Секретный концлагерь - Александр Александрович Тамоников
– Это я, Алексей, – и стремительным рывком он оказался рядом с Мартынком.
– В следующий раз – предупреждай погромче, – сказал Семен. – Песню спой, что ли. А то ведь и до греха недалеко. Что, все прибыли? В полном составе?
– Как и положено, – сказал Мажарин. – Докладывай обстановку.
– Обстановка веселая, – сказал Мартынок. – Сам видишь. Главное, они совсем уже собрались трамбовать в грузовики несчастных пацанят! Вывели, выстроили гуськом… Ну, мы с Кириллом и шмальнули по ним очередями. Не по детям, конечно, и не по солдатам. Немцы рядом с детьми, можно сказать, в обнимку, так что сам понимаешь. А потому – мы шмальнули поверх голов, да еще по грузовикам. Рассчитывали, что это будет для этих бакланов неожиданностью. Так и оказалось. Струсили, затаились за машинами. Вот, постреливают… А пацанят загнали обратно. И сами не идут вперед. Понятное дело, они же не знают, кто мы, откуда взялись, сколько нас… Думаю, до рассвета все так и будет. А с рассветом, конечно, они расчухают, что к чему. Тогда-то и начнется настоящая оратория.
Он умолк, потому что заметил у грузовиков какое-то движение. И дал в ту сторону очередь. Кирилл, укрывшийся за соседними камнями, также выпустил две короткие очереди.
– Вот такая, значит, у нас тактика, – сказал Мартынок. – Не даем им высунуться. Что сказали по рации?
– Сказали, ждите подмогу, – ответил Мажарин.
– Покамест и на том спасибо, – хмыкнул Мартынок, помолчал и спросил: – Что, Павлина тоже здесь?
– А где же еще, – ответил Мажарин. – Все здесь.
– Да… – задумчиво проговорил Мартынок. – Все здесь… Жалко девчонку. Мы – другое дело. А она… Сберечь бы ее. Например, пускай бы она до прибытия подмоги схоронилась где-нибудь в городе. Скажем, в том костеле, о котором упоминал Ян. Что скажешь на это, командир.
– Ничего не скажу, – ответил Мажарин. – Потому что не согласится она. А приказывать я ей не стану. Могу даже объяснить, почему.
– Не надо ничего объяснять, – вздохнул Семен. – И так все понятно. Сам знаю, что никуда она не уйдет.
– Ладно, – сказал Мажарин. – Пойду распределять бойцов по позициям. Точнее сказать, поползу. И поставлю им боевую задачу.
И он уполз. Мартынок с тоской посмотрел ему вслед. Сейчас ему очень хотелось увидеть Павлину и сказать ей какие-нибудь слова. Неважно, какие и о чем, в данном случае смысл слов не имел значения. Самое главное – это быть рядом и чувствовать дыхание того, кто рядом с тобой. А слова всего лишь дополнение к главному.
Но Мартынок при этом понимал, что нет у него сейчас такой возможности – быть рядом с Павлиной. И права такого у него тоже нет. Ему нельзя покидать позицию ни на миг. Ему нужно следить за врагом. Потому что – вот он, враг, совсем рядом. Всего в каких-то ста метрах. А может, и того меньше.
Глава 21
До рассвета немцы не предпринимали никаких решительных действий. И это было понятно и объяснимо. Они не понимали, кто стреляет по ним из-за камней, откуда взялись те, кто по ним стреляет, сколько их. Лишь изредка тот или иной немецкий солдат высовывался из укрытия, и тут же из-за камней раздавалась короткая очередь. По причине непонимания немцы не выключали и прожектора – противнику, кем бы он ни был, в темноте было легче подкрасться ближе. Детей тоже не выводили наружу.
Словом, тактика немцев была ясна – им нужно было дождаться рассвета. Ясна была тактика и смершевцев – им необходимо было не позволить немцам погрузить детей в машины, а еще – дождаться помощи. При этом неизвестно было, когда прибудет помощь, потому что дождь не прекращался. А в дождливую погоду десант с неба высадить сложно. Не летают самолеты, когда идет дождь. К тому же смершевцам нужно было беречь патроны – боеприпасов оставалось не так много.
Наступило утро – безрадостное, мокрое. Дождь немного утих, но было видно, что в любой момент он может хлынуть с новой силой. Притаившись за камнями, Мартынок зорко наблюдал за противником и одновременно думал о Павлине. Он не мог о ней не думать. Как там она? Ведь холодно, сыро, одолевает усталость, хочется спать… Даже сам Мартынок – и то ощущает усталость, а что уж говорить о девушке? Конечно, она будет держаться изо всех сил – но сколько у нее осталось тех сил?
С рассветом немцы быстро разобрались, что к чему. То есть они поняли, что им противостоит совсем небольшая группа людей. Кто были эти люди, для немцев было неважно. Важно было другое – с ними легко можно было покончить и беспрепятственно заняться основным делом – погрузкой детей в машины и их отправкой.
Фашисты разделились на две группы. Первая группа принялась окружать смершевцев, а вторая – грузить детей в кузова машин. Детей вывели из ворот и торопливо, бесцеремонно, будто это были не живые дети, а какие-то бесчувственные вещи, стали забрасывать их в кузова. Это было плохо, очень плохо. Вот сейчас детей погрузят, и грузовики тронутся с места. И все, ищи их потом…
А из этого следовало вот что: грузовики ни в коем случае не должны были сдвинуться с места. Как этого добиться? Лишь одним способом – вывести их из строя. Но тут вырисовывалась еще одна проблема. Стрелять по грузовикам было нельзя, в них находились дети. Значит, нужно было бить не по самим грузовикам, а по колесам. С пробитыми колесами грузовик далеко не уедет, он даже с места не тронется.
Извиваясь ящерицей в холодной грязи и переползая с места на место, Мажарин раздавал указания своему немногочисленному отряду. Черных и Ян должны были стрелять по колесам грузовиков. Остальные – отражать наступление немцев и не позволить им окружить маленький отряд.
Так и сделали. Черных и Ян одиночными выстрелами стали бить по колесам, а Мартынок, Сенников, Павлина и сам Мажарин короткими очередями прижимать наступавших немцев к земле. Укрыться фашистам было негде: начиная от ворот лагеря до самых камней, за которыми находились смершевцы, было ровное пространство. И это давало смершевцам хоть и небольшую, но все-таки надежду выиграть время до прибытия десанта – больше им надеяться было не на что.
Первую атаку смершевцы
