Тебе, Победа! - Мошков Кирилл
Реми и Ирам углубились в сравнительный видовой анализ. Клю тем временем говорила Йону:
— Все-таки почему Легин сам не выходит на связь? У нас же его браслет.
— Во-первых, — отвечал Йон, — браслет без усилителя через «нулевку» не работает. А усилителя у меня нет. Космонавты всегда носят офицерский кей, но я-то не космонавт и не офицер. А во-вторых, один Бог знает, где сейчас Легин и что с ним. Он, правда, сказал, что они с Ёсио живы и уже на свободе, и, мол, идут по нашему следу. Но…
Эвис впереди поднял руку в кожаной рукавице, и Йон замолчал. Из-за поворота дороги, метрах в пятидесяти впереди, показался новый патруль.
Едва взглянув на подорожную, стрелки замахали руками.
— Не рискуйте. Мы видели двух разведчиков всего в полумиле отсюда.
Эвис и Йон переглянулись.
— Зеленых?
— Нет… Местных. Только незнакомые какие-то. Похожи на лесовиков из-за Горелых Холмов.
— Ну, двое… — сказал Эвис. — Нас все-таки семь бойцов.
— Дело ваше, храбрый воин, — сказал старшина патруля. — Всемером, конечно… А то подождали бы обоза.
— Обоза может до завтра не быть, — сказал Эвис. — А тут стоять — все равно, что вперед ехать. Ехать-то лучше днем, а так нам что ж, прямо тут ночевать?
— Ну, ночевать все одно в лесу будете, так, кстати, с дороги-то сворачивайте… — сказал один из караульных.
— А ты учи меня, — беззлобно усмехнулся Эвис, и путники двинулись дальше.
Около часа прошло в молчании. Лес как-то притих, даже кральи куда-то пропали.
Вдруг Эвис остановился, вглядываясь в чащобу, подступившую к самой дороге.
— Дага, — позвал он наконец.
Дага подъехал к нему.
— Скачи назад. Найди патруль и дуй прямиком к дуфу Эданио. Скажи, пусть сюда отряд пришлет. Нет, пусть лучше нашему князю эстафету пошлет, пусть вместе вдарят.
— Разведчики? — только и спросил Дага.
Эвис кивнул.
— Место запомнил? Ну, давай. Будем день ждать тебя в Бано и день в Ветаула, если не поспеешь. Один не езжай, с обозом давай.
Дага коротко отсалютовал и повернул бадана. Проезжая мимо брата, он махнул ему рукой и скоро исчез за поворотом дороги.
Путники же по сигналу Эвиса с удвоенной осторожностью двинулись вперед.
Прошло около получаса. Дорога постепенно сворачивала к востоку, огибая непроходимые заросли по левую ее сторону. Путники поневоле сбились в кучу, даже Тамор подъехал поближе.
Вдруг Реми сказал:
— Мы обнаружены. Справа кто-то есть.
— Я не слышу, — растерялся Эвис.
— Я слышу, — тихо сказала Клю. — Пять или шесть их там.
Эвис быстро поднял руку, и все остановились, затихнув.
— Да, — сказал всадник наконец. — Есть кто-то. Ходу. Они пешие, обгоним.
Баданы недовольно крякнули, и отряд устремился вперед. Расслышать в топоте скачки и звоне снаряжения, поспевает ли пешая погоня справа, было невозможно. Но вот через несколько минут кусты стали отступать от дороги, кроны деревьев вверху разошлись, и отряд вылетел на довольно обширную поляну. Эвис вновь поднял руку, чтобы остановить отряд, и отряд затормозил в фырканьи и блеянии баданов.
И тогда со всех сторон поляны из-за кустов к ним молча бросились десятки людей с копьями, арбалетами и в серых плащах.
Путники вскинули было свое оружие — и опустили. Не меньше тридцати арбалетов было нацелено на них отовсюду. Йон подумал, что и его пистолет здесь не помог бы.
Йон обвел глазами нападавших. Заросшие, грязные, люди в серых плащах были тем не менее прекрасно вооружены и одеты вовсе не в лохмотья.
— Спокойно, — бормотал Эвис. — Спокойно.
Из-за спин пеших стрелков и копьеносцев появились два всадника. Йон впился в них глазами.
Первым на жилистом сером бадане ехал… Ну точно покойный сержант Резабай, что разбил Йону лицо на другом краю мира три недели назад. Небритый, носатый, чернявый. Он был в относительно свежем зеленом комбинезоне, на голове — подшлемник с рацией.
Второй, тоже на сером бадане, был ниже первого роста и как-то похлипче, хотя тоже чернявый и небритый; его комбинезон был заношен до синих пятен на коленях, а на плечах висел местный плащ. Грязные, стоящие торчком волосы были не покрыты, невзирая на холод.
— Не рыпаться никому, — громко сказал первый всадник. — Эй, вы! На землю с баданов, быстро!
С этими словами он извлек здоровенный никелированный пистолет и сделал стволом общепонятный жест.
Спорить и противиться было по крайней мере глупо. Один за другим путешественники стали нехотя слезать с баданов. Флегматичные животные, ни на что не обращая внимания, уже пощипывали жухлую траву.
Двое зеленых и человек сорок местных, думал Йон. Нет, не успеть.
— База, — позвал кого-то в микрофон старший из зеленых. — Эй, база, отвечай!
Никто никогда не узнает, что именно пришло в эту секунду в голову Тамора, сына Анариса. Всадник за все время их путешествия ни с кем, кроме брата, особенно не беседовал, а с братом он в основном упрямо спорил о достоинствах и недостатках разных баданов, виденных ими за годы совместной службы. Ни с кем из подопечных путешественников он не сблизился. Ни о чем не спрашивал и глядел на них, в общем-то, равнодушно.
Но сейчас, слезая с бадана, он внезапно размахнулся и метнул свое копье в старшего из зеленых.
Тот, видимо, обладал неплохой реакцией: он успел поднять пистолет и выстрелил Тамору в грудь.
Копье с отвратительным хрустом вошло зеленому в шею под ухом; широкий стальной наконечник сломал микрофон и наушник его рации, разорвал яремную вену, горло и перебил позвоночник. Глаза зеленого закатились, он издал неясный хрип и повалился на круп своего бадана.
Что же до Тамора, то он не успел ни вскрикнуть, ни застонать: девятимиллиметровая пуля пробила его сердце, и воин, звеня амуницией, рухнул в траву навзничь, разбросав руки.
Наступила пауза; в лесу стихало эхо выстрела, над деревьями с граем взлетели кральи, взбудораженные хлопком. Все местные как бы присели, оскалились, приподняли арбалеты, но никто не выстрелил; многие в ужасе переглядывались.
Тело зеленого продолжало заваливаться назад по крупу бадана, который от выстрела над ухом только слегка попятился; наконец, ноги выскользнули из просторных местных стремян, торчавшее кверху копье перевесило, и труп кулем рухнул на землю, заливая траву потоком отвратительно малиновой крови.
Второй зеленый оглядел путешественников мутными глазами, тронул бадана, объехал полукругом труп и внезапно плюнул на него.
— Собакой ты был, Малик, и сыном собаки! Как собака и помер, — сорванным, сиплым голосом возгласил он. — Докомандовался, свиной помет! Я говорил тебе! Говорил!
Он отвернулся от трупа, грозно обвел взглядом своих вояк.
— Рация вот сломалась, это плохо. Великий приказал сразу сообщить, как задержим. Но сломалась так сломалась. В конце концов, идти тут недалеко.
Он глянул на путешественников.
— Быстро сложили оружие на плащ вот этого, — он показал грязным пальцем на тело Тамора. — Эй ты, косой! — крикнул он одному из своих. — Увяжи все и повесь на их бадана.
Пока путешественники, переглядываясь, разоружались, он молчал. Один из местных собрал их мечи и арбалеты, снял ремень и плащ с тела Тамора и тщательно упаковал оружие, а затем с кряхтением принялся приторачивать груз к седлу бадана, на котором ехал Тамор.
— То-то, — заключил зеленый и возвысил голос. — Свинья Малик, который помыкал вами, о воины… Вы видели ведь, что я заступался за вас?
— Видели, — нестройным угрюмым хором подтвердила пехота.
— Вы знаете теперь, что я — ваш командир, а не Малик?
— Малик умер, — подтвердили лесовики.
— Так вот! Свинья Малик был свиньей, но он передавал приказ Великого! А Великий что приказал? По дороге не север едут четверо путников с проводниками. Взять, не допрашивать, ничего не трогать и не брать, оружие упаковать, все доставить Великому, запереть в малом корабле, он допросит лично. Так?
— Так, — отозвались лесовики.
— Так вот, хоть Малик и был свиньей, я подтверждаю приказ, потому что это — приказ Великого! Он справедлив и вознаградит преданных, а кто будет возражать, того повесят на собственных кишках, как сегодня этого вашего… Марбуду. Видели в лагере, как он висел?
