Евгений Сухов - Один против всех

— О чем ты, Назар?

По лицу Назара невозможно было понять, какая шальная мыслишка посетила его голову, он всегда оставался невозмутим, как идол с острова Пасхи.

— Разве ты не догадываешься? Я всегда считал тебя очень неглупым мужиком, — правый уголок его рта пренебрежительно дрогнул.

— С каких это пор ты меня в мужики записал? Ты же знаешь, что я блатной, — в голосе Куликова прозвучала нешуточная обида. — За такое можно по всей строгости спросить.

Непроницаемое лицо Назара разлепилось в едкую усмешку, полнейшее ощущение того, что вытянутые скулы идола покрылись мелкими трещинками.

— А ты забыл, что тебя Вася Колымский разжаловал?

— А-а, вот ты о чем, — с трудом собрал крохи спокойствия Куликов, лицо его при этом выглядело серым, как у утопленника. Как тут не пожалеть, что не имеешь возможности носить в каждом кармане по здоровенному «кольту». — Это он считает, что меня разжаловал, я же другого мнения. На это нужно разрешение схода. Ты меня можешь убить, но называть «мужиком» не смеешь.

— Под пушкой стоишь и еще права качаешь. Не боязно? — Назар упивался своей властью.

Теперь он напоминал мальчугана, у которого на ладони ползает маленькая безобидная козявка. Он пьянел от собственного всесилия: в его власти было сдунуть в спасительную густую траву или раздавить между пальцами.

Куликов слегка приуныл.

— Чего хотел?

— Как ты думаешь, что заставило меня покинуть милый моему сердцу острог и поспешить на встречу с тобой?

Вот так закавыка! Видно, судьбинушка крепко изогнула его хребет, а затем вывернулась непонятным коленкором, если заслуженного вора потянуло «послушать кукушку».

— И в чем же нужда?

— А в том, дорогой мой, что ты мне крепко задолжал. А должников я помню всегда. Если ты забыл, я могу напомнить. Пока я парился, ты отобрал у моих людей четыре магазина… Раз! — загнул Назар мизинец на правой ладони. — Конечно, не бог весть какие деньги, но в нашем деле и копейка пригодится. Затем ты потеснил моих людей с Павелецкого и Белорусского вокзалов, а это уже, хочу тебе заметить, весьма ощутимые потери. С каждой точки, с каждого лотка нам капала копеечка, в результате получался довольно солидный ручеек. Ты согласен со мной? Ну вот видишь, не возражаешь. Это уже два! — загнул Колотый второй палец, чувствовалось, что арифметика доставляет ему немалое удовольствие. — Потом ты положил свою лапу на гостиничный комплекс. Признаюсь, мне очень не понравилась твоя инициатива, здесь я потерял контроль над девочками, отошли несколько пунктов обмена валют. Но самое обидное заключается в другом: я лишился своего любимого ресторана, в котором встречался с друзьями. Ты на меня не обижайся, Стась, но в этом случае я загибаю не один, а сразу два пальца, — и средний с указательным пальцы тоже оказались прижатыми. — За одно это можно прибить гвоздями твою мошонку к стулу, но это еще не все твои грехи. Ты лишил меня базара, а кроме обычной наркоты, с которой к нам в общак шел немалый процент, я имел свою долю от каждого продавца, согласись, что получается достаточно большая цифра. — Назар поморщился, словно от боли, будто не загибал, а ломал собственный палец. — Ты очень серьезно повредил моей репутации, что само по себе не поддается оценке. И мы потеряли постоянных клиентов. Солидных клиентов! Сюда нужно еще добавить плату за моральный ущерб. Так что получается весьма внушительная сумма.

Лицо Куликова напряглось в язвительной улыбке:

— Знаешь, я в математике не особенно силен, ты бы сказал сразу, сколько выходит.

Губы Назара Колотого брезгливо разошлись, показав подпорченные чифирем зубы:

— Пять «лимонов» баксов! Кажется, ты именно столько снял с банка. — Потом поскреб в задумчивости указательным пальцем широкий лоб и добавил: — Там еще набегают кое-какие денежки, но ради нашей давней дружбы, так и быть, я готов тебе их простить. Я даже прощаю тебе то, что ты работал на моей территории и не спросил моего благословения перед тем, как потрясти банк. А ведь я сам имел на него некоторые виды. Вот опять-таки людей моих пропитания лишил, — скорбно пожаловался Назар, — а ведь им кормиться нужно, у некоторых семьи имеются, детишки малые.

— Заботливый ты, Назар, как я посмотрю, — серьезно заметил Куликов, — о всех обездоленных думаешь. Банк я брал не один, сам в доле! Что я, по-твоему, должен объяснить подельникам?

Назар Колотый нахмурился. Он убрал с табурета затекшие ноги и распрямился. Ему ли, тертому чуть не во всех зонах Сибири, не знать, что Куликов надсмехался над ним, как это может делать только настоящий анархист, не считающийся с устоявшими порядками. Дай им волю, так они своей дурной кровью отравят все сибирские зоны. Такую бациллу следует держать поближе к выходу, желательно у самой параши, чтобы она не смогла ядовитым зловонием распространиться на окружающее пространство.

— Меня это не интересует. Ты обязан отдать долг. Мы так решили. Объяснишь им сам. И вот что я тебе скажу, мы тебе уже сделали предупреждение. Твой дружок в сизо отправился на небо, так что прими к сведению. Даю тебе три дня, если не принесешь деньги в срок, можешь заказывать для себя деревянный бушлат.

Назар Колотый молодцевато поднялся. Он вообще выглядел лет на двадцать моложе своего возраста. Сухощавая, гибкая не по годам фигура могла вызвать зависть у любого из его сверстников. Не зная, что большую часть жизни он провел на открытом воздухе по соседству с лесоповалом, можно было бы предположить, будто он не вылезает из гимнастических залов и несколько часов кряду изматывает себе комплексом растяжек. Его моложавость удивляла. Суровый воркутинский край повлиял на него исключительно благоприятно, иссушил и освежил кожу куда эффективнее, чем какие-нибудь омолаживающие кремы сверхмодных салонов. Колотый словно законсервировался, старели только его руки, покрываясь некрасивыми морщинами.

Неслышно, несмотря на свои огромные габариты, вспорхнул со стула и малоулыбчивый детина и тяжеловато, недобрым взглядом посматривая на застывшего Куликова, направился в черневший проем двери. В кожаной черной коротенькой куртке, туго обтягивающей атлетические плечи, он напоминал неповоротливого грозного жука с крепеньким хитиновым панцирем. В левой руке обыкновенный «макаров», точно нацеленный в лоб.

У самой двери Назар Колотый обернулся, виновато хлопнул себя пальцами по лбу и бодро произнес:

— Да, совсем запамятовал, знаешь ли, в «чалках» вертухаи мне все мозги выбили. Я знаю, тебе девочка одна приглянулась, Ольга Крачковская. С телом бабеночка. Так вот, если ты надумаешь ноги делать, так мои мальчики ее перышком ниже пупа пощекочут. Так-то, — уверенно шагнул в пустоту Назар.

Следом, словно привязанный, затопал сопровождающий, зыркнув напоследок на растерянного Куликова желтоватыми белками, и скрылся в полумраке.

Минуты две Стась продолжал стоять в центре сруба, словно пришпиленный, а когда за воротами негромко хлопнула дверца затворяемого автомобиля, он облегченно вздохнул, понимая, что находился на волосок от гибели.

Банк был ограблен дерзко и очень профессионально. Причем наезд Куликов совершил со своей бандой в тот самый час, когда скопилась значительная выручка. Это не произошло неделей раньше или днем позже, они выпотрошили грузовичок в тот самый момент, когда в банк со всего района стеклось множество долларовых ручейков. В подобные совпадения верить нельзя. Наверняка у Куликова в банке имеется свой человек, через которого он выуживает ценнейшую информацию. Остается выявить этот источник.

Ознакомившись с несколькими десятками дел, майор Шевцов выделил трех вероятных подозреваемых. Именно им было известно о немалом количестве наличной валюты. В день ограбления банка инкассаторы прибыли с пятнадцатиминутным опозданием, что соответствовало договоренности. Об этом знали немногие, но вся троица попадала в их число, потому что «Мерседес» подъехал точно ко времени. И еще один немаловажный пунктик — все трое работали в банке сравнительно недавно, но почти сразу после их появления произошли две значительные кражи.

Первой из списка была женщина. Холеная черноокая брюнетка с гибкой талией и высоким бюстом, который она несла так же торжественно, как опытный официант — поднос с бутылкой дорогого шампанского. Такая женщина может быть желанной любовницей, великолепной собеседницей, если напрячь воображение, ее можно представить даже в роли друга, но агентом Куликова, лихорадочно листающего секретные материалы в отсутствие начальника отдела или директора, — увы, невозможно. Женщины с такими волнительными линиями бедер знают себе цену и продаются редко, но если все-таки подобное случается, то за очень большие деньги. «Интересно, какую сумму отвалил ей Куликов?» — подумал майор Шевцов, когда женщина, слегка изогнувшись, подобрала подол снежно-белого платья и присела на инвентарный, обшарпанный посетителями стул.