Андрей Таманцев - Псы господни
— Оставь, Янг. Без толку. Пошли опросим хозяйку, может быть, она что-то видела.
— Черт побери! — ударил себя кулаком по колену Нейл Янг.
Смертельно напуганная женщина, которая больше никогда не станет открывать дверь незнакомым людям, едва могла ворочать языком:
— Жили тут узбеки разные. А постоянно только вот этот, Ибрагимка...
— В последние дни кто тут был? Быстро вспоминайте!
— Кто-то был... По шуму слыхать...
— Кто?
— Нешто я видела! Они не выходили. Только Ибрагимка и бегал, — при слове «Ибрагимка» перед бабой Машей сразу вставала картина его искалеченного тела на кухне, и она наполнялась животным ужасом.
— Русские у него были в последние дни? — тормошил ее Нейл Янг, не давая окончательно обмереть со страха.
— Дня два назад пришли двое: русский и нерусский. Может, они и жили, а может, нет...
— Кто эти узбеки, которые живут здесь?
— Обычные. Иногда только шум от них большой. У дяди у Ибрагишкиного ресторан, — вспомнила она.
— Какой ресторан?
— Ихний, «Ташкент».
Нейл Янг понял, что дальше зря теряет время. Было понятно, что Амир и Дудчик если и были здесь, то, скорее всего, ушли. Причем ушли недавно. Вот что значит проводить силовую операцию безо всякой подготовки, без наблюдения! Если бы они имели время установить, что квартира пуста, что в ней остался только присматривающий мальчишка, они легко приняли бы самое верное решение: например, тихо взять этого Ибрагима, толком расспросить его о гостях и о собственном дяде, потом устроить засаду на этого дядю и выяснить, куда отправились Али Амир и этот чертов информатор, из-за которого рушится вся его карьера...
А пока они имеют грязную бессмысленную мясорубку, результат — ноль, да еще придется убирать эту женщину-свидетельницу, видевшую их лица.
Нейл Янг отдал приказание по-английски:
— Быстро разбейте компьютер, достаньте «винчестер», если он цел. Ликвидируйте женщину. И сразу уходим.
* * *Пастухов мчался в Кунцево, прикидывая по дороге расстановку сил. Соблазнительно, конечно, было штурмовать, но гораздо разумнее обложить их, как волков, опустить от соседей сверху микрофон в вентиляцию и узнать обстановку досконально. Если они действительно там, то не уйдут. Хорошо, что Артист наряжен милиционером.
Возле нужного дома он крикнул в окошко «рокеру» Мухе:
— Давай за дом с мотоциклом. Следи за окнами, пока я «милиционера» не пришлю.
Все вчетвером вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. Тут их подстерегала неожиданность: Пастух увидел приоткрытую дверь в соседнюю квартиру, тревожно валяющуюся перед нужной им дверью женскую тапочку. Но самое важное — в воздухе чувствовался запах пороховой гари. Он прислушался под дверью: шаги, невнятные голоса.
— Они тут. Боцман и Док, оставайтесь, Артист, за мной!
Пастух и Артист позвонили в квартиру восемьдесят, расположенную прямо над искомой семьдесят шестой.
— Кто там?
— Милиция. — Артист стоял во всей милицейской красе перед глазком, сделав строгое, но справедливое лицо и развернув перед собой, как это положено, служебное удостоверение.
Поворчав что-то, дверь открыл мужчина в «семейных» трусах:
— Чего вам?
Артист решительно потеснил его внутрь квартиры и тихо спросил суровым, как в кино, голосом, чтобы добиться нужного эффекта:
— Снизу шума не было? Выстрелов? В квартире под вами засели преступники!
— Блин! Был выстрел! Минут пять назад, это же стреляли, мать твою еж!
Артист вынул свой любимый шестнадцатизарядный «глок», удобный в бою, и предупредил хозяина:
— Мы спустимся к ним на балкон. Не высовывайся никуда, побудь на кухне.
Через мгновение Пастух уже был в гостиной, привязывал к батарее парового отопления альпинистский шнур, затягивал пояс и открывал окно. Артист вышел через спальню на балкон и делал то же самое, крепя веревку к ограждению. Оба переглянулись и разом повисли на стене.
Муха потихоньку газовал на углу дома, — ему откровенно не нравился мужчина в летнем пиджаке, одиноко сидевший на краю песочницы, на самом солнцепеке, и читавший газету. «Читатель» почему-то регулярно посматривал вверх на те же самые окна, что нужны были Мухе.
Как только на балконе этажом выше появился Артист без фуражки, Муха, понявший, что сейчас будет штурм, чертом выскочил из-за угла, лихо развернулся и понесся прямо на песочницу.
Человек изумленно застыл, что неминуемо отвлекло его от происходящего на стене дома между третьим и четвертым этажом. Впрочем, нельзя было ему отказать и в хладнокровии: быстро поняв, что к чему, он не сунул руку под мышку, не стал засвечивать зря оружие, а довольно спокойно поджидал размалеванного ковбоя на мотоцикле, надеясь на собственные глазомер и сноровку — они выручат, даже если дурака-рокера угораздит по глупости вылететь прямо на него.
Но Муха не подвел, он с отменной рокерской лихостью развернулся перед самой песочницей, взметнув в сторону мужчины фонтан пыли.
А потом со словами:
— Братан, тут наши пацаны не тусовались? — снял шлем и ударил им боевика в переносицу.
Мужчина завалился в песочницу, открыв на обозрение кобуру под мышкой, а Муха аккуратно поставил мотоцикл, разоружил боевика, надел на него наручники и к тому времени, когда Пастух и Артист начали спуск по стене, уже стоял с пистолетом на изготовку, чтобы контролировать окна. На тот случай, если из них кто-нибудь неожиданно высунется и попытается подстрелить его товарищей.
Пастух и Артист еще раз переглянулись и, держа наготове пистолеты, разом пошли вниз по стене.
Кинув взгляд в комнату через стекло, Артист спрыгнул на балкон и сразу открыл огонь на поражение по двум сидящим на кровати мужчинам. Они курили, глядя на лежащее в углу тело пожилой женщины. Боевики не успели ничего предпринять: выстрелы сшибли их на пол, как кегли. Артист отцепил от страховочного пояса карабин альпинистского шнура и бросился внутрь квартиры, где тоже началась стрельба.
Обнаружив в большой комнате мужчину, курочившего зачем-то корпус компьютера, и определив, что это не Дудчик, Пастух выжидал какое-то время, решая, что предпринять. Решение пришло само, едва мужчина сделал движение, чтобы схватить со стола пистолет, услышав выстрелы Артистова «глока»: не раздумывая больше, Пастух прострелил ему правое плечо. Тем временем Артист разбил ногой стекло и проник внутрь квартиры. Он не оглядывался направо, на кухонное окно, — знал, что Муха его уже контролирует снизу.
Нейл Янг, решивший в какой-то момент, что стопка спиртного ему не помешает, находился во время этого штурма на кухне. Услышав первый выстрел, он в первую очередь бросился к окну и отпрянул, схватив краем глаза незнакомую черную фигуру внизу, вытянувшую по направлению к нему руки. Стрелку внизу помешали два обстоятельства: скорость перемещения Янга — голова его лишь на мгновение мелькнула за окном справа налево — и неудобство стрельбы снизу вверх. Так что Янгу повезло: пуля, пущенная Мухой, прошла мимо и ударила в стену, обдав его штукатуркой.
Нейл Янг слышал звон стекла в комнатах, понимая — это идет штурм квартиры снаружи, через окна. И решил использовать свой последний, и очень ненадежный, шанс — попробовать прорваться через двери на лестничную площадку. Нейл успел отодвинуть защелку замка, успел рвануть дверь на себя. Действия его за многие годы были доведены до автоматизма: едва дверь пошла, раскрывая дверной проем, он, ведя руку по плавной дуге снизу вверх, три раза выстрелил вслепую и тут же понял всю бессмысленность этих действий.
Дверной проем был занавешен большой светлой рубахой Боцмана, которая надежно закрывала обзор. Док, вне всякой досягаемости для выстрелов, находился наискосок от двери и целился в нее, утвердив руки на перилах. А Боцман, голый по пояс, лежал на животе в коридоре соседней, оставшейся открытой квартиры, выставив руки вперед. Он только и ждал того дурня, который подставит ему под выстрел коленку или поднырнет под рубаху, чтобы поймать пулю головой.
Слева уже выходил на огневой рубеж Артист, пробежавший через спальню. Поэтому Нейл Янг, склонный к мгновенным оперативным решениям, принял главное из них: он бросился плашмя на пол, выкинул из рук пистолет, который загремел на лестничной площадке, и крикнул:
— Сдаюсь! Не стреляйте!
Разведчик есть разведчик: за мгновение, равное небольшой доле секунды, он успел оценить ситуацию и понять, что в тюрьму лучше попасть совершенно здоровым, а не инвалидом с простреленной ногой или печенью. Шансов выбраться у него не оставалось: обе комнаты, кухня и лестничная площадка контролировались профессионалами. Позже он признался, что больше всего его поразила рубаха в дверном проеме, зацепленная за верхний косяк, — этот оригинальный прием он встретил впервые.
Оставался у него, конечно, еще один выход, но мысль о самоубийстве была глубоко противна его религиозным убеждениям.
