Тени южных скал - Александр Александрович Тамоников
— Вперед! — И снова окунулся в ледяную воду.
Ощупью, касаясь пальцами склизкой каменной поверхности, проплыл обратно до речного потока. Возвращаться оказалось труднее: струи сбивали его назад, не давая подняться против течения. Глебу пришлось добраться до каменной стены бухты и по большой дуге обогнуть весь водоем, чтобы не потерять последних сил в борьбе с горной рекой. Он вылез на сушу и почти сразу наткнулся на кучу из вещей. Все партизаны теперь были раздеты до нательного белья; они дрожали от ночного холода, жались друг к другу, чтобы сохранить хоть немного тепла. К командиру потянулись сразу десятки рук, ему помогли выбраться. Кто-то протянул сухую телогрейку — только капитан молча отодвинул в сторону теплую вещь. Сил разговаривать у него не было, надо было действовать дальше. Снова сверток из одежды в одну руку, а второй — грести к выходу из скалистой бухты. Пока плывешь по течению, можно ненадолго расслабить тело, а вот потом в открытом море изо всех сил грести к камням и снова выпрыгивать на них с размаху. Сознание было в тумане от холода; капитан заставлял себя действовать, проговаривая про себя приказы: «Поджигай! Три точки, три тире, три точки!» А потом опять ледяная вода и движение на ощупь. Разведчик потерял счет времени; из-за сильного переохлаждения и острой боли в руке, которой он держал факел, мысли двигались медленно. Иногда он приходил в себя и понимал, что провалился в какой-то полуобморок, и тут же отдавал команду снова: «Плыть к скалам! Быстрее!»
Куча из вещей уменьшилась вполовину за ночь, а утром Глеб уже не мог сам выбраться из воды. Он взмахивал руками, но проносил их мимо кромки берега: от сильной усталости и холода нарушилась координация. Ребята из отряда помогли ему, подхватили и вытащили на каменную поверхность. Он как был, почти обнаженный, мокрый, так и свернулся тугим комком и провалился в забытье. Несколько раз за день капитан вскакивал и выкрикивал:
— Катер! Сигнал, сигнал, они увидели сигнал?
Но ответом ему было только удрученное молчание. Старший из партизан откликнулся:
— Товарищ командир, по очереди дежурим на камнях. Сигнал подаем днем тоже — солнечными зайчиками от лезвия клинка.
— Правильно, это правильно, — пробормотал Шубин и снова впал в тяжелое забытье.
Он не видел снов, а отдых не принес облегчения или силы. Тело гудело от боли, глаза и горло опалило жаром. Но как только ущелье залила темнота, он снова был на ногах и готовился к очередному заплыву. На берегу осталось совсем немного одежды — ее едва хватило бы — на пару попыток подавать сигналы. Глеб не спрашивал, пришла ли помощь. По печальным лицам, запавшим ртам и потухшим взглядам командиру и так всё было понятно. Все держались из последних сил. Они не ели несколько суток, продрогли до костей без теплой одежды, а надежда на спасение таяла, как горстка курток на земле. Еще одна ночь дежурств на камнях бухты и потом — только медленная, мучительная смерть.
Шубин оборвал горькие мысли и спустился в стылые волны. На скалах, куда он выплыл с грузом на голове, его ждала тонкая фигурка. Юноша из отряда нес вахту на камнях, чтобы подать сигнал, если вдруг повезет и по акватории пойдет катер или корабль Красного флота. Он помог разведчику выкарабкаться на холодные гладкие перекаты.
— Возвращайся к остальным, — приказал ему капитан.
Темная фигурка осталась сидеть на мокром камне.
— Ты что, болит что-то? — Глеб обеспокоенно дотронулся до руки молчаливого дозорного.
Тот повернул к нему лицо:
— Зачем? Мы всё равно умрем. Я не хочу мучиться.
Юноша вдруг вскочил и выкрикнул:
— Я просил, просил — застрелите меня. Не хочу долго умирать, не хочу быть слабым! Лучше сдохнуть, чем стать слабым!
Он вдруг с размаху нырнул в серые волны. Чертыхнувшись под нос, капитан кинулся следом. В воде он взмахнул рукой и наткнулся на волосы, перехватил за шею юношу и потащил наверх из толщи воды. Над поверхностью тот забарахтался, пытаясь вырваться из крепких объятий спасителя:
— Пустите! Нет! Я не буду терпеть! Нет, я хочу умереть!
Рывком Глеб выбросил голое тело на камни, следом выбрался сам и схватил спасенного двумя руками:
— Нет, не разрешаю! Я твой командир, и я приказываю тебе надеяться, не падать духом! Ты понял? Я дал слово офицера, что вы вернетесь домой! И я сдержу его! Ты будешь жить, пока есть надежда на спасение!
Юноша в безысходности заколотил кулаками по камням:
— Нет надежды, нет! Ничего нет! Никто нас не спасет! Мы умрем тут, умрем среди этих камней. От голода, болезней. Голые останемся тут навсегда, никто даже не узнает, что мы здесь. Я не хочу, не хочу так умирать. Не хочу мучиться, я не выдержу этого. Мне так холодно, и всё болит. Сил нет, их совсем нет. Я не хочу бороться — я хочу умереть!
Шубин влепил ему пощечину, чтобы остановить истерику, и приказал:
— Ты будешь жить! Это приказ! Ты — партизан, ты — воин Красной армии и должен быть сильным всегда. Не хочешь ради себя — тогда живи ради своих товарищей! Им нужна помощь. Вот, держи. — Он сунул кусок ткани в дрожащие мокрые пальцы. — Будешь подавать сигналы, ждать и надеяться, что придет помощь.
