Михаил Соколов - Гладиатор
Когда же наступил момент, сделавший невозможным эту прежнюю привычную жизнь? Что случилось?.. Отчего то, что лишь в глубине души она считала ложным и нечестным, сейчас стало просто невыносимым? События, как груз на спине вьючного животного: наступает предел, когда даже лишняя соломинка может сломить перегруженный хребет; она не могла понять, после какого момента.., что именно заставило ее до исступления возненавидеть отца.
Ночью она сумела уйти и, не думая ни о чем, изгнав все чувства, шла куда глаза глядят и вдруг оказалась у номера Николая. Его не было; она открыла дверь своим универсальным, как и у отца, ключом и стала ждать.
Она не думала, что скажет, и скажет ли вообще, потому что как такое рассказать?!
Измученная, истерзанная – и морально, и физически, – она незаметно уснула прямо в кресле.
Когда она проснулась, только-только начало светать. Воздух был еще туманно-серым, еще смутно скрывал очертания предметов, и первое, о чем она подумала, было ее решение во что бы то ни стало спасти Николая. Несмотря на обещание отца не допустить его гибели на арене, она сейчас, как никогда, была убеждена в обратном. Она знала своего отца, знала его мстительную, страстно-грубую натуру и непреклонную волю в достижении поставленной цели. Смерти Николая он хотел по разным причинам. Так что выбор между этим ужасным монстром Гоблином и Николаем мог быть сделан только в пользу первого. Гоблин одним своим видом привлекал зрителей, он был одним из удачнейших приобретений отца. И уже не раз расправлялся со своими противниками на арене таким чудовищным образом, что сами слухи об этом окупали заплаченные за него деньги. Игроки приезжали, делали ставки, тотализатор приносил доход.
Нина понимала, что задумал отец. Продемонстрировав всем незаурядные бойцовские качества Николая, он заставит часть гостей поставить на него. Может, большую часть, ведь впереди еще день и можно успеть убедить многих. Естественно, эти деньги (некоторые в .азарте или в трезвом расчете ставили до миллиона долларов) уйдут к владельцу тотализатора. Конечно, в том случае, если Николай будет убит. Надо во что бы то ни стало убедить Николая бежать. Бежать немедленно, как только он появится, бежать вместе с ней.
Подумав об этом, она сразу вспомнила, что заставило ее прийти сейчас сюда. И горячая краска стыда разлилась по ее лицу. Она понимала, как трудно, почти невозможно, все рассказать Николаю. Ее положение, казавшееся терпимым еще пару дней назад, теперь представилось ей не только кошмарным, но и безвыходным. Прежде о своем позоре она старалась не думать. Ведь посмей она воспротивиться его притязаниям, он не остановился бы ни перед чем. Мог даже выставить ее на арену на съедение диким зверям. Но сейчас собственный недавний инфантилизм ужаснул ее.
Из раскрытой двери балкона донеслись резкие звуки мотора водного мотоцикла. Кто-то на рассвете решил прокатиться. Она, вздохнув, пошла в ванную и долго мылась под душем. Завернувшись в халат подходящего размера, прошла в спальню. Она не стала одеваться, а села, опустив руки и голову, и изредка содрогалась всем телом, желая как бы сделать какой-то жест, сказать что-то и опять замирала. Ей было не просто тяжело, она испытывала страх перед новым, доселе неведомым ей состоянием. В душе все двоилось, как двоятся предметы в усталых глазах. Она не знала, чего боится, чего желает. Того, что было, или того, что будет. И чего именно.
"Что я делаю?" – спросила она себя, почувствовав вдруг боль в висках. И вдруг обнаружила, что изо всех сил сжимает их. Она вскочила и стала ходить по комнате.
Нет, теперь у нее есть цель в жизни. Она вспомнила о Николае, и горячая волна любви и нежности захватила ее. Надо действовать, действовать. Чтобы Николая не отняли у нее. Надо скорее, как можно скорее действовать, пока это не произошло. Надо уговорить его немедленно бежать. Это главное. Ей нужно успокоиться и выйти из этого мучительного положения.
Успокоение ей принесла мысль о том, что она уедет с любимым человеком. Сейчас. Немедленно.
Она быстро оделась, позвонила в ресторан и, заказав себе кофе в номер, стала ждать.
Когда Николай вошел к себе в номер, в нос ему ударил запах кофе, однако ему даже в голову не пришло увязать его с присутствием Нины. События этой ночи, казалось ему, так отдалили их, что думать о ней он мог лишь предельно абстрагируясь от нее живой: да, надо помочь, да, как и всякому, попавшему в беду человеку. А тут увидел ее так близко, в кресле, строго выпрямившуюся, поразительно красивую, черными древне дикими глазами смотрящую прямо на него…
И волшебно мерцали черным бархатом ресницы-бабочки… Все в ней живо напомнило ему их первую встречу в кабинете Качаури; сияние ее черных глаз и всего сливочно-загорелого лица напомнили ему ее совершенно такой, какой он ее тогда увидел. Но теперь он совсем иначе ощущал эту красоту. В его чувстве к ней уже не было ничего таинственного, сегодняшние ночные компьютерные постановки сделали ее более земной и грешной, и потому красота ее, хотя и сильнее, чем прежде, привлекала его, но в то же время и оскорбляла.
Кроме того, ночь порядком его измотала, а сон, который сморил его на берегу, не столько освежил, сколько истончил его нервы. Он знал, что ему обязательно надо поспать, чтобы накопить силы для вечернего боя.
Предстояло также сделать несколько важных вещей, например достать машину.
– Нина, – сказал он.
– Где ты был? Я тебя жду всю ночь! – вскрикнула она и запнулась, вспомнив, где ей пришлось побывать, прежде чем прийти сюда. Он тоже понял причину ее заминки.
– Мне надо было все обдумать, прежде чем явиться сюда. Мы могли бы вместе обсудить…
– Могли, – ответил Николай и вдруг подумал, что, возможно, ей уже доложили о том, где он был ночью и что видел на мониторе компьютера.
Он почувствовал себя таким уставшим, что перспектива скрывать свое знание, думать над каждой фразой, чтобы ненароком не проговориться, прилагать усилия.., непосильные сейчас, привели его в ужас, и он решительно бросил:
– Я все знаю.
– Что?
– Что у тебя с отцом…
– Что? – вспыхнула она и по его лицу поняла, что он имеет в виду.
И помертвела от страха. Загар ее побледнел, глаза еще ярче заблестели.
– – Ты меня больше не любишь? – убито спросила она и в ту же минуту, не в силах удержаться, зарыдала.
– Брось меня, брось! – выговаривала она сквозь рыдания. – Я уеду… Убью его и уеду. Ты меня не можешь любить. Я покончу с собой!
Ему стало жалко ее и все-таки досадно. Он уверял ее в своей любви, говорил, что не переставал и не перестанет ее любить, что любит больше, чем прежде.
Говорил так, потому что видел, только это теперь может успокоить ее. Однако в душе он ее упрекал.
И те уверения в любви, которые казались ему до того пошлыми, что даже совестно было их произносить, она впитывала в себя, как губка. Мгновенно отчаянный страх Нины перешел в отчаянную, страстную нежность: она обнимала его, покрывала поцелуями его голову, шею, руки.
Чувствуя, что разрыва не произошло, Нина развила бурную деятельность. Все еще блестя непросохшими слезами, тут же позвонила в ресторан, заказала обильный завтрак на двоих (сама есть не хотела, но решила, что Николаю двойная порция не повредит), отправила его в душ, позвонила в гараж и приказала подготовить машину. Она практично решила, что для бегства лучше всего подойдет "Форд-внедорожник", великолепной мощи машина сиреневого цвета, которую она, впрочем, почти никогда не использовала из-за накрутки тяжелых труб вокруг корпуса, хоть и придававших вид надежности, но задевавших ее эстетическое чувство.
Николай вышел в халате значительно посвежевший.
Подоспел к завтраку, который на тележке вкатил поваренок.
Он с аппетитом съел курицу, салат из морской дальневосточной капусты и выпил две чашки кофе с двойными бутербродами: хлеб, масло, сыр, ветчина – ему так нравилось. Было еще много чего, но оставил, и так достаточно.
– Машина будет готова минут через пятнадцать, вчерашний наличный тотализатор у меня в сейфе. Там же деньги, которые чуть не украл Упырь. Мы их все берем, на первое время хватит. Там около полутора миллионов долларов.
Он застыл, забыв сделать глоток. Упоминание об Упыре неприятно поразило его. Поставив чашку на стол, он достал сигарету, закурил. Она улыбалась и, глядя на него, ожидала похвалы за свои энергичные действия.
– – Почему ты решила, что мы уедем прямо сейчас?
– А когда? – испугалась она. – Не хочешь же ты сказать, что останешься до вечера? Или собрался драться с Гоблином?
– Именно это я и хочу сказать.
– Но это же самоубийство! – всплеснула она руками.
Он вспомнил, что хотел спросить.
– Кроме компьютерного зала на восьмом этаже, здесь есть еще возможность следить за постояльцами?
