Андрей Троицкий - Адская машина
— Этот Заславский с виду такой приличный мужчина, — слово «мужчина» Альтова произнесла с придыханием. — Обходительный, вежливый, он совсем не похож на преступника. Возможно, он и сам не знал, что в коробках...
— Возможно, — усмехнулся Чекалин. — Кстати, когда принимаете груз, нужно проявлять бдительность. Мало ли что вам сдадут на ответственное хранение.
— Мы просто храним товар, получая с этого кое-какую прибыль, — удивилась Нина Ричардовна. — Какая тут может быть бдительность?
— Ну, например, не вредно посмотреть на маркировку коробок. Там большими буквами написано, что груз отправлен из Бердянска. Рыболовецкой артелью имени Гагарина. Ну, о том, что такой артели в природе не существует, вы, пожалуй, могли не знать. Но в коробках-то морской окунь. А сия рыба в Азовском море не водится. Это же и козе ясно.
— Тогда садитесь на мое место и работайте, — возмутилась женщина. — Раз вы такой эрудит!
Альтова уже оправилась от испуга, а потому говорила, как всегда, бойко и столичных следователей не стеснялась.
Во второй половине дня Чекалин собрал все протоколы, составленные его подчиненными. Никто из работников склада конечно же не запомнил номера автомобиля, на котором Стерн вывез отсюда четыре тонны груза. По показаниям грузчиков, это был «МАЗ» с кабиной защитного цвета и синим тентом. Регистрационный журнал, где охранники должны записывать номера и марки автомобилей, покидающих базу, вели от случая к случаю, хотя ежедневно сюда заезжают, как минимум, два-три десятка автомашин.
Оперативники работали на складе до вечера, в восемь часов бригада перебралась в местное управление ФСБ.
В половине девятого в управление вернулись два офицера, которых Чекалин еще днем отрядил проверить все сделки с автотранспортом, совершенные в Чебоксарах за последние десять дней. Продавца того самого купленного Стерном «МАЗа» удалось найти не через ГИБДД, где сделку не регистрировали, а по газетному объявлению недельной давности. Им оказался высокий, худой, как жердь, мужик по фамилии Лунев, не выпускавший изо рта зловонную папиросу.
Некурящему Чекалину, проводившему допрос этого ценного свидетеля, пришлось смириться с этой его вредной привычкой и глотать едкий табачный дым. Через час после начала допроса в кабинете можно было топор вешать.
— Эта машина меня три года кормила, — заявил Лунев. — Продал, потому что жизнь за горло взяла. У жены обнаружили затемнение в легких. Надо в Москву везти на обследование. А туда без мешка денег не суйся.
— Может, жена и не заболела бы, если бы вы не курили одну за другой, — язвительно заметил Чекалин, но Лунев сделал вид, что не расслышал замечания.
Он откашлялся в кулак и снова потянулся к коробке с папиросами.
— Значит, вы точно запомнили, что покупатель машины Заславский собирался именно в Алапаевск?
— На память не жалуюсь, — ответил Лунев. — Разговор так вышел, между делом. Слово за слово. Я ведь тут в городе все халтуры знаю. Ну, и спросил, как, мол, собираетесь машину использовать. А он ответил, что подвернулась выгодная работа. Я спросил, где именно подвернулась. А он говорит, в Алапаевске. Далековато. Знать, деньги хорошие. Он спешил очень. Поэтому не успели оформить все бумаги как положено.
— Ясно, спешил, — вздохнул Чекалин.
— А что этот Заславский, убийца? Или... Господи, сказать страшно. Если им ФСБ интересуется, надо думать, он не вор с колхозного рынка.
— Он расхититель госсобственности. Аферист.
— Ну-ну, аферист! — Лунев покачал головой и лукаво усмехнулся.
Чекалин дал Луневу подписать протокол и отпустил его, предупредив, чтобы не болтал лишнего кому попало и не выезжал из города, поскольку его могут снова вызвать в УФСБ.
Чекалин снял трубку телефона спецсвязи, связался с Москвой, с генералом Шевцовым, и подробно доложил ему о результатах работы.
— Молодец, — похвалил Швецов. — Очень важно, что удалось узнать, куда именно Стерн навострил лыжи. Теперь мы в курсе того, что у него на уме. И какие он строит планы.
— Какие? — не понял Чекалин.
— Видимо, Алапаевск будет использован как плацдарм для удара по Белозерской атомной электростанции, — ответил Шевцов. — Таким образом, выводы наших аналитиков полностью подтверждаются. Мы были готовы к такому повороту событий. Больше скажу, мы его ждали.
— Как дальше работать моей группе? Стерн наверняка появится в городе. Или он уже здесь. Я держу людей в засаде на участке старухи, что сдавала Стерну дом. И, разумеется, на складах «Амфоры».
— Сколько народу на складе?
— Трое моих офицеров. И еще семь человек из местного управления.
— Мало. Добавь людей. Продолжайте работать, как работали. И помни, что преступники крайне опасны и вооружены. Но Стерна надо брать живым. А этого молодого уголовника Ватутина... Ну, с ним можно не церемониться. Только учтите: этот малый хорошо стреляет.
Чекалин положил трубку, подошел к окну и пошире распахнул форточку. Тошнотворный табачный дух, оставшийся после Лунева, не хотел выветриваться. Чекалин поболтал ложечкой в стакане с остывшим чаем, думая о том, что теперь многое зависит от мелочей. Например, от того, удастся ли сохранить в тайне сегодняшние события на складе. Если удастся, то Стерн наверняка послезавтра приедет в «Амфору» за остатками груза. Как-никак две тонны. Возможно, в дом старухи Клюевой, где стоит «Газель», Стерн больше не сунется, но на склад приедет как пить дать! По указанию Чекалина все свидетели были предупреждены об ответственности. Разумеется, надежды на то, что сотрудники «Амфоры» будут держать рот на замке, мало. Тут обольщаться нечего. Но, пока слух об опасной находке расползется по городу, пройдет время. Два дня, три дня, неделя... К тому времени Стерна, глядишь, уже упакуют.
Глава двенадцатая
Варшава, район Урсунов. 16 августа
Цыбульский провел бессонную ночь. Утром долго сидел дома перед окном, смотрел на пустой двор. Решал и не мог решить, как поступить. Ситуация, в которой он очутился, весьма щекотливая и, говоря прямо, опасная.
Фотограф из журнала «Штерн» оказался не тем человеком, за которого себя выдавал. Наверняка этот немец имел при себе диктофон и крошечную видеокамеру, объектив был спрятан в пряжке ремня или в том значке, что немец носил на лацкане пиджака. Цыбульский же повел себя крайне неосмотрительно, просто глупо. Вот она, жадность-то, до чего доводит!
Те разговоры, что вел управляющий с фотографом, разумеется, документально зафиксированы. Правда, Цыбульский не раскрыл никаких тайн и вообще не перешел грань... Тем не менее он позволил незнакомцу сделать фотографии в помещении фонда и, хоть и не напрямую, в срытой форме, но тянул с немца деньги. И самое ужасное состоит в том, что он взял эту проклятую тысячу долларов. Проглотил наживку.
Теперь этот Гюнтер из «Штерна», если захочет, может устроить Цыбульскому такие неприятности... Впрочем, «неприятности» слишком слабое, слово. Очевидно, немец весьма информированный человек. Он наверняка знает или подозревает, какие дела творятся под крышей «Приюта милосердия», ведь не случайно же немец сунулся именно сюда. Управляющий прекрасно понимал: если весть об этой тысяче долларов дойдет до Зураба, а такую пакость фотограф может устроить, то голова Цыбульского покатится с плеч. Эти кавказцы — настоящие головорезы и не прощают измен. Как пить дать — отрубят голову и подбросят в какое-нибудь людное место, как у них водится...
С тяжелым сердцем управляющий фондом покинул свою квартиру, сел за руль «тойоты» и поехал на службу. Здесь он заперся в кабинете, отказавшись от кофе и попросив помощницу его не беспокоить.
Цыбульский скинул пиджак и плюхнулся в кресло. Он был недоволен своим теперешним статусом и теми деньгами, что получал от Зураба Лагадзе. Как человеку, посвященному во многие тайны, ему могли бы платить денег втрое, вдесятеро больше. Но Лагадзе зажимал деньги, отговариваясь тем, что сейчас спонсоры из Туниса, Алжира и Саудовской Аравии, якобы несколько разочаровались в освободительном движении на Кавказе. Валюту дают со скрипом и только под конкретные дела. Но Цыбульскому от этого не легче. Спонсорские взносы — не его проблема. И вообще, пошло оно к черту, их освободительное движение! И сами эти отморозки, которые отрезают головы живым людям, захватывают школы и больницы, взрывают жилые дома якобы во славу Аллаха. На те унизительные гроши, которые в последнее время получает Цыбульский, невозможно вести достойную жизнь. «Если наша акция пройдет гладко, ты получишь большую премию, — сказал Зураб во время их последней встречи. — Очень хорошие деньги». Цыбульский обещанию не поверил. Он уже наслушался вранья.
От тревожных мыслей управляющего оторвал телефонный звонок. Его прежняя любовница, Барбара Ломиницкая, год назад выскочившая замуж за пожилого торговца мануфактурой, очень ревнивого субъекта, неожиданно предложила встретиться вечерком у нее. Муж уехал по делам в Лодзь. Предложение, которое взволновало бы Цыбульского в любой другой день, сейчас не нашло в душе и слабого отклика.
