Андрей Таманцев - Автономный рейд
Но, видя растерянность обескураженной голой женщины, которой от меня и у себя дома нет покоя, я и в самом деле почувствовал себя сволочью.
— Верну, верну. Вы извините, Лариса, может, я того, неделикатен... Но тоже, знаете ли, мы ведь не на танцах познакомились.
— Что вам нужно? — устало спросила она и отправилась на кухню. — Идите сюда, я там не курю.
По дороге она зашла в ванную и накинула халат, длинный, но с разрезами. И на том спасибо. Впрочем, из-за халата она как-то особенно явственно вспоминалась голой. Наверное, я об этом думаю из-за того, что долго не видел При.
— Просто хотел бы знать, почему и зачем вы за мной гнались.
— Приказали, вот и погнались. Однако.
— Кто приказал?
Она молчала, сосредоточенно куря, словно ожидая, когда отвяжется надоевший муж. Нам обоим было ясно, что, если дойдет до силовых методов, я с ней справлюсь. Во всяком случае, именно сейчас. Говорить об этом смысла не было. Я подошел к ней, вытащил из-под стола табуретку, сел напротив — близко, но не касаясь ее коленями.
— Лариса Павловна. Так получилось, что я совершенно ни в чем не виноват. Просто пришел в гости к приятелю. Тоже очень порядочному человеку.
Законопослушному. Налогоплательщику, если это вам что-то говорит. И вдруг я нахожу на себе маячок. Вдруг за мной кидаются двое вооруженных людей, у которых потом обнаруживается куча поддельных документов. Они мне угрожают!
Но я сдерживаюсь. Я допускаю, что они люди подневольные. Выполняют чей-то приказ. Я стараюсь нанести им минимальный вред. В том числе и служебный.
Полагаю, что теперь я вправе в виде ответной любезности получить хоть какие-то объяснения. Вы согласны?
Она задавила в пепельнице окурок, но тут же прикурила другую сигарету.
Мы поиграли в молчанку. Долго. Наконец я дал себе слово, что, если сосчитаю до трехсот, а она не заговорит, буду давить.
Потом решил сосчитать еще до двухсот. На ста восьмидесяти шести она вздохнула и улыбнулась, искоса, с усталым лукавством осмотрев меня:
— Почему выбрали меня?
Я не сразу понял, что она имеет в виду.
— Да я не выбирал. Так получилось, что он оказался ближе. Его нейтрализовал, остались вы.
Ее обидело, что я, решив допросить ее, как бы счел ее менее сильной.
Вот только всякой этой феминистки мне сейчас и не хватает.
— Допустим, я согласна. Но сказать-то мне нечего. Вы правы. Чин у меня небольшой, человек я подневольный, знаю мало... Послали на наружное наблюдение в помощь МВД. Потом дали ваше описание. Приказали проводить до метро и там постеречь. Потом вдруг приказали задержать и выяснить личность.
Старшим был Дмитриев. Вот и все.
— Вам что-то говорит фамилия Катков?
— Нет. Не говорит.
— А Ноплейко?
— Тоже нет. Хотя... Вроде бы есть такой генерал. Заведует какой-то конторой.
— А Девку знаете?
— Такую знаю. То есть слышала.
— Что слышали?
— Что она имеет небольшую бандочку из своих любовников. Рекетирствует.
— Лариса, давайте поговорим как коллеги. Я — из фирмы Ноплейко. Ведь и раньше бывало так, что начальство выясняет, кто умнее, а мы, пешки, отдуваемся... Почему бы нам не поделиться — кулуарно — информацией? Вы, собственно, какими вопросами занимаетесь — ваше подразделение?
Она прикурила еще одну сигарету и уселась, тщательно прикрыв колени, на дальнюю от меня табуретку.
— Контрразведка... Внутренние, знаете ли, расследования. — Она еще была настороже, но уже не столь мрачно. Все-таки попасть в межведомственную разборку — совсем не то, что нарваться на вербовку оппонентов. О вербовке, даже если чистосердечно во всем признаешься, никогда тебе не забудут.
Одними объяснительными со свету сживут. Попробуй, например, доказать, что партнер, Дмитриев, сам нарвался, а не ты его подставила. На карьере после этого можно ставить крест. Тем более женщине. А если вот так, тет-а-тет, установить контакт со смежниками — за это могут еще и похвалить.
— Так за кем же вы возле «Южной» наблюдаете?
— Ну... Точно я не знаю. Наружка ведь. Куда пошлют. Нам же ничего толком не объясняют. Наше дело следить... Вроде бы есть сигнал, что идет утечка оружия в Чечню. Еще несерийного. Из какого-то НИИ... Все, больше не знаю. А вы тут как?
— Еще сам не знаю. Нет, правда! Просто зашел, как уже говорил, просто в гости к старому приятелю. А тут оружие, значит. Чечня... А Девка может иметь к этому отношение?
Она пожала плечами, встала и начала что-то доставать из холодильника и с полок:
— Кто его знает... Есть хотите?
— Ох, извините, но как-то не сообразил что-нибудь прихватить с собой.
— Ничего. Ну так будете есть?
— Извините, но не откажусь.
— Разносолов не обещаю. Так, что-нибудь на скорую руку... Вообще-то у Девки есть дела с Кавказом. Ее регион. Думаете, что это ее канал мы выследили?
— Не могу сказать точно, но... А вы не слышали, что Девка кого-то напряженно ищет?
— Нет.
— А милиция?
— Обычные перехваты. Грабиловка, бытовые убийства. А что?
Вот это мне Принцесса впарила на прощание залепуху, так впарила! Если бы на меня действительно устроили облаву со всех сторон, то уж сотруднице наружки ФСБ Ларисе это наверняка было бы известно. Конечно, и она могла врать. Но я видел, насколько она вымотана. В таком состоянии искусно врать крайне трудно. А самое главное, что подтверждало ее слова и обнаруживало ложь При: у тех, кто шел за нами со Шмелевыми от их дома, было время рассмотреть меня во всех подробностях. Зная о моем розыске, зная обо мне хоть что-то, они бы никогда не послали на мое задержание всего двоих, да еще обычных, наружников.
Мы ели, беседовали. Лариса даже достала бутылку «Котнари». Настоящего.
Оказалось, что в спецуху она попала вслед за мужем. Когда завод, где она после университета работала в юротделе, завял, он ее туда устроил. А потом он сгинул. Подробностей ей не сообщили, но судя по реакции начальства, погиб при исполнении. А если судить по слухам, донесенным ей доброжелателями, его сдали по чьей-то ошибке. Была у нее мать, жившая с братом в другом районе. Был друг — из женатых сослуживцев. Случалось чувствовать себя счастливой, хотя от работы особого удовольствия не получала.
Слава о Девке, по ее мнению, идет нехорошая. Начинала она в КГБ, вроде бы в Грузии. Из тех кабинетных кадровичек, которых брали ради статистики, — мол, женщин в СССР не зажимают.
После всяких сотрясений и реорганизаций попала Девка в оперативницы.
Подсунули ее какому-то авторитету, который занимался контрабандой стратегических материалов. Она там прижилась. А когда авторитета завалили коллеги по криминалу — заняла его место. До Ларисы доходили слухи, что Девка вроде бы легализовала свои дела и от спецслужб отошла. Насколько это возможно.
О генерале Ноплейко она слышала еще меньше. Когда-то он служил в системе гражданской обороны. Но после того как в Чернобыле посылал солдат почти голыми руками разгребать радиоактивные завалы, его заметили.
Повысили. Как о человеке, о Ноплейко говорили, что он из тех редких начальников, которые могут подчиненному в морду дать, но перед верхними не предадут.
Хорошо мы с ней поговорили, хотя тайн служебных она мне не выкладывала. Да они мне и не нужны были. Хотя, с другой стороны, если бы я разболтал кому о нашем разговоре — неприятностей ей бы хватило. Я ей тоже кое-что о себе рассказал. О спецназе и Чечне. Но без имен. Около трех ночи мы оба раззевались, и возникла некоторая неловкость. Мне было бы проще поехать к себе, то есть к Катерине. К тому же хотя «естество» было не против, но сердце не лежало к попыткам на большее сближение. Но после вина и душевного разговора меня разморило. На то, чтобы встать, одеться и уйти, сил не было.
В книжках и в кино в таких ситуациях женщина оставляет мужика ночевать, а потом сама к нему в постель приходит. Но у меня такого еще никогда не было. Вот не идут бабы в первый раз сами ко мне в постель.
Самому по первости приходится лезть, рискуя нарваться на оплеуху.
— Вам пора? — выразила Лариса свое отношение к этим перспективам, и я охотно согласился.
Откланялся, вернув ее ствол и пообещав положить патроны в ее почтовый ящик внизу.
...Вернулся я в Катину квартиру выжатым лимоном. Кое-как разделся, из последних сил сложив брюки по стрелкам, поставив будильник на десять, и вырубился. Внутренний будильник, как ни старался, мне в себе воспитать не удалось. Но зато воспиталось другое. Если я успевал сформулировать вопрос на той секундной грани, которая отделяет явь от сонного небытия, то наутро получал от подсознания хороший совет.
На этот раз мне спросонок думалось о При. Проснулся я с бодрой радостью и решением довериться ей. Но это, увы, не подсознание брало слово.
Это кобелиное во мне проснулось, после того как отдохнул. Не было у меня еще в жизни женщины, о которой бы я мечтал с таким нетерпением. Все ж таки профи есть профи. Или учат их этому, или это талант от Природы. И вот, даже зная всю лживость При, я продолжал надеяться на чудо и на хотя бы минимальную взаимность.
