Андрей Константинов - Сочинитель

— Ты говорил, в РУОПе «реализацию» по заказчице затеяли? А что ты еще знаешь?

Андрей покачал головой с досадой:

— Да не знаю я больше ничего… Ищут ее, ищут профессионально и грамотно, я людей хорошо знаю, которые этим занимаются — у 15-го отдела тема, слышала, наверное, про Никиту Кудасова?

— Кудасов? — вздрогнула Катерина и нервно улыбнулась. — Как же не слышать… Слышала… Ладно, давай договоримся, где встретимся вечером и…

— Нет! — Обнорский встал и подошел к ней. — Нет, так не пойдет… Я не знаю, что ты задумала и куда собираешься, но одну я тебя никуда не отпущу. Потому что, если с тобой что-нибудь случится — я потом точно шизанусь… Хватит — в том году из-за меня две женщины уже погибли… Извини, но тебе придется взять меня с собой — влезать в твои личные дела я не буду, просто рядом покручусь — мало ли что… Подстрахую тебя — кое-что я ведь еще помню… И, давай не будем это даже обсуждать — я не для того тебя нашел, чтобы… В общем, я, вроде, все уже тебе объяснил… У меня тоже — нервы не железные, не могу я больше ждать и догонять!

Катя посмотрела на его упрямо сжатый рот, снова глянула на часы — нужно было торопиться, а этот журналист, похоже, уперся всерьез… И не то, чтобы она ему совсем не доверяла — нет… Просто события последнего года напрочь отучили Катерину полностью верить кому бы то ни было… Вот и Серегин этот — вроде, он все толково говорит, честно и логично… Но… А если — его самого используют «втемную»? Или — вдруг, он не договаривает чего-то? А, может быть, он просто сам ошибается кое в чем? Странный парень… Сергей о нем очень хорошо отзывался… Но почему же тогда Обнорский уцелел в истории с «Эгиной»? Виктор Палыч ведь не из тех, кто склонен оставлять в живых носителей опасной информации… А если этот журналист — на самом деле из «комитета»? Говорили ведь, будто есть в этой конторе специальное подразделение, которое охотится за вывезенными из страны в разные времена капиталами… Если это правда, тогда гэбэшникам — прямой резон попытаться к ней приклеиться… Ну, а с другой стороны — что она теряет? Если Серегин не тот, за кого себя выдает — ей все равно уже не уйти — тогда вокруг «кольцо»… Может быть, стоит рискнуть и все-таки поверить ему?

Катерину совершенно измотало нервное напряжение, которое ей пришлось переживать в одиночестве — ее ведь тоже не из стали делали а как и всех — из плоти и крови. Плоти и крови… Она была, конечно, сильной и неординарной женщиной — но все-таки женщиной, которой пусть подсознательно, но хотелось опереться на чье-то крепкое плечо, хоть на время — но встать за чью-то спину…

Затянувшийся слишком надолго стресс довел ее до такого состояния, когда собственная судьба уже волнует мало, когда хочется только одного — чтобы наступила хоть какая-то определенность — хорошая или плохая, но определенность… А возможность выяснить — правду или нет говорил Обнорский — у нее была… По крайней мере, у нее были основания так полагать… Существовали некоторые обстоятельства, о которых никто не знал, кроме нее. И вот эти самые обстоятельства подвергали сомнению слова журналиста о том, что некий старик-киллер сдал «руоповцам» некую заказчицу… Хотя… Время, конечно, меняет очень многое в людях… Но совсем без веры не может выжить ни один человек. Без веры и без надежды…

Катерина снова посмотрела на журналиста и приняла решение — времени до «момента истины» оставалось немного, что же — пусть этот Серегин будет рядом… Может быть, она сумеет рассчитаться хотя бы с ним, если он сознательно обманул ее… Катя решительно кивнула и твердо сказала:

— Хорошо. Мы пойдем вместе — только, ради Бога, не доставай меня хотя бы в ближайшие два часа никакими вопросами… А потом — потом посмотрим, как карты разлягутся… Договорились?

— Договорились! — улыбнулся Андрей. — Постараюсь оправдать высокое доверие… А куда нам ехать надо?

— На Сенную, — коротко ответила Катерина, открывая одежный шкаф и прикидывая, что бы надеть. Она выразительно глянула на Серегина и тот, поняв, кивнул головой:

— Мне в коридоре подождать, пока ты переоденешься? О'кей…

Он быстро собрал свои документы с кровати сложил их в бумажник и вышел из номера, насвистывая какой-то мотивчик. Настроение у него было бодрым — Андрей ведь не знал, что именно на Сенной площади в 16.00 должен был встречаться у магазина «Океан» с женщиной, заказавшей убийство Антибиотика, Василий Михайлович Кораблев…

…В ночь на тринадцатое ноября старик спал плохо — сначала он просто лежал на шконке, закинув руки за голову и вслушиваясь в приглушенные звуки тюрьмы. Остальные обитатели четырехместной камеры изолятора на Захарьевской уже спали, а Василию Михайловичу не давали покоя мысли о прошлом, настоящем и будущем… В основном, конечно, думалось о прошлом, потому что настоящее как-то уж очень определенно намекало на то, что будущего осталось мало… Но — пока жив человек, — жива и надежда, поэтому раз за разом выныривал Кораблев из трясины своей памяти и прикидывал, что предстоит ему сделать на «уличной» у магазина «Океан»… Мысли о возможности побега он от себя гнал — понимал, что «держать» его будут плотно и профессионально — УМОМ понимал, а все же нереальные, безнадежные, сумасшедшие какие-то фантазии теплились и избавиться от них совсем — было трудно… Василий Михайлович был реалистом — к этому приучила его и жизнь и работа — знал он, что вляпался крепко, и скорее всего — окончательно… Самое смешное заключалось в том, что меньше всего старик думал об официальном следствии, считая его, в общем-то, самой легкой из свалившихся на него проблем. Кораблев даже улыбнулся, вспомнив серьезное лицо следователя Гусакова — мальчишка напускал на себя важность, тщательно маскируя радость по поводу доставшегося «перспективного» (как он считал) дела. А, ведь если трезво на расклад взглянуть — перспективы-то у следствия довольно тухлые… Что ему реально «вломить» могут? Двести восемнадцатую? Это — да… Боевые патроны… Да ну и что, что боевые патроны — ну, в крайнем случае, на условное потянет — карабин-то законно оформлен, чин-чинарем, в охотничьем билете все членские взносы уплачены… А насчет покушения — извините, но это все фантазии следователя, запугавшего инвалида… За Антибиотиком ездил? Ездил, а как же… Но кто сказал, что с целью — «грохнуть» его? А может быть, наоборот, с целью охраны? Чем не версия? Поди — попробуй опровергнуть! Да, случайно узнал, что на видного предпринимателя Говорова готовится покушение — хотел защитить его, в расчете на последующее материальное вознаграждение… Как узнал о грозящей Виктору Палычу угрозе? Да человек один сказал — тут целый роман с продолжением сочинить можно… Почему на «уличную» согласился, почему про «заказчицу» говорил? Да потому, что рассчитывал на встречу не с заказчицей, а с человеком, от которого про покушение узнал — хотел передать его правоохранительным органам, чтобы тот как раз его, Кораблева, чистые помыслы подтвердил — а правду с самого начала не сказал от растерянности, от того, что думал — не поверят ему… Так что со следствием-то покрутить-потанцевать можно будет — но это только в том случае если «уличная» на Сенной пройдет удачно… Удачно не для следствия и даже не для него, Кораблева — для Катерины, жены Вадима Гончарова… вернее — не жены, а вдовы… Только бы она не подошла близко, только бы увидела «маяк», только бы не выдала себя ничем…

Конечно, Василий Михайлович прекрасно знал, кто заказал ему Антибиотика — как он мог не узнать Катерину, несмотря даже на весь ее маскарад? Это она в день своего октябрьского визита в Кавголово увидела старика впервые… А Кораблев-то видел ее много раз, и не только видел — он очень много знал о Кате… Знал даже то, о чем и покойный Гончаров не ведал… Ведь Вадим Петрович — царствие ему небесное — когда в командировки за границу уезжал, всегда просил Кораблева «опекать» супругу (мало ли что) — вот Василий Михайлович и охранял ее — негласно, естественно… Екатерина, конечно, ни о каком контроле не догадывалась… А от Кораблева не укрылась ее встреча с Олегом Званцевым в ноябре 1984 года, когда Вадим был в ФРГ, в составе официальной делегации… Вмешиваться в ситуацию между бывшими однокурсниками Василий Михайлович тогда не стал — ему же не следить за Катей поручено было, а только охранять… А физическая опасность Гончаровой от Олега не грозила… Да, когда Олег заночевал у Екатерины — Кораблев пребывал в некоторой растерянности, колебался даже — не рассказать ли все Вадиму по возвращении его из Германии… Но колебался Василий Михайлович недолго и решил в конце концов ничего Гончарову не говорить — и не из жалости к Кате, а из-за любви к Вадиму, который был для него самым дорогим человеком на всем белом свете… Знал Кораблев, как любил Гончаров свою молодую жену, боялся, что рассказ о ее измене надломит Вадима… Тем более, Екатерина, кажется, и сама все поняла — весь ее грех в одну только ночь и уложился, а наутро она солдатика из квартиры выставила… Ну, бывает — бляданула баба разок, ну не удержалась, ну — накатило на нее — зачем же из-за одной слабости ей сразу жизнь ломать? Да и не ей одной — и Вадиму, который неизвестно как бы всю эту тему пережил, и Олегу — «афганцу» этому, который вполне мог вызвать безудержный гнев Гончарова… А еще — еще Кораблев вспомнил Прагу, где сам когда-то затащил в постель чужую жену… Его тогда, правда, никто не пожалел…