Когда шатается трон - Андрей Ильин

Час, два, три… Ночь уже морозцем прихватывает.

– Люди подмерзают. Может, в барак по очереди пускать?

– Нет. Перегоните машины за фундаменты, чтобы их с дороги не видно было, и разводите костры, тлеющие, чтобы без лишнего пламени. Пусть около них бойцы греются. Половина. Другие – в машинах сидят. Если караулы заметят что-то подозрительное – оружие в схрон, форму долой, в руки ломы и лопаты и долбите там что-нибудь. Работа у вас ночная. Времени, пока гостей на КПП держат, будет предостаточно. Разведением костров пусть урки занимаются, нехрен им хари в бараке мять.

– Урки могут не согласиться.

– Тогда своими ж… будут личный состав греть. Так и передай. Кто выступать станет – того в расход, чтобы другим неповадно было. Бригадиром этого назначишь, у которого бабушка-фрейлина, он справится.

Потянулись воры с топорами и пилами. Запылали костры, возле которых быстро сколотили навесы и сиденья, поставили термосы с горячей едой. Так бы на фронте…

– Партизан, пойди проверь на всякий случай караулы. Ты умеешь, как лисица.

Исчез Партизан в темноте. Прошёл по «секретам».

– Стой, кто идёт?

– Двадцать два.

– Ты, что ли, Партизан?

– Я. Как служба?

– Нормально.

– Когда смена?

– Через полчаса.

Дальше пошёл, да так, что снежок под ногой не скрипнет, ветка не обломится. Умеет Партизан ходить, как зверь лесной – немцы научили. А кого не научили, тех уже нет…

Долгие ночи в начале марта. Томительно идёт время. Дремлют бойцы возле костров, друг на друга навалившись.

Свет какой-то.

– Что там у тебя?

– Машины по дороге прошли. Легковые.

– Сколько?

– Вначале две, потом еще три.

– Какие?..

– Серьёзные машины, на таких дачники не ездят. Они вообще по этой дороге не ездят. Тем более в марте.

– Сидим, ждём.

– Чего?

– Сигнала.

С КПП телефонный провод бросили, затащили аппарат в кабину первого грузовика, куда Пётр Семёнович сел, в тулуп закутавшись. Рядом Абвер.

– За небом в оба смотрите, если связь оборвётся, то будет белая ракета…

Будет ли?..

Горят костры, отбрасывая отблески на лица и погоны, гудят на холостых оборотах моторы, бензинчик кушают.

Уже утро не за горами.

Опять машины, но уже в обратную сторону. Пролетели на скорости, ревя моторами.

Еще час.

Два.

Три…

Звонок… Странный в кабине грузовика. Голос. Его!

– Всем отбой.

– Что?

– Отпускай людей, твоя задача на сегодня выполнена. Дальше обычным порядком. Повтори, как понял приказ.

– Людей с дежурства снять, машины на стоянку, работы продолжать в плановом порядке.

– Правильно понял.

– Как долго здесь будем?

– Столько, сколько нужно. Давай, строй, возводи стены, может, они кому пригодятся. От телефона не отходи. Если что, позвоню тебе лично или пришлю доверенного офицера. Всё. Отдыхай. Пока…

И непонятно, зачем была нужна вся эта ночная карусель.

А утром, по радио:

– От Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Совета Министров Союза ССР и Президиума Верховного Совета СССР ко всем членам партии, ко всем трудящимся Советского Союза. Дорогие товарищи и друзья! Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Совет Министров СССР и Президиум Верховного Совета СССР с чувством великой скорби извещают партию и всех трудящихся Советского Союза, что пятого марта в девять часов пятьдесят минут вечера после тяжёлой болезни скончался Председатель Совета Министров Союза ССР и Секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Иосиф Виссарионович Сталин. Перестало биться сердце соратника и гениального продолжателя дела Ленина, мудрого вождя и учителя Коммунистической партии и советского народа – Иосифа Виссарионовича Сталина…

Черт возьми!.. Ошарашенные командиры встали в кружок, слов не находя. Хотя понимали, догадывались, как многие в стране, но всё равно как гром среди ясного неба. Сколько десятилетий с вождём на свободе и на зоне, войну переломили, немца одолели, сколько натерпелись-намыкались, но всё равно оторопь берёт – что теперь будет?.. Без него?.. Может, самое худшее, как в восемнадцатом, и тогда покатится по стране кровавый каток гражданской войны, подминая под себя города и веси и множа по погостам кресты и звёздочки…Ведь никто не знает, куда Русь-тройку понесёт и кто ее будет кнутом охаживать…

Молчат командиры.

– А всё-таки хорошо, – тихо произнёс Крюк.

– Что «хорошо»?

– Что не мы… Что без нас.

– Ты думаешь?

– Я не думаю, я «барбос», я привык фактики один к другому складывать, как кирпичики, а потом выводы делать. Так меня старшие товарищи учили. И жизнь. Мы здесь?.. Здесь! Вчера тревогу сыграли, нас в машины затолкали при полном вооружении, даже в барак не запустили. Почему? А утром отбой объявили – форму долой, оружие – в схрон… И тут же сообщение по радио. Такая цепочка выстраивается.

– Кто мог?

– Тот, кто нас сюда посадил. Или другой. Хозяин многим поперёк горла встал. Как кость. Или всё само собой случилось, а нас на цепи против друзей-соратников держали, потому как они над неостывшим еще телом сцепиться могли. Зачем гадать… Главное, что не мы, что не взяли грех на душу. Покойник, конечно, был тот еще злодей, но страну удержал и немцам не отдал. Под немцами всяко хуже было бы. А может, еще и будет. Без него…

И так все подумали. Вся страна. Потому что не раз разворачивало Русь-матушку на полном скаку оглоблями в обратную сторону, от того, что кто-то новый на ко́злы взгромоздился и вожжи с кнутом в руки взял. И никто добра от той смены не ждёт, а только сплошную маету.

– Надо бы бойцам сказать.

– Вот и скажи…

Стоят бойцы, в услышанное не верят. Вождь умер… Что теперь со страной будет? И с ними. Но не все растеряны, кто-то улыбается в воротник – теперь амнистия случится непременно. Она всегда случается, когда кто-то из бонз богу душу отдаёт. А всё остальное для зэка неважно, лишь бы с нар соскочить, а там хоть солнце не вставай, хоть трава не расти!

Но гаснут улыбки. Какая амнистия, когда они не зэки, когда они непонятно кто – трупы, похороненные в выбитых в вечной мерзлоте ямах. Не может быть для них амнистии, так как нет их на свете.

– Слушать сюда! – гаркнул Кавторанг. – Нечего тут сопли на кулак мотать. И радоваться тоже. Нечему радоваться. Для нас ничего не меняется. Первая смена заступает на общестроительные работы, вторая и третья – отдыхают. И без разговорчиков – разговоры нас не спасут.

– А дальше что?! – крикнул кто-то из строя.

– Дальше будет вечер и ночь. А потом утро. Это я точно