажите машину напрокат. Она должна нас ждать возле зала прилета. Встретимся в самолете. Как поняли?
— Понял вас, Первый. Все?
— Да, все. Конец связи, — сказал Губерман и убрал рацию.
— Объект — кто? — спросил Назаров. Губерман немного помолчал и ответил:
— Розовский.
Назаров повернулся к Сергею:
— Слушаю вас.
Пастухов выложил на стол диктофон и нажал клавишу «плей».
"… — Всего доброго, господин Розовский.
— Всего доброго, господин Вологдин. Пауза.
— Выключили?
— Да.
— Фух, я даже вспотел! Мы с вами, Борис Семеныч, прямо народные артисты!
По-моему, убедительно получилось.
— По-моему, тоже…"
V
Лишь когда «Каравелла» израильской компании Эль-Аль, совершавшая рейс по маршруту Тель-Авив — Ларнака — Афины — Женева набрала полетную высоту и погасли транспаранты, предписывающие пристегнуть ремни и воздержаться от курения, Розовский позволил себе немного расслабиться. Он снял пиджак и положил его на соседнее свободное кресло, распустил стискивавший шею галстук, от которого основательно отвык за два с лишним месяца, проведенных на Кипре, не без усилия — из-за живота — нагнулся и расшнуровал светлые саламандровские туфли, чтобы ноги не затекли за три с лишним часа, которые ему предстояло провести в воздухе.
По внутренней трансляции прозвучало объявление на иврите и английском.
Иврит Розовский совсем не знал, английским владел в пределах разговорного минимума, но этого хватило, чтобы понять, что полет проходит на высоте восемь тысяч метров со скоростью семьсот пятьдесят километров в час. Цифры успокаивали.
Они означали, что с каждой минутой он на двенадцать с половиной километров удаляется от смертельной опасности, которую обнаружил лишь по чистой случайности и которой только чудом сумел избежать… Минувшим вечером он с трудом дождался, когда Назаров освободит компьютер.
Спеху особого не было, свои расчеты он мог вполне закончить и завтра, но Розовского заинтересовало, над чем так долго трудится шеф. Все серьезные разработки он обычно поручал либо ему, Розовскому, либо программистам в лондонском офисе или в Москве, сам же пользовался компьютером в основном для контроля за ходом реализации своих многочисленных проектов. А после взрыва яхты за компьютер вообще почти не садился — начинались головные боли и быстро уставали глаза. И нынешний случай был совершенно необычным.
Когда Назаров вышел, наконец, из кабинета, в котором был установлен «Сан ультра спарк», и прошел сначала на кухню, а потом в библиотеку (с верхней веранды было видно, как осветились мавританские окна библиотеки), Розовский поспешил занять его место у компьютера, плотно прикрыв за собой дверь.
Никаких следов расчетов, которые почти пять часов вел Назаров, в оперативной памяти «Спарка» не было. Не было их и на дискете, лежавшей на столе рядом с монитором. Розовский сунул дискету в приемное устройство: на ней были его собственные вычисления — доля в предприятиях Назарова. Общая сумма была значительная — почти двести миллионов долларов. Но сложность заключалась в том, что все эти деньги были в обороте, практически неликвидны. А свободных денег Розовский на своем счету не держал, всю свою долю прибыли он немедленно вкладывал в другое дело. Деньги должны работать, а не лежать без дела. Но сейчас Розовского интересовала не собственная бухгалтерия.
Он внимательно просмотрел содержимое всех ящиков офисного стола в поисках дискеты, на которую Назаров обязательно должен был сбросить расчеты — не в «Звездные войны» же он все это время играл! Пусто. Розовский задумался. Если дискета существует — а в этом сомнений почти не было, — то она может находиться только в кабинете Назарова.
Розовский понимал, что окажется в постыдном и даже опасном положении, если Назаров застанет его шарящим в письменном столе. Но выхода не было, дело — как все больше убеждался Розовский — того стоило. Он вышел на террасу второго этажа и осторожно заглянул в окно библиотеки.
Назаров, с фужером в руках, сидел в глубоком кожаном кресле перед включенным телевизором. Розовский решился. Он вошел в кабинет шефа, оглядев почти пустую столешницу, выдвинул верхний ящик стола. И сразу нашел то, что искал: дискета была подколота к гармошке какого-то объемистого факса на английском языке. Розовский даже не стал и пытаться перевести текст. Он взял дискету и быстро вернулся в компьютерную.
Сначала он ничего не понял. Это была обычная проверка финансового состояния принадлежащих Назарову компаний и фирм. Правда, очень детальная. И в отдельную строку выносились суммы, которые — как нетрудно было догадаться — без ущерба для дела можно было использовать в других целях.
Сокращение инвестиций.
Замораживание проектов, находившихся в самой начальной стадии.
Отказ в предоставлении кредитов третьим лицам, даже под большие проценты.
Становилось все очевиднее: Назаров аккумулировал свободные средства. И Розовский уже начал догадываться зачем.
Но неожиданно информативный материал на экране оборвался, возник текст, от смысла которого Розовский похолодел.
Это был приказ руководителям всех подразделений концерна немедленно начать скупку акций нефтяных компаний. Не Самотлора. Не Тюмени. Не Западной или Восточной Сибири. Всех. Всех российских компаний.
Всех! Он сошел с ума. Ни малейших сомнений. Сошел с ума. Спятил. Свихнулся!
Не меняло сути дела и то, что сделка фьючерная: расчет — через три недели после покупки.
Три недели! Акции все время ползут вниз, Розовский только вчера передал Назарову сводку с диаграммами, в которых способен разобраться самый тупой школьник. Если за эти три недели котировка снизится даже на три-четыре пункта (а она снизится на десять, а то и больше), Назаров — полный банкрот, весь его концерн пойдет с молотка и не покроет даже десятой части долга!
А от следующей мысли Розовский даже с кресла вскочил. Да ведь не только Назаров банкрот! Банкрот и он, Розовский, его деньги тоже в общем деле! Да как он посмел — не спросив, не посоветовавшись… От отчаяния Розовский готов был завыть. Он проклинал этих бездарных ублюдков, которые даже бомбу на яхте не смогли как следует заложить. Кажется, сейчас он мог бы задушить Назарова собственными руками!
Это была самая настоящая катастрофа. Катастрофа, которая стократ усугублялась тем, что на рынок будут выброшены не только реально существующие акции, Назарова захлестнет шквал акций мифических, которых никто никогда в руках не держал и держать не будет. И их выбросят на биржу в первую очередь те, кто контролирует нефтяной рынок. Они будут продавать, продавать и продавать, чтобы сбить котировку. А через три недели не будет уже иметь никакого значения, реальна ли акция, отпечатана ли она на гербовой бумаге с водяными знаками или существует только во фьючерсном договоре. Реальна будет лишь разница в цене покупки и цене продажи. А при таком масштабе, на который замахнулся Назаров, — это десятки миллиардов долларов.
Боже милостивый! Он в самом деле сошел с ума? Или?..
Это «или» было страшнее любого банкротства.
Вся эта ошеломляюще грандиозная комбинация имела смысл только в одном случае: если в течение трех отведенных на все недель, ближе к их концу, когда ажиотаж достигнет высшей своей точки и пойдет на спад, Назаров, как опытный игрок в покер, выложит к своим четырем тузам главную карту — джокера. Такой джокер у него был — пресловутый патент. Патент, который способен удвоить и утроить запасы даже самых бросовых нефтяных месторождений. Который в момент своего обнародования поднимет котировку всех без исключения нефтяных компаний на десятки и даже сотни пунктов. А это будет означать, что Назаров, не затратив ни единой копейки, всего лишь выбросив на рынок купленные акции уже по новой, удесятеренной цене, получит разницу биржевых курсов.
Десятки миллиардов долларов.
Долларов!!!
А те, кто акции продавал, останутся в трусах и галстуках от Кардена.
Вся кровь бросилась Розовскому в голову.
Именно эти десятки миллиардов и есть безумие. Самоубийство! Отдав приказ начать скупку акций, Назаров подписал себе смертный приговор. Мало того, на этом приговоре стоит гриф: «Исполнить немедленно».
