Андрей Таманцев - Их было семеро…
По своей сути Назаров был «хаос-пилотом» — менеджером, принимающим решения, вытекающие не из точных расчетов, а подсказанные интуицией. Даже самый гениальный шахматист, способный просчитывать ситуацию на десятки, а то и сотни ходов вперед, не может стать крупным предпринимателем или политиком. Он исходит из неизменности значения ферзей и слонов. А в жизни переменчиво все. Не только в будущем и настоящем, но даже и в прошлом.
Модель мироздания, существовавшая в сознании Назарова, базировалась на информации, которой обладали очень немногие, помогала ему очень точно предугадывать ход событий. Но лишь в короткий романтический период новоявленной российской демократии он делал попытки поделиться своими выводами с другими. К нему прислушивались. Гайдар, исполнявший обязанности председателя правительства, — дольше. Сам Ельцин — гораздо меньше. Первая размолвка между ними произошла еще накануне президентских выборов 1991 года. Назаров был резко против того, чтобы Ельцин шел на выборы в связке с кандидатом в вице-президенты Руцким.
Вместо того чтобы заигрывать с коммунистическим электоратом, не делавшим тогда никакой погоды, нужно было устроить показательный процесс над КПСС по типу Нюрнбергского и навсегда выбить почву из-под ног коммунистов. Ельцин не прислушался к мнению своих приверженцев, среди которых был и Назаров, и поплатился за это событиями октября 1993 года, когда пришлось подгонять к Белому дому танки и выковыривать оттуда бравого генерала. Вторая размолвка Назарова с Ельциным была и последней. Вместо того чтобы оставить во главе правительства Гайдара и дать ему возможность форсировать начатые реформы, Ельцин остановил свой выбор на Черномырдине, обладавшем, как и все крупные руководители его генерации, умением ничего не менять, создавая при этом иллюзию серьезной деятельности.
Из политика, вознесенного на вершину власти мощной демократической волной, Ельцин превратился в политикана. И стал неинтересен Назарову.
Больше со своими советами он не лез, да никто их у него и не спрашивал.
Назаров иногда лишь головой качал, поражаясь тому, как всего за каких-то четыре года Ельцин умудрился так разбазарить свой огромный политический капитал, что даже безродный, как дворняга, никому до этого не известный демагог Зюганов стал для него серьезнейшим соперником.
Назаров перестал интересоваться большой политикой еще и потому, что понял:
Россия вступила в тот период своего развития, когда ею управляют не президент, не правительство и тем более не Госдума. Все решения диктовались не государственными деятелями, а глубинными процессами, происходившими в экономике страны. А происходил там глобальный передел собственности. В борьбу вступили акулы молодого российского бизнеса. И понятно, что наибольшей остроты эта борьба достигла в отраслях, дающих быстрый экономический эффект. Лес, цветные металлы, нефть.
Назаров занимался нефтью от случая к случаю, используя ее чаще всего для расплаты по бартерным сделкам. На изобретение долго жившего в России техасского инженера он наткнулся случайно и сразу понял, что обладание патентом может принести немалую прибыль. Но особого значения этому делу он поначалу не придал и патент приобретал так — на всякий случай. По-иному взглянуть на него Назарова заставили, как ни странно, его конкуренты — люди, стремившиеся взять под контроль нефтяную промышленность.
Они не афишировали себя. Некоторых из них Назаров знал, о других догадывался. Они занимали незаметные, не на виду, должности руководителей холдинговых компаний, вице-президентов или даже просто консультантов банков. Но это была очень сильная группа. У них были свои люди в правительстве, в президентском окружении, влиятельное лобби в Госдуме. Друг другу они были готовы горло перегрызть, но вставали плечом к плечу, когда кто-то со стороны делал попытку влезть в нефтяной бизнес.
У Назарова не было никакого желания вступать с ними в конфронтацию.
Средоточие его основных интересов находилось в области электронной промышленности и в ВПК — там, где были наработки высокой технологии и требовалось лишь финансировать их завершение, сориентировать в координатах мирового рынка и найти устойчивые рынки сбыта. И если бы за патент ему предложили разумную цену, он, скорее всего, согласился бы. Но объявленная цена была в десятки раз больше разумной. И это мгновенно насторожило Назарова. Прощупывая контрагентов, он предложил им создать на паях компанию для производства установок и дальнейшей разработки Самотлора. Они отказались, даже не проконсультировавшись с партнерами и не поинтересовавшись условиями сделки. Из чего Назаров заключил, что патент конкурентам нужен не для того, чтобы его использовать, а совсем наоборот — чтобы его не использовать. И чтобы его не мог использовать никто другой.
Это понимание дало ему даже беглое ознакомление с ситуацией на нефтяном рынке. Передел там еще не был закончен. Более девяноста процентов акций Тюменской нефтяной компании, которой принадлежал Самотлор, находилось в руках государства. Все шло к тому, что эти акции рано или поздно поступят на открытый рынок. И появление Назарова с патентом и планами намного увеличить добычу нефти на изгаженном Самотлоре могло мгновенно поднять котировку акций на сотни пунктов. А раз взлетят акции, значит, и цена контрольного пакета увеличится не на один десяток миллионов долларов.
И Назаров отказался продать патент. Тогда «они» повысили цену. Он вновь ответил отказом.
Большой бизнес — занятие не для чистоплюев. Назарову не раз приходилось с помощью своих экспертов отыскивать лазейки в дырявом российском законодательстве, чтобы уйти от людоедских налогов, взятками продавливать свои проекты сквозь чиновничьи препоны, с помощью связей и тех же взяток выбивать льготы для своих предприятий. Все так делали. Но в этот раз он твердо сказал:
«нет». Свои деньги на патенте он и так заработает, а помогать кому-то скупать за бесценок остатки национального богатства России — перебьетесь, господа.
Но он недооценил решимости своих контрагентов. Потому что не понял масштабности их планов. Понял лишь теперь, когда изучил подробнейший аналитический отчет о состоянии не только российского, но и всего мирового рынка нефти.
Речь шла не только и даже не столько о Самотлоре. В руках государства до сих пор оставались контрольные пакеты акций практически всех нефтяных компаний.
Вся Западная Сибирь. Ямал. «Коми-нефть». Вся Восточная Сибирь. Приморье.
Татарстан. Башкирия. Удмуртия. Оренбург. Поволжье, Краснодар. Северный Кавказ. И не было в России ни одного месторождения, которое не заводнили бы, не изуродовали, не изнасиловали безудержным браконьерством во имя единственной цели — дать круглую цифру, отчитаться, прищелкнуть каблуками: «Задание партии и правительства выполнено и перевыполнено!» А для тех, кому адресовались эти лакейские рапорты, это означало: приток нефтедолларов обеспечен, можно еще некоторое время спокойно жрать, пить и нашпиговывать танками и ракетами дружественные режимы.
Да и только ли в России так было? А в Азербайджане — не так? В Туркмении? В Казахстане? На Украине?
Здесь пахло не десятками и сотнями миллионов долларов — миллиардами и даже десятками миллиардов.
И ключ от этих миллиардов был в руках у Назарова. Этим ключом был патент.
Слишком поздно он это понял. И заплатил за ошибку страшную цену.
У него уже не было ни малейших сомнений в том, кто направлял руку убийц.
Сами убийцы его не интересовали. Они были инструментом. И только. Он был намерен предъявить счет не исполнителям, а организаторам. Не составляло особого труда узнать их фамилии, адреса, получать полную информацию об их привычках, распорядке дня, ежедневных маршрутах. Не составляло труда найти исполнителей, на это был Губерман и его служба из бывших сотрудников «Альфы». Назаров брал в руки оружие только во время службы в армии да иногда на охоте, которую приходилось устраивать, чтобы в располагающей к душевной разнеженности обстановке установить контакт с нужными для дела людьми. Но сейчас он словно бы вновь представил, как злобно бьется в его руках «Калашников», как пули кроят жирные, изнеженные тела его врагов и размалывают их головы.
Это было сладкое, греющее сердце видение.
Но он отогнал его от себя. Он никогда не прибегал к таким методам конкурентной борьбы. Он был человеком жестким, иногда беспощадным, но такие методы были глубоко противны его натуре. Отнять у человека жизнь может только Тот, кто ему эту жизнь дал. Назаров не хотел оставить сыну страну, где конфликты между деловыми партнерами решаются пулей или ножом. И хотя от него самого мало что зависело, он к этому руку приложит.
Нет, счет его будет другим. Они лишили его жизнь смысла. Он лишит смысла их жизнь: отнимет деньги и власть, которую деньги давали. А иного смысла и не было в их злобной звериной жизни. Он превратит их в живые трупы.
