Александр Бушков - Пиранья. Бродячее сокровище
– Черт его знает, – проворчал Хольц чуточку сконфуженно. – Ради предосторожности, привычка...
– Ну да, – сказал Мазур, одеваясь. – Вы же у нас – гонимый ветром осенний лист, и душа у вас нежная...
– Ничего подобного. Хотите выпить?
– Это одно из предложений, от которых австралийцы, тем более моряки, никогда не отказываются, – сказал Мазур. – Сделайте одолжение.
Хольц принес из кухоньки бутылку виски и три относительно чистых стакана. Кристина отказалась красноречивым жестом, а вот Мазур с удовольствием плеснул себе на два пальца, пожал плечами:
– Я-то рассчитывал, что вы притащите пиво. Классический бир. Вы ж немец...
– Не нужно думать штампами, – проворчал Хольц. – Я сорок лет прожил в Латинской Америке, пиво тут не особенно любят...
– Понятно. Ну что, устроим игру в вопросы и ответы?
Хольц мгновенно насторожился, полное впечатление, что ощетинился бы, подобно дикобразу, будь у него иголки:
– Местоя вам, разумеется, не выдам... Простите за невольный каламбур, место вы узнаете на месте...
– Помилуй бог, я и не стремлюсь... – сказал Мазур.
– Тогда?
– Видите ли, Хольц, – задушевно сказал Мазур. – Вы – человек тертый, согласен. Сорок лет здесь – это круто... но и я не вчера родился. Согласитесь, что я ощущаю некоторую ответственность за Кристину. Мне не хотелось бы, чтобы она стала жертвой... скажем мягко, какой-нибудь сомнительной карты с крестиком на месте клада... или столь же сомнительного «знатока». Я повидал в жизни и такие карты и таких «знатоков». Сам, будучи помоложе, пару раз ловился на эту удочку, есть некоторый опыт.
– Иными словами, вы подозреваете меня...
– Да полноте! – сказал Мазур с обаятельнейшей улыбкой. – Вовсе я вас не подозреваю. Просто хотел бы прояснить для себя кое-что. Сам выслушать вашу историю. Для вящей гарантии. Это уместное требование для участника дела и компаньона на проценте, а?
– Ну, вообще-то...
– Вот видите. Знаете, какая деталь пока что свидетельствует в вашу пользу? Судя по рассказам Кристины, вы до сих пор не брали у нее по-настоящему серьезныхденег. И все же... Мало ли что случается... Значит, это была подлодка?
– Не просто подлодка. Субмарина для особых поручений.
«Ну да, – подумал Мазур. – Один из томиков «Библиотеки приключений», любимое чтение в детстве. Субмарина-призрак, «Летучий Голландец» с его демоническим капитаном... Ну, во-первых, Хольц этого романа явно не читал, а во-вторых, такие лодки не писатель Платов придумал, они и в самом деле существовали, уж я-то знаю...»
– Вы знаете... – сказал Хольц с неким подобием мечтательной улыбки. – А ведь мне вовсе не неприятно вспоминать эту историю... Старею, наверное. Начинаю сентиментально относиться к воспоминаниям юности. Впрочем, мы немцы, вообще сентиментальная нация... Хотя последние сорок лет жизнь из меня старательно выбивала всякую сентиментальность... Короче говоря, это случилось в конце апреля, сорок пятого, естественно. Паскудное было время. Все уже понимали, что это конец, что наш бесноватый ефрейтор...
– Вы, я смотрю, за эти сорок лет стали антифашистом? – усмехнулся Мазур.
– Глупости, – отрезал Хольц. – Насколько я знаю, среди нынешнихнемцев распространены две крайности. Одни жаждут некоего реванша, другие корчат из себя тех самых заядлых антинацистов. Могу вас заверить, что я ненавижу обе эти крайности. У меня гораздо более прагматичная жизненная позиция: что прошло, то быльем поросло. Что было, то было. Мне наплевать и на реванш, и на потуги антинацистов. Я от всего этого далек и в прямом, и в переносном смысле. Но что поделать, если фюрер и в самом деле кончил, как бесноватый придурок... Ведь он проиграл, а? Победители не бывают ни бесноватыми, ни придурками. А проигравший – всегда дерьмо... Такой у меня подход. Что вы ухмыляетесь?
– Откровенно говоря, он совпадает с моим.
– Вот и отлично, – сказал Хольц. – Проще будет понять друг друга. Короче, лодка отправилась в Южную Америку, чтобы передать кое-что нашим здешним друзьям. У нас хватало тут друзей – и далеко не все они были платными агентами. Этнические немцы, обосновавшиеся в Южной Америке, люди схожих политических убеждений... В свое время это была организованная сила. В сейфе у командира лежали два мешочка. Совсем небольшие, вот такие, – он показал ладонями нечто, схожее объемом со средним яблоком. – Там было двадцать восемь бриллиантов. По нынешним ценам – на два миллиона долларов. Понимаете, так надежнее всего. Иностранной валюты в рейхе было мало, а это, повторяю, были наши друзья, с которыми не стоило, как это вдругихслучаях практиковалось, рассчитываться фальшивыми долларами и фунтами стерлингов. Наконец, бриллиант – это вещичка, которую легко продать без малейших вопросов... Двадцать восемь бриллиантов, крупные, чистейшей воды, каждый обернут в вощеную бумажку и уложен в крохотную коробочку, оклеенную какой-то мягкой тканью...
– Вам в сорок пятом было... года двадцать три?
– Двадцать пять.
– И кем же вы служили на той лодке?
– Младшим офицером.
– Вот об этом я и говорил... – сказал Мазур. – Вот тут-то и не складывается... Я ведь упоминал, что служил в армии? А тот, кто отслужил свое, прекрасно разбирается в некоторых вещах... Значит, командир вез в сейфе бриллианты... Охотно верю, это похоже на правду. А знаете, что на правду решительно не похоже? То, что об этом знали вы. Один из младших офицеров. Извините, я о вас кое-что читал, о вашем вермахте, о вашем флоте. Честное слово, у вас просто отлично поставлена была секретность и субординация, хоть шляпу перед вами снимай, но нет у меня сейчас на голове шляпы... Вы что же, хотите сказать, что ваш командир, получив такое задание, собрал всех офицеров и торжественно объявил: «Парни, нам выпала огромная честь! Мы везем нашим друзьям в Южную Америку двадцать восемь бриллиантов!» И рассказал вдобавок, как они упакованы. Простите, что-то не верится...
– Попахивает логикой разведчика...
– Да бросьте вы, Хольц! – поморщился Мазур. – Попахивает логикой человека, который кое-что повидал в жизни и готов поверить в историю с кладом, но сумеет отличить вранье от правды... Стоп, стоп! – он успокаивающе поднял ладонь, видя, как загорелись злым огоньком арийские глазыньки. – Я не говорю, что вы врете. Но чутье мне подсказывает, что это не всяправда...
Довольно долго стояло молчание. Хольц буравил его взглядом. Потом усмехнулся:
– А вы умный мальчик, Джонни. Между прочим, отец сеньориты Кристины этого подводного камня так и не заметил. Тысячу извинений сеньорита, я не врал... но это и в самом деле не вся правда. Ладно, черт с вами, Джонни, то самое чутье мне подсказывает, что с вами и в самом деле следует вести дела чуточку откровеннее... Ну конечно, не те были порядки в военном флоте. Я просто-напросто знал все о содержимом сейфа независимоот командира. – Он смотрел исподлобья, напряженно. – Я был не только лейтенантом военно-морских сил, но и сотрудником гестапо. Или у вас голова все же набита глупыми предрассудками, касаемо иных учреждений рейха?
– У меня в голове один глупый предрассудок, – сказал Мазур. – Чертовски хочется положить в карман двести тысяч долларов.
– Ну, этот предрассудок вовсе не глупый и даже не предрассудок.
– Значит, гестапо... Вот этогораздо больше похоже на правду. Были приставленык командиру, а? Ничего удивительного – на такой лодке...
– Ничего удивительного, – спокойно повторил за ним Хольц. – Самая обычная практика, свойственная не одной Германии, не одному нашему времени. Любая спецслужба всегда присматривает за военными – они иногда склонны к самостоятельным решениям и, мало того, поступкам. Слышали что-нибудь о покушении на фюрера в сорок четвертом? Ну вот, видите... За военными нужен глаз да глаз. Между прочим, не считайте меня обычным, примитивным вербованнымстукачом. Я был не стукачом, а офицером СС, штатным сотрудником гестапо – коли вас не коробит слово «гестапо», вряд ли вы станете морщиться при слове «СС»...
– Да мне, откровенно говоря, наплевать, – сказал Мазур. – Я вам уже изложил свою нехитрую жизненную философию.
– Вот и прекрасно, – сказал Хольц с некоторым облегчением. – А то кто вас знает, англосаксов, вам столько лет промывали мозги... Не следует при слове «офицер СС» тут же представлять себе тупого садиста из охраны концлагеря с плетью в одной руке и скальпами в другой. Были такие, согласен. Но лично я в жизни никого не ударил плетью, вообще не бывал в концлагерях. Мы, в гестапо, все поголовно числились офицерами СС. Специфика, знаете ли. Кстати, если вам интересно – по эсэсовскому званию я был даже на чин выше, нежели в кригсмарине...
– Ответственный пост, а?
– Именно, – без тени иронии кивнул Хольц. – Лодка выполняла очень уж важные и секретные задания. В таких случаях к командиру... вообще любому подлежащему надзору объекту приставляли не заурядного стукача, а настоящего офицера СС, полноправного сотрудника известных ведомств... Гестапо, несмотря на все, что вокруг него наплели, было в первую очередь контрразведывательной службой... В общем, я знал о том, что окажется в сейфе, даже раньше командира. Он еще понятия не имел, а я уже знал. В один прекрасный день меня вызвал штандартенфюрер... но вам, наверное, эти детали совсем неинтересны?
